Читать книгу "Большая книга ужасов 74 - Роман Волков"

Благодаря его покровительству я мог больше не бояться преследования инквизиции…. А поверьте мне, бояться было чего. Иезуиты и эти проклятые «псы Господа» преследовали всех и каждого, кто пытался разобраться в тайнах мироздания. Они боялись, что это лишит их власти и развеет «тайну божественного творения», как прах по ветру. Нужно отдать им должное, в этих опасениях они были правы. И многие, о, очень многие великие умы отрекались от своих исследований перед страхом оказаться на костре. Не всякий был готов за свои убеждения пройти через аутодафе. Н-да, далеко не всякий…

Хриплое карканье «огарка» ненадолго стихло. Само собой, замолчал и переводчик. Двигались по узкому каменному коридору в полном молчании, в котором стали слишком громко и тревожно выделяться звуки шагов и шорох вращающихся колес.

«Сколько мы уже идем?» — внезапно подумала Лариса Грехова, чуть расслабляя затекшие руки — бессознательно она всю дорогу крепко прижимала к себе тетрадку. Деть ее было некуда, а опустить руки девушка боялась: казалось, если она это сделает, то угрюмый бесконечный коридор никогда их не отпустит — так и будут веками по нему кружить оплывшее чудовище на каталке, бесчувственный солдат и кучка перепуганных студентов. Будущую учительницу снова стал захлестывать ужас. Но когда она уже готова была поддаться панике, Карло Пазоротти снова закаркал, и коридор наполнился равнодушным, хорошо поставленным голосом переводчика — они, как по волшебству, «выключили» переживания Ларисы, целиком и полностью приковав к себе внимание:

— Но как я уже сказал, моим покровителем стал благословенный Виктор Амодей. Благодаря ему мне удалось добиться невероятных успехов… И, скорее всего, в некоторой степени именно ему я обязан тем, что жив до сих пор. — «Огарок» опять заперхал и забулькал, хихикая над какими-то своими мыслями. Но быстро успокоившись, снова продолжил:

— Его Светлость был уникальным человеком: одаренным, умным, страстным и любознательным. Под его эгидой я занялся поисками апейрона — легендарного первовещества, о котором говорили еще древние греки. Мы с герцогом рассчитывали, что из апейрона можно будет получить любую материю, как живую, так и неживую, но главное — золото. По сути, первовещество представлялось мне неким аналогом философского камня для алхимиков. Но, конечно же, оно не могло давать бессмертия — тогда я был уверен в этом. — Пазоротти опять развеселился, захрипев пуще обычного. — А в остальном апейрон, по моим расчетам, должен был превзойти любой гипотетический философский камень.

Работа спорилась. Я уволился из университета, чтобы посвящать все свое время изысканиям. Виктор Амодей предоставил мне все возможные удобства, так что я был уверен, что в итоге добьюсь успеха…

По коридору разнеслось какое-то громкое шипение, похожее на змеиное. Лампы на стенах мигнули, студенты непроизвольно вздрогнули и стали озираться. Через несколько секунд до них дошло, что жуткий звук — это вздох Карло Пазоротти. Кое-кто нервно хихикнул, почувствовав внезапное облегчение.

Тем временем итальянский ученый повел свой рассказ дальше:

— Собственно, можно сказать, что определенных успехов я действительно добился — в противном случае мы бы сейчас с вами не разговаривали. Но успехи эти могли бы быть много большими, не допусти я небрежность, которая навсегда изменила мою жизнь и меня самого.

Эксперименты давали самые обнадеживающие результаты: я выделил субстанцию, которая обладала многими свойствами первовещества, как их описывал Анаксимандр и как представлял себе их я сам. Мне помог случай. Элементали четырех стихий, умирающее солнце, кровь девы и мои собственные эмоции (страх, восторг, ненависть) привели к чуду: на моем столе появился крохотный сгусток цвета ушной серы, он словно дышал.

Не зная досконально, как апейрон будет взаимодействовать с окружающей средой, я придерживался всех возможных мер предосторожности, но, к сожалению, этого оказалось недостаточно. Я сам, будучи всего лишь человеком, подверженным телесным немощам, стал источником катастрофы. Чрезмерно переутомившись от постоянных экспериментов и ведения подробных зашифрованных записей, в один из дней, вместо того чтобы покинуть лабораторию и отдохнуть, я решил продолжить исследование, хотя буквально засыпал на ходу. Я не мог сосредоточиться, но продолжил работать с полученным апейроном и случайно коснулся его — это и определило мою дальнейшую судьбу.

Первовещество намертво приклеилось к коже и не желало с ней расставаться. Я поначалу не заподозрил опасности, хотя не отрезать, ни расплавить, ни заморозить его не удавалось. Перепробовав тысячу способов, ваш покорный слуга, погрязнув в своем невежестве, смирился, решив, что кусочек желтого воска вряд ли может стать проблемой — люди живут с куда большими увечьями.

Но я оказался преступно недальновиден. Со временем апейрон все глубже проникал в мое тело, реорганизуя его по своим собственным законам, которых я не знал тогда и, к моему великому стыду, не знаю и поныне.

Превращение проходило быстро, но мой организм отчаянно сопротивлялся. Я бился в конвульсиях и выл от боли несколько недель подряд. Мои слуги и помощники в ужасе разбежались, Виктор Амодей, уже получивший титул короля Сардинии, конечно же, тоже ничем не мог мне помочь… Титул и ответственность перед своей страной не позволили ему и дальше оказывать мне покровительство, а инквизиторы давно точили зуб на Карло Пазоротти — «отъявленного еретика и чернокнижника».

Когда в мой дом вломились «псы Господа», я не мог оказать им сопротивления. Тело мое перестало мне принадлежать, превратившись почти в то, что вы увидели сегодня. Я не мог ходить, есть, спать или отправлять другие жизненные потребности. Наверное, можно сказать, что я перестал быть человеком. Но религиозных фанатиков, жаждавших отправить меня на костер, не остановил даже ужас, который они испытали при виде того, что стало с их заклятым врагом.

Продержав меня недолго в казематах, они устроили тайное сожжение — показать людям то, во что я превратился, они побоялись. Каких же высот достиг их страх, когда оказалось, что мое новое тело не желает сгорать! Моя плоть загоралась, да. И я при этом испытывал невыразимую муку. Но сгорать апейрон не хотел.

Не зная, как поступить с таким святотатственным феноменом, инквизиторы бросили меня в самый глубокий каменный мешок монастыря Святого Архангела Михаила. И постарались обо мне забыть.

В казематах монастыря апейрон все больше оплетал мое тело. Мой разум. Монахи в ужасе отшатывались от жуткого зрелища и не прикасались ко мне. Убить меня они боялись и решили просто уморить голодом и жаждой. Но и тут просчитались.

Взращенный моей кровью, моим сознанием апейрон приобрел способность мыслить, питать сам себя и расти. Теперь он стал кормить меня.

Шли годы. А может, столетия. День был как год, а год — как минута. Я был словно в анабиозе. Спал и грезил, а в моей голове что-то мешалось, создавалось… апейрон без подпитки извне перестал расти и словно затаился.

Глава 8

Ш