Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пируз, Пируз, что случилось с голодным крокодилом в тебе? Что случилось с твоим мозгом рептилии? Твои чешуйки исчезли, и на тебе растёт пушистая шерсть кастрированного ягнёнка.
Мне в голову приходит мысль. Кливлендский оркестр в четверг даёт симфонию № 2 Яна Сибелиуса. Приглашу Джульетту. Надеюсь, что она сможет пойти. Это немножко замедлит развитие событий и одновременно ускорит. Компромисс, с которым спокойно смогут жить рептилия, млекопитающее и разумный человек, существующие во мне.
Джульетта с красным галстуком
Записанная история поражена теми же болезнями, что и мужчины и женщины, её создающие: потеря памяти, искажение воспоминаний, воображаемые воспоминания и преднамеренно сфабрикованные воспоминания. Говорят, что история – это политика, на которую смотрят в обратном направлении. Но история также и политика, на которую смотрят как на идущую вперёд.
Мы снова в Олин-Холле, в аудитории с жёлтыми стенами, где проходит семинар, за большим столом, по форме напоминающим яйцо. Мы снова ждём, когда появится Джульетта. Ещё нет двух часов, так что пока она не опаздывает. Но мы пришли раньше и ждём её, как будто она опаздывает. Психологическое состояние изменяет скорость течения времени в сознании, как сила тяжести изменяет скорость течения времени в пространстве.
Доктор Х на этот раз пришёл вовремя. Он выбивает какой-то ритм на поверхности стола кончиками пальцев. Доктор Рутковский слегка покачивает головой, словно слышит мелодию, играющую в голове у доктора Х. Когда-то они вместе играли в рок-группе. Она называлась «Ложки». Доктор Х – который тогда ещё не был доктором Х – играл на барабанах, а Рутковский – на электрогитаре. Они были любовниками, как рассказала мне Джульетта. Теперь они душевные друзья и товарищи, вместе занимающиеся наукой.
Доктор Оливер Ку работает на своём ноутбуке. Доктор Ашана Васвани занята сведением баланса – сидит со своей чековой книжкой. Физик Мартин Пфайффер разгадывает кроссворд на греческом языке, как мне кажется. Лампочки в прозрачной голове ЗЗ судорожно мигают.
Аспиранты Эндрю Эшкрофт и Брэдли Уилкинсон сидят по обеим сторонам Ванды Диаз, словно две внушительные книжные обложки, охраняющие редкий томик поэзии. А я думаю о Джульетте. Она довольно часто пробирается ко мне в голову. Вечером в четверг мы съездили в Кливленд, в Северенс-Холл, чтобы послушать выступление Кливлендского оркестра, давали Вторую симфонию Сибелиуса. Я поздно покупал билеты, поэтому нам достались места только в дальнем конце балкона. Все, включая вошедшую в поговорку муху на стене, сидели к нам спиной.
Во время первой части барабанный бой шёл по нарастающей, напряжённый, загадочный, перед тем, как резко прекратиться, словно упало дерево с осенними листьями. Мы играли с костяшками пальцев друг друга. Наши взгляды робко встречались. Во время второй части мелодия, напоминавшая счастливую фольклорную песню, закончилась торжественно, как рождественский гимн. Наши кончики пальцев встретились, словно мы вместе тайно молились. Наши взгляды, больше не робкие, слились, будто на нашу молитву был получен ответ. Во время третьей части, когда Сибелиус, с мастерством Эроса, поддразнивал нас, ведя к финалу, наша страсть прорвалась наружу. Я взял её руку. Я поцеловал кончик каждого пальца. Я спрятал лицо в её мокрой ладони. Когда я открыл глаза, её губы уже ждали мои губы. Когда мы целовались, я чувствовал её руку у себя на ноге, и она поднималась всё выше, по мере того, как звук скрипок становился более высоким. Но очень хорошо, что у Сибелиуса ноты закончились тогда, когда закончились. Сегодня суббота, и мы ждём, когда появится Джульетта, чтобы можно было начать семинар. Я уже жду, когда семинар закончится, чтобы Джульетта могла выполнить своё обещание и приготовить нам ужин. Я надеюсь, что самым главным в этом ужине будет десерт.
