Читать книгу "Вуаль из солнечных лучей - Валерия Вербинина"

– Значит, вы отправляетесь в Мадрид, госпожа баронесса? – спросил Осетров.

– Согласно полученному мною предписанию, – отозвалась его собеседница.

– И вы покидаете нас… – Осетров сделал вид, что припоминает, – через три дня, если я не заблуждаюсь?

Амалия бросила быстрый взгляд на человека, сидящего напротив нее в посольском экипаже. Не то чтобы баронесса Корф насторожилась, но она отлично знала, что резидент российской разведки во Франции не принадлежал к числу людей, которые станут растрачивать время на ничего не значащие любезности. Его вопросы явно преследовали какую-то цель, но какую именно?

– Вы никогда не заблуждаетесь, милостивый государь, – промолвила Амалия с улыбкой.

Осетров слегка наклонил голову, словно показывая, что принимает комплимент. Романист классической школы потратил бы немало эпитетов, описывая внешность резидента – его изборожденное морщинами лицо, чем-то неуловимо напоминающее грецкий орех, тщательно зачесанные назад черные волосы с редкими седыми нитями, черные усы и черные же пронизывающие глаза. Романист-романтик непременно отметил бы, что Осетров выглядит старше своих лет, и почти наверняка предположил бы, что виной тому неудачная страсть. Человек с воображением легко мог бы принять резидента за поэта, отказавшегося от стихов ради надежного куска хлеба, а человек, воображения лишенный, увидел бы лишь обыкновенного господина то ли под пятьдесят, то ли за пятьдесят, щегольски одетого и поигрывающего дорогой лакированной тростью. Что же до внешности собеседницы Осетрова, то все романисты на свете сошлись бы в том, что она хороша собой, – хотя, возможно, иные романистки не преминули бы заметить, что встречаются на свете красавицы помоложе и поинтереснее. Амалия была светловолоса, пленительна, и в янтарных глазах ее то и дело вспыхивали золотистые искорки. Серо-голубой костюм баронессы поражал элегантностью линий, и любая дама из общества сразу же определила бы, что его шила первоклассная портниха. Из украшений на Амалии была только брошь в виде корзинки с семью цветами, украшенная мелкими драгоценными камнями.

– Я почти уверен, что Мадрид вам понравится, – промолвил Осетров, не сводя с собеседницы испытующего взгляда. – У него много общего с Парижем, хотя с точки зрения архитектуры он смотрится более… провинциально, что ли.

– Вряд ли у меня будет время на осмотр достопримечательностей, – вполголоса ввернула Амалия, и глаза ее при этом сверкнули.

– Разумеется, разумеется, – добродушно кивнул резидент. И без перехода: – Поскольку вы, сударыня, задерживаетесь в Париже, я рассчитываю на ваше содействие в одном пустяковом дельце. Обещаю, оно не потребует от вас ничего особенного.

У Амалии заныло под ложечкой. Она слишком хорошо знала, какие просьбы – точнее, приказы – могут последовать за столь многообещающим вступлением, и слова вроде «пустяковый» и «ничего особенного» не могли ввести ее в заблуждение. Разумеется, она имела право отказаться на том основании, что Осетров не являлся ее начальником, но по негласным правилам Особой службы, к которой принадлежала Амалия, другие секретные службы могли в случае необходимости привлекать особых агентов. Правда, для этого требовалось, во-первых, согласие самого агента, а во-вторых, чтобы он был в данный момент свободен. Если агент сомневался, он мог запросить мнение своего начальства, но на практике такое случалось не слишком часто, потому что сотрудничество помогало налаживать полезные связи, которые в один прекрасный (или не очень) день могли весьма и весьма пригодиться. Амалия знала Осетрова давно, знала и то, что он не станет просить о помощи просто так, и неудовольствие, которое она испытывала, было связано главным образом с тем, что она рассматривала остановку в Париже как передышку перед мадридским заданием. По сути, баронесса Корф оказалась не готова к подвоху – точнее, к тому, что и здесь не смогут обойтись без ее талантов.

– Надеюсь, дело, о котором идет речь, не заставит меня отложить поездку в Мадрид? – мягко спросила баронесса, покачивая туфелькой. – Генералу Багратионову не понравится, если я прибуду в Испанию позже, чем написано в инструкции.

Генерал, о котором шла речь, уже много лет возглавлял Особую службу и являлся начальником Амалии.

– Сударыня, мое поручение никак не повлияет на сроки вашего путешествия, иначе я не стал бы вас просить, – усмехнулся Осетров. – Беда в том, что все мои парижские агенты сейчас заняты, поэтому я вынужден обратиться к вам.

Амалия метнула на собеседника загадочный взгляд.

– Я слышала, что Сергей Васильевич Ломов вернулся из Лондона, – уронила она со значением.

– Нет, нет, – поспешно ответил Осетров, – Ломов не подходит. Мне нужны именно вы.

– Хорошо, – сказала Амалия, откинувшись на спинку сиденья. – Что именно я должна сделать?

– Я хочу знать, как умрет виконт де Ботранше. И вы выясните это для меня.

Тут, признаться, баронесса Корф на несколько мгновений утратила дар речи, а Осетров меж тем неторопливо продолжал:

– Как видите, сударыня, дело и в самом деле пустяковое, хотя… Кстати, – перебил он сам себя, – вам известно, кто такой виконт де Ботранше?

– Нет, – сухо ответила Амалия, откашлявшись. – Мне ничего не известно об этом господине.

– В таком случае, я полагаю, будет нелишне сказать о нем пару слов. Пьер-Александр-Ксавье де Ботранше был поздним ребенком. Когда он родился, старший из его братьев был уже женат. Младенец появился на свет с бесчисленными осложнениями и казался очень слабым, так что доктора в один голос уверяли, что он не выживет. – Осетров вздохнул и выдержал крохотную паузу. – Сейчас Пьеру уже 32, и он пережил трех своих старших братьев. Занятно, не правда ли?

– Не уверена, – ледяным тоном отозвалась Амалия.

– Впрочем, докторов тоже можно понять: ребенком Пьер постоянно болел и большую часть своего времени проводил в постели. Он рано научился читать и писать и читал подряд все, что попадалось ему под руку. Друзей у него не было, в игры он не играл и вообще редко покидал стены родного замка, потому что любой, даже самый пустячный сквозняк приводил к серьезной простуде. Словом, нет ничего удивительного в том, что книги заменили Пьеру все на свете. Однажды в руки ему попал курс элементарной химии, который, само собой, был рассчитан вовсе не на маленького ребенка. Однако Пьер прочитал его и загорелся химией. Он потребовал достать ему еще книг по этому предмету и прочел их все. Он устраивал всевозможные опыты и увлекся настолько, что даже писал по ночам на простынях химические формулы, когда под рукой не оказывалось бумаги. Теперь, госпожа баронесса, как я уже сказал, виконту де Ботранше 32 года, и он вполне официально признан одним из крупнейших химиков Франции.

– А неофициально? – спросила Амалия, которая слушала своего собеседника очень внимательно.