Читать книгу "По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов"

Приводил Моисеев и один случай, который, представляется симптоматичным для понимания механизмов коллаборации. Генерал-майор вспоминал, как «идя утром в штаб, я встретил сотника Коваленко, кубанского казака, с человеком мне незнакомым. Он представил его мне как майора Красной армии, сброшенного с аэроплана для руководства отрядом в 200 партизан; руководить действиями партизан в районе Матовиловки — Фастов. Первое их действие заключалось спуском поезда под откос.

Встреча наша была очень неприветливая, но поздоровались мы с рукопожатием и вошли в помещение, в мой кабинет. Коваленко я удалил, и остались мы вдвоем. Мое предложение было такое, что я — Белый офицер, с оружием в руках боролся с большевиками, России я не изменял и, служа в Зондерштабе, продолжаю служить России.

Майор может быть покоен, что он не будет задержан — это мое офицерское слово. Майор смотрел с недоверием, затем достал револьвер и положил на стол. На это я ему сказал, что разве мы встретились для того, чтобы убивать друг друга, предупредив, что если он пристрелит меня, то живым и он не останется. Мои суждения видимо подействовали, и последовало предложение револьвер положить в ящик стола. Он сказал, что я его обезоружил — он мне доверяет. После был принесен завтрак, майора накормили, снабдили сигаретами, консервами, вернули револьвер. Узнали где что есть и условились встретиться в будущем, как друзья — Россияне.

Так оно и было, были встречи. 200 человек партизан перешло, изъявив желание поступить в РОА; часть вернулась домой на территорию, занятую немцами, часть ушла на работы в Германии.

Майора я еще встретил в Мюнхене, и он уехал в Америку».

Судя по всему, Моисееву в этой истории гордиться особо было нечем. Похоже, безымянный майор с самого начала хотел сдаться и искал только лишь гарантий безопасности для себя и своих людей. Поэтому он и пошел на контакт, сначала с Коваленко, а затем и с самим Моисеевым. Впрочем, генерал-майор подчеркивал, что это не было единственным случаем, когда «многие отряды партизан, переходившие к нам», просили «дать им возможность поступить в РОА».

Вместе с тем были и обратные переходы. Тот же Моисеев вспоминал, что его предшественник по должности в Зондерштабе «бывший полковник генерального штаба Красной армии ушел обратно к красным, так что положение было и сложное, и очень опасное». Моисеев признавал, что в варшавском Зондерштабе, где «появлялись различные люди… я убедился, что большой процент был из разведки советской, из-за чего было немало жертв». В свою очередь Иван Грибков, Дмитрий Жуков и Иван Ковтун утверждали, что большая часть попыток внедрить советских агентов в состав Зондерштаба были безуспешными. Так, в приказе № 00188 от 8 сентября 1943 года Хольмстон-Смысловский объявлял благодарность сотрудникам 2-го отдела «в ликвидации коммунистической ячейки в системе Зондерштаба». И действительно, если посмотреть «Схему построения немецкого разведывательного и контрразведывательного органа “Зондерштаб Р”», составленную начальником 2-го управления НКГБ БССР, подполковником госбезопасности Федоровым 27 августа 1944 года, то нельзя не отметить, что она явно устарела. Например, согласно Федорову, отдел информации и пропаганды у Хольмстона-Смысловского возглавлял Александр Вюрглер. В реальности, еще в конце 1943 года, он был отстранен от занимаемой должности. Правда, чекистам все-таки удалось расшифровать псевдоним фон Регенау, и в начале 1945 года у генерал-майора появилось новое агентурное имя Артур Хольмстон.

Важно учесть, что некоторые «кроты» в свою очередь переходили на сторону немцев. Так, майор разведуправления генштаба (будущий ГРУ) Демченко был оставлен в Киеве для формирования антинацистского подполья. Он должен был, в частности, руководить диверсионно-разведывательной деятельностью. В числе прочих его инструктировали замнаркома внутренних дел УССР Тимофей Строкач, курировавший формирование истребительных батальонов и партизанских отрядов на Украине, и 1-й секретарь ЦК КП(б) Украины Никита Хрущев. В итоге, Демченко действительно возглавил отдел контрразведки. Правда, в рамках киевского отделения Зондерштаба, в котором он боролся с городским подпольем и местными партизанскими отрядами.