Что за женщина эта Джульетта Пуччини! Меня тянет к ней, и это притяжение, которое вначале было физическим, а потом меня ещё привлек её ум – что является неплохим сочетанием само по себе. Притяжение очень усилилось и стало более сложным и запутанным. Мы с Джульеттой движемся к тому, что мы, персы, называем «вэсал»[22], полному единению наших тел и душ. Я надеюсь, что не ошибаюсь насчёт этого. Каждая новая вещь, которую я о ней узнаю, включая её болезненное пристрастие к шоколаду и этичность по отношению к работе, мне нравится.
На днях, во время прогулки по территории университетского городка, доктор Х сказал мне:
– Вы ещё не знаете, как она готовит!
Мне хотелось бы забраться к ней в разум и узнать, что она думает обо мне. Я могу только видеть, слышать, чувствовать, гадать и строить предположения. Я не могу забраться к ней в сознание. Одно понятно: в нашем случае старые роли в отношениях мужчины и женщины поменялись местами. Джульетта контролирует каждый маленький шажок в соблазнении и обольщении. Я путешествую по пустыне, наводнённой миражами? Временами мне хочется быть просто млекопитающим. Просто чувствовать голод, желание есть, спать и вступать в сексуальный контакт и в худшем случае жить в страхе стать пищей для кого-то ещё! Никаких других страхов и забот.
Альберт Камю писал об абсурдности человеческого состояния – как люди рождаются, тщетно борются за реализацию того, о чём мечтают, а потом умирают, по большей части не реализовавшись. Несчастный Сизиф был приговорён вкатывать огромный камень вверх на гору только для того, чтобы он потом снова скатился вниз. Затем ему требовалось его снова вкатывать. Это и есть философия Камю, если вкратце. С Камю легко согласиться. Как говорится на одном стикере, который прикрепляют на бамперы: «Жизнь – сука, а затем ты умираешь». Но я более оптимистичен, чем месье Камю или те, кто изготовляет стикеры для бамперов. Да, как отдельные индивидуумы, мы умираем один за другим, по большей части не реализовав то, о чём мечтали, но возможности человечества неограниченны, если посмотреть в целом. Человечество живёт дальше, поднимаясь к бесконечности, а не только взбираясь на вершину ближайшей горы. Да, отдельные люди ценны, уникальны и, конечно, бренны и преходящи, но я думаю, что человечество в целом важнее. А смерть всего человечества, хотя и возможна, но представить её крайне сложно. Мне сейчас становится хорошо при мысли о том, что человечество когда-нибудь будет иметь все ответы.
Я вижу, как доктор Рутковский бросает взгляд на часы на стене. Я тоже поднимаю голову и бросаю на них взгляд. Тонкая минутная стрелка как раз находит на толстую часовую стрелку, словно пытается с ней совокупиться.
Джульетта выбирает именно это мгновение, чтобы вбежать в аудиторию. Она похожа на бабочку, вылезающую из сковывавшего её кокона в ожидающий её мир, причём ни секундой раньше и ни секундой позже. На ней серые свободные брюки, серый блейзер и красный галстук на серой блузке. Галстук я подарил ей в тот вечер, когда мы ходили на концерт, это был неожиданный подарок. Галстук шёлковый, на нём пёстрый персидский рисунок. Я знаю, что ей нравятся мужские галстуки. Я видел её в них, и она в них выглядит очень сексуально. На ней нет никакой косметики, как на Ингрид Бергман, когда та играла монахиню. Она выглядит по-деловому, но тем не менее чувственно. Моё воображение делает определённые выводы, но я не могу не думать, что она надела серое для лекции о мозге и красное для опасностей, которые подстерегают сердце.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин», после закрытия браузера.