Читать книгу "Драма в кукольном доме - Валерия Вербинина"

Амалия расхохоталась, но дядя уловил в ее смехе истерические нотки и нахмурился.

– Дядя, – внезапно спросила молодая женщина, – скажите, вы когда-нибудь ненавидели кого-нибудь так сильно, что сердце словно сжимается от ненависти?

– И становится тяжело дышать, – задумчиво уронил Казимирчик. – Да, со мной такое случалось.

– И что вы делали, чтобы… чтобы вам стало легче?

Дядюшка нахмурился.

– Боюсь, это слишком… слишком сильный способ, – сказал он наконец. – Тебе он вряд ли подойдет.

– Ну а все-таки? Дядя, я не стала бы спрашивать, если бы…

– Хорошо, – сдался Казимир. – Я представлял себе, что мой враг лежит в гробу, неподвижный и безгласный, и больше ничего не может мне сделать. Понимаешь? Ничего.

Амалия недоверчиво посмотрела на своего собеседника.

– Я предупреждал тебя, что этот способ не для дам, – быстро добавил дядюшка.

– Странно, – пробормотала его племянница, – я даже не могу представить, чтобы кто-то мог внушить вам такую неприязнь… Вы всегда казались мне таким уравновешенным…

И еще она не сомневалась, что природный эгоизм Казимира предоставляет ему непроницаемую броню, которая защищает его от слишком сильных переживаний. Но сказать это вслух Амалия не осмелилась.

– Тот, кого вы ненавидели, кто это был? Мужчина или женщина?

– Семья, и даже хуже – мои родственники. – Казимир усмехнулся: – Опекуны, которые обчистили нас с твоей матерью и оставили без ничего, да еще попрекали тем, что мы стали для них обузой. И когда мне становилось совсем невмоготу, я воображал себе их похороны, со всеми подробностями. От этого опекуны не умирали, но я все же обретал некоторую… гм… надежду на будущее.

– Вы правы, ваш способ мне не подойдет, – вздохнула Амалия. – А другого нет?

– Почему нет? Есть. К нему как раз прибегла Эрменгарда Мейссен.

И собеседники засмеялись.

– Знаете, мне было очень плохо сегодня, – неожиданно призналась молодая женщина, перестав смеяться. – Так плохо, как давно уже не было. Но я поговорила с вами и… не скажу, что мне стало сильно легче… но все-таки легче. Чуть-чуть.

– Ты молода и чересчур порывиста, – сказал дядя, испытующе глядя на нее. – Знаешь, что я тебе скажу: надо все-таки немного верить в себя. Просто держи в уме, что любому, кто захочет тебя обидеть, ты сумеешь дать отпор – может быть, не сразу, а через какое-то время, но тем не менее. И помни, что в самом крайнем случае ты всегда сможешь найти подходящий колодец и запастись камнями.

– Ах, дядя, иногда я вам завидую, – вздохнула Амалия. – Вы…

Она хотела продолжить: «никого не любите, ничем не дорожите, и потому вам легче легкого в любых обстоятельствах хранить спокойствие», но что-то – возможно, понимающие глаза дядюшки – вынудило ее прикусить язык.

– С вашим философским подходом к жизни не пропадешь, – поправилась баронесса Корф.

– У меня нет никакого философского подхода, – отозвался Казимирчик добродушно. – Только опыт и здравый смысл. Вообще философия не разрешает проблемы, а только их создает… Передать что-нибудь твоей матери, когда она вернется? Нет? Ну, как знаешь. Кстати, если ты, гуляя по Петербургу, где-нибудь встретишь весну, хватай ее и немедленно тащи сюда. Я чертовски устал от этих холодов!

Глава 15

Разговоры по-французски

Когда через три с лишним часа Амалия вернулась домой, Соня, лицо которой с самого утра не покидало сконфуженного выражения, доложила, что баронессу Корф ждет некий молодой человек.

– И никак не желает уйти, – добавила горничная, помогая хозяйке снять пальто. – Говорит, он учитель и по важному делу. У него даже визитной карточки нет!

– Как его зовут? – спросила Амалия машинально и тут же вспомнила, кто это может быть. – Кажется, я знаю – Иван Николаевич Митрохин. Где он?

Выяснилось, что Соня не желала допустить странного посетителя в гостиную, предназначенную для господ, а так как он упорно не хотел уходить, убедила его пройти на кухню.

– А в прихожей я его боялась оставить – вдруг чью-нибудь шубу стащит…

«Не уволить ли мне ее?» – мелькнула у Амалии неприязненная мысль. Молодая женщина колюче прищурилась:

– Приведи его в гостиную… Вот что: я проголодалась, скажи Пелагее, чтобы приготовила чего-нибудь поесть, да поскорее. Да, Александр не приходил?

– Никак нет, сударыня.

– И писем не присылал?

Соня развела руками и затрясла головой в знак отрицания. «Ух, какая она сегодня злая! – подумала горничная, видя, как недобро блестят глаза Амалии. – Надо быть осторожнее да не сердить ее, а то мало ли что…»

Баронесса Корф покрутилась у зеркала, взбила волосы на висках, поправила воротничок платья цвета шартреза и направилась в гостиную, куда через минуту Соня впустила и смущенного Ивана Николаевича. Он рассыпался в извинениях и едва осмелился пожать протянутую ему тонкую белую руку.

– Да вы присаживайтесь, Иван Николаевич, – сказала баронесса Корф, – и излагайте ваше дело.

«Должно быть, пришел просить денег для школы, – подумала она, видя, как волнуется посетитель. – Или покровительства, или еще какой-нибудь чепухи в том же роде. По крайней мере, хоть немного отвлечет меня после погони за чертовой куклой по всему Петербургу».

…Дело в том, что, сев в наемный экипаж на Невском проспекте, где жили ее мать и дядя, Амалия неожиданно заметила элегантную карету, в которой находилась ее свекровь. Но Полина Сергеевна была не одна: вместе с ней ехала незнакомая Амалии девушка, румяная, белозубая, темноволосая и чрезвычайно оживленная.

– Поезжай за той каретой! – крикнула Амалия извозчику. – А лучше пристройся рядом с ней, я тебе щедро заплачу!

– Как скажете, барышня, – ответил извозчик и стеганул лошадей: – Н-но, родимые!

Опять ее некстати назвали барышней – но сейчас Амалия даже не обратила внимания на оплошность кучера. Ее интересовало только одно: была ли оживленная девица в синем платье возле Полины Сергеевны княжной Голицыной, и если да, о чем она разговаривала со свекровью баронессы Корф.

В большинстве романов погоня является едва ли не самым захватывающим элементом сюжета, но преследование, в которое ввязалась Амалия, не вышло ни захватывающим, ни даже особо плодотворным. Две дамы сделали несколько остановок, выбирая то шляпки, то кружева, то духи. Что касается разговоров Полины Сергеевны со своей спутницей, то Амалия, как она ни напрягала слух, могла уловить только незначительные обрывки. Впрочем, подслушанное выражение «votre père, le prince Golitzine»[12] все же позволило установить личность оживленной особы: ею действительно была княжна Голицына. Судя по всему, она была коротко знакома со свекровью Амалии, потому что старая дама позволяла себе называть ее просто Александриной.