Случалось бывшим сотрудникам НКВД быть причиной и комических историй. Об одной из них после войны рассказывал Георгий Клименко. Однажды Хольмстон-Смысловский (тогда еще подполковник[78]) инспектировал один из недавно созданных батальонов в районе Пскова. В тот же день ему было необходимо попасть в соседнюю часть. Путь (примерно 22 км) в основном лежал через лес, в котором располагались партизаны. У местного коменданта не оказалось свободных военнослужащих для охраны Хольмстона-Смысловского, тогда «оказавшийся здесь командир русского батальона предложил ему своих людей.

— А люди у вас проверенные? — спросил подполковник.

— Люди отличные. Можно им смело доверять, — ответил командир…

— А давно ли они с нами?

— Ну… недели две, как перешли к нам.

— Что ж, давайте!

Команда была дана, и, когда подполковник подошел к своему “гелэнде вагену” (возможно, Daimler-Benz Gelandewagen Тур 4 (G4). — А. М.), он увидел в ней уже сидящих четырех молодцов. Сев сзади, он был немедленно окружен конвоирами. Двое сели по сторонам, впереди с шофером — еще двое. Все вооружены автоматами и гранатами.

— Не беспокойтесь, господин подполковник! — Обернулся один из конвоиров, улыбаясь во весь рот — Довезем преотлично! Мы старые энкавэдисты. У нас большой опыт, как конвоировать.

Шофер — немец, понимавший по-русски, весь съежился (возможно, обер-ефрейтор Вебер. — А. М). Неприятно сидеть с вооруженными энкавэдистами. Не совсем уверенно чувствовал себя и подполковник. Но что же было делать? Проявить недоверие было нельзя.

— Поехали, с Богом! — сказал он…

Подполковник… отстегнул пистолет и бросил его на заднее сиденье, подчеркивая тем самым свое доверие к конвоирам. И они это доверие оправдали. Дорога шла густым лесом. Непроглядный ночной мрак окутал землю. Конвоиры могли сделать в лесу все, что им угодно. Организатор русских национальных сил был целиком в их руках. И то, что им было угодно, они выполнили: благополучно доставили его к месту назначения».

Следует, впрочем, отметить, что даже исключая «кротов», состав зондерштабов организации Смысловского был различен. Как среди немецких сотрудников, так и эмигрантов были люди, искренне верившие в нацистскую идеологию. Так, эмигрант первой волны, дешифровалыцик подполковник Ростислав Долинский (сын главы канцелярии великого князя Кирилла Владимировича генерал-майора Евгения Доливо-Долинского), в своих воспоминаниях разделял многие положения нацистской мифологии, например, о восстании в Варшавском гетто 1943 года, как якобы инспирированном союзниками. По некоторым сведениям в Зондерштабе какое-то время состоял Иван Демьянюк, служивший охранником концлагерей. Были и русские националисты, как, например, монархист Борис Коверда (оперативные псевдонимы «Сергеев», «Василенко», «Сафонов»), застреливший 7 июня 1927 года одного из убийц последнего русского государя красного полпреда Петра Войкова. Он служил вместе с другим монархистом, Митрофаном Моисеевым, в осведомительном секторе 2-го отдела киевского Зондерштаба. Из других известных личностей можно назвать полковника Сергея Ряснянского (псевдоним «Репнин»), участника мятежа Корнилова, «быховского узника», служившего в разведывательном отделе Добровольческой армии, и Бориса Врангеля (племянника главнокомандующего), бывшего помощником резидента города Остров и, одновременно, работавшего в знаменитой Псковской миссии.[79] Представляется, что, при лояльности к Германии со стороны Смысловского, подобные взгляды, очевидно, не входили в противоречия с его собственными убеждениями. Вместе с тем такой «плюрализм» приводил к не всегда здоровой обстановке в команде, что усугублялось и столкновениями на личной почве. В частности, возник конфликт между полковником Михаилом Шаповаловым и генералом Митрофаном Моисеевым, закончившийся клеветническим доносом в адрес последнего. По версии генерала, столкновение было вызвано его нежеланием отвезти супругу и сына Шаповалова в Киев — «так, чтобы они не вернулись». Официально Моисеев был обвинен по бытовой статье — за утрату 40 бутылок водки и в ходе суда оправдан.