Читать книгу "Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Варавве не пришло в голову, что он имеет дело не с продажными дуболомами Ирода Антипы, а с самой службой безопасности префекта Иудеи? — спросил Пилат.
Максим повернулся к Пилату и, по своему обыкновению, стал внимательно разглядывать лицо собеседника, в данном случае особое внимание сосредоточив на его волосах.
— У Вараввы сложилось впечатление, разумеется весьма ошибочное и превратное, что римляне не собираются его ловить, что они ему чуть ли не симпатизируют… Нет, службы он не опасался.
Пилат никак не отреагировал на это заявление. Он вышел из ротонды и направился к лестнице, ведущей на балкон. И на ходу равнодушно спросил:
— А те двое, которые остались у разбойников? Что с ними сделали, когда узнали, что Варавву схватили?
— Судьба их неизвестна, — ответил Максим. Пилат кивнул головой и вступил на лестницу.
— Но есть основания предполагать, что оба они живы. К тому же один из них предупреждал разбойников, что их предводителю готовится ловушка, — прибавил начальник службы безопасности, следуя за префектом Иудеи.
Пройдя между двух каменных львов, они вступили в колоннаду, которая соединяла два крыла, а точнее сказать, два дворца Ирода Великого — настолько разными были эти флигели.
Оба были из мрамора, но левый, Августов флигель представлял собой причудливое нагромождение крыш, которые всегда блестели — и сейчас под луной, и днем под солнцем. И даже когда было пасмурно или шел дождь, крыши эти лучились и сверкали, словно подсвеченные изнутри. Со времен префекта Колония в Августовом флигеле размещался собственно преторий, где в дневные часы находились сотрудники префекта и сам префект Иудеи проводил официальные встречи и приемы.
Правый, Агриппов корпус имел простую единую крышу, а над фронтоном и по бокам крыши торчали позолоченные статуи. Они сразу же обращали на себя внимание тем, что зачем-то простирали руки к небу и были возмутительно безглазыми. При любом освещении, особенно при луне, душа смотрящего на них с земли человека тотчас возмущалась их вопиющей к небесам слепотой. В этом флигеле находились личные покои префекта Иудеи, когда случалось ему приезжать в Иерусалим.
Два этих архитектурных чуда (или чудища — люди по-разному их называли) соединяла крытая колоннада, расчлененная на три портика. В глубокой нише среднего портика стояла белая мраморная статуя женщины со склоненной головой. Статуя была не только поразительно скорбной, но и абсолютно нагой. Одни говорили, что это мать Ирода Великого, другие — его любимая жена Мариаммна, потому что мать свою он вряд ли изобразил бы обнаженной.
В лунном свете колонны выглядели желтыми, при свете дня — розовыми, в сумерках — разноцветными. Таковы были свойства мрамора, который Ирод привез откуда-то издалека специально для колоннады. Капители же всех колонн были коринфскими.
Потолки в портиках поражали своей высотой. Ночью их невозможно было рассмотреть, но чувствовалось, что они выкрашены золотой краской.
Полы в колоннаде были выложены превосходной мозаикой, причем в каждом портике преобладал какой-то один камень. В рисунке левого, который был ближе других к официальному преторию, господствовал агат. В правом, который примыкал к покоям префекта, доминировала ляпис-лазурь. А в центральном портике, где стояла статуя, царило такое многообразие кладки, что даже рисунок невозможно было определить. В лунном свете казалось, что на полу начертаны таинственные письмена, которые постоянно меняются. Казалось, что именно лунный свет то наносит их, то стирает на гигантской доске, натертой каменным воском.
И в каждом портике был свой фонтан. И в каждом — разный. И каждый выводил свою особенную мелодию.
Один выпускал тонкую струйку, которая ломалась в воздухе и падала вниз многими мелкими капельками, ударяя о чашу, как мягкие молоточки бьют по струнам цимбала, извлекая из него похожие, но разные звуки. Другой фонтан образовывал над трубкой круглую и широкую водяную тарелку, которая, казалось, совсем не роняла капель, но звенела, как две скрипичные струны, если их одновременно захватить смычком. Третий фонтан…
До третьего фонтана Пилат с Максимом не дошли, остановившись в центральном портике с фонтаном-тарелкой и скорбной белой статуей в глубокой нише.
Пилат задрал голову и стал разглядывать потолочные своды.
Максим задумчиво смотрел на тарелку фонтана и вдруг сказал:
— Под потолком появилось новое гнездо.
— Чье? — быстро спросил Пилат.
— Какое-то странное.
— Ласточкино, наверное. У них уже тут два гнезда. И я категорически запретил их трогать.
— Нет, это гнездо не ласточки. По виду похоже на голубиное. Но кладки в нем нет. И голубей возле него не видели.
— И это гнездо не трогать. Раз кто-то соорудил его, значит, скоро объявится хозяин, — сказал Пилат и вдруг озабоченно посмотрел на Максима.
— Ясно, — сказал Максим, глядя на фонтан.
— Я, знаешь, о чем хотел тебя попросить, — начал Пилат. — Скоро приедет Клавдия…
— Мы ждем госпожу двенадцатого нисана. Сроки не изменились? — быстро спросил Максим.
— Сегодня десятое? Ну да, стало быть, двенадцатое послезавтра… Ее приездом занимаются, во-первых, ее собственные люди. Во-вторых, я подключил к делу Перикла и Лонгина. И всё же, Максим, мне бы хотелось… Ты ведь знаешь, она ни разу не была в Иерусалиме. Но давно сюда просилась. Ей хотелось побывать на одном из больших праздников. Я ей почти два года отказывал, но в этом году обещал… Короче, она приезжает. — Пилат растерянно замолчал.
А Максим отвернулся от фонтана и укоризненно посмотрел прямо в глаза префекту:
— Приезд уважаемой Клавдии у меня давно на контроле. Служба будет самым внимательным образом следить за передвижением твоей жены, за ее безопасностью, за тем, чтобы в Городе ей было удобно и спокойно. Неужели ты думаешь…
— Я ничего не думаю! — нервно перебил его Пилат. — Я просто хотел тебя попросить… Понимаешь, она очень интересуется Иудеей. Она серьезно изучает ее обычаи, религию. Ты знаешь, она из тех добродетельных женщин, которых сейчас мало осталось в Риме. Она набожна и ко всем богам относится с уважением… Тут нет ничего предосудительного! Она соблюдает приоритеты, и разумеется, гении цезарей и главные отечