Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"

Я думаю о своей жизни в Америке. Почему я столько стону по поводу неё? В конце концов, как кажется, я здесь наслаждаюсь свободой, у меня есть много персидских вещей и персидских друзей в Америке. Мы, люди с акцентом, проживающие здесь, находимся не в том положении, в котором были евреи в Египте, когда там правили фараоны. Нас много, и по большей части нам разрешают проектировать наши собственные пирамиды.

Че бадбахти! Почему рождённые за границей столько ворчат в своей эмигрантской литературе? Насчёт диаспоры в глобальной деревне? Дайте мне отдохнуть. Для многих из нас новое место жительства эмигранта в большей степени является домом, чем место, где мы родились. Да, я чувствую себя одиноким. Но в чём причина моего одиночества? Я мечтаю о прошлом, которое мерцает во мне?

Ребёнком я любил отгадывать загадки. Я до сих пор обожаю решать задачи, например, математические или шахматные, когда есть логическое решение и определённый результат. Но теперь, независимо от того, как я стараюсь, я не могу отгадать загадки, с которыми сталкиваюсь, и это не радует. Одна из загадок – это моя память – откуда она и куда она идёт. Ещё одна загадка – это любовь. Откуда появлялась моя любовь, куда она ушла и куда уходит? Ещё одна – это то, во что я верю. Откуда появилось то, во что я верю, и куда уходит? Как связаны моё сознание и бессознательное между собой и как они связаны с коллективным сознанием и бессознательным человечества?

Че бадбахти! Временами у меня появляется ощущение, что жизнь – это остановка для атомов, летящих на реактивном самолёте. Мы рождаемся. Нам удаётся несколько раз хорошо посмеяться. Какое-то количество раз мы вкусно едим. Испытываем несколько оргазмов. Огромное количество страхов. Затем атомы снова садятся в самолёт и направляются к другому человеку, растению или вещи.

Че бадбахти! Как бы мне хотелось быть мёртвым парсом в Бомбее, ждать, чтобы моё тело положили на «Башни молчания», чтобы меня сожрали стервятники. Но загрязнение окружающей среды, само по себе ненасытный падальщик и любитель мертвечины, поглотило стервятников из Южной Азии, поэтому никаких стервятников не осталось, чтобы поглощать и переваривать гниющих мертвецов, которые вызывают серьёзные проблемы со здраво охранением. Вокруг своего дома я вижу очень мало пчёл и совсем не вижу чёрных муравьёв. С природой происходит то, что произошло с динозаврами? Я – человек двадцать первого века, мечтающий о том, о чём мечтал последний динозавр?

Я чувствую любовь к Джульетте, я испытываю любовь к сыну и я думаю о своей любви к неоконченной книге, и я чувствую себя лучше, словно эти три любви – это мои три таблетки счастья, которые я только что принял! Как моё настроение может так быстро меняться от этой таинственной пилюли, которая называется любовь?

Я чувствую любовь к другим людям, и я также вызываю любовь, но моё состояние причиняет мне страдание и лишает меня любви.

Звонок телефона прерывает мои мечтания. Я шарю рукой в темноте и нахожу очки, которые принимал за часы.

– Да?

– Просыпайся, Пируз. Это я, Джульетта, сейчас три часа утра.

Её голос звучит так чувственно!

– Я не сплю, ты расцветала у меня в сознании, Джульетта.

– И я тоже о тебе думала. Надеюсь, что ты рад этому звонку? Или наоборот?

– Нет, нет, нет! Я хотел, чтобы ты позвонила! Хотел этого! Твой голос делает тебя очень реальной для меня, а меня очень реальным для меня самого. Он даёт мне внезапную радость.

После момента приятного молчания она говорит:

– Сегодня больше никакой поэзии! Пируз, ты говорил, что слово «джан» на фарси означает «моя дорогая, моя жизнь, моя душа, моя любовь» – всё в одном слове. Боюсь, что должна добавить ещё одно значение к «джан».

– И какое же?

– Мучитель. Даже семейный пакет «М & М» не может меня успокоить сегодня ночью. А игра на фортепиано ещё больше разбудила меня, а не утомила. Я хотела, чтобы ты послушал, как я играю.

– Что я сделал, Джульетта, кроме того, что скучал по тебе здесь?

– Дело в том, что ты не сделал, и это не даёт мне спать.

– Может, я что-то забыл, как и всё остальное, что я забываю сделать.

– Пируз-джан, я хотела бы, чтобы ты был здесь со мной, с пианино или без пианино.

Одна звезда, потом ещё несколько звёзд, затем галактики начинают сиять у меня в голове.

– Мне бы тоже хотелось быть с тобой.

– Я рада, что ты этого тоже хочешь.

– Послушай, Джульетта, Я могу сесть в машину и приехать к тебе. Или я могу выпрыгнуть из окна и прилететь к тебе.

Я полностью проснулся. И я делаю то, что делают полностью проснувшиеся мужчины. Я веду себя, как дурак.

– А потом?

– Я могу придумать много всего, Джульетта. Но, скорее всего, вес радости и приятного возбуждения раздавит меня в твоих объятиях.

– Ничто тебя не раздавит в моих объятиях, Пируз. А теперь слушай меня, Пируз. То, что я хочу, – это не всегда то, что я пытаюсь получить. По крайней мере, не сразу. Я попытаюсь поспать со своими желаниями, а ты можешь превратить свои в большую поэму, которую ты планируешь написать…

Мой вздох эхом проносится по спальне.

– Твоё терпение делает меня нетерпеливым, Джульетта. А как насчёт того, что я приползу к тебе на четвереньках, с целым взрослым слоном на спине? Это произведёт на тебя впечатление?

– У тебя имеется под рукой взрослый слон?

– Должен признать, что нет.

– А можешь раздобыть слона к вечеру следующей субботы?

– К тому времени я могу раздобыть стадо слонов – и также каких-нибудь гиппопотамов.

Она смеётся так, словно мы уже стали любовниками. Она приглашает меня на ужин к себе в квартиру после семинара. Ещё минуту мы говорим «спокойной ночи».

Че бадбахти ширини! (Какая приятная незадача, или какое сладкое несчастье!) Мой разум исчезает, а Джульетта управляет тем, что осталось. Всего несколько минут назад я был нетерпелив, но теперь я спрашиваю себя, почему она так торопится. Разве мы не можем просто сходить на концерт или поиграть в теннис? А! Теннис! Может, именно поэтому она кажется мне знакомой! Проходя мимо кортов в университетском городке, я иногда останавливаюсь, чтобы посмотреть, как играют женщины. Мне хотелось, чтобы я, а не инструкторы помогали им улучшать подачу. Я – в некотором отношении мужчина-шовинист, это означает, что я шовинист только часть времени и только когда мне навязывают убеждения по поводу освобождения женщин. Но бывают случаи, когда природа заставляет подчиниться ей.

Почему я чувствую эту неохоту быть вместе с Джульеттой? Потому, что я так сильно её хочу, и мне хочется, чтобы это желание длилось подольше? Или потому, что я боюсь лишиться разума, как раз когда я нашёл любовь, которую искал всю жизнь? А что если я вместо этого приглашу её где-нибудь поужинать? И что если она скажет, что мы уже ходили в ресторан? Но она хочет что-то для меня приготовить. Тогда что мне говорить следующее? Я ругаю себя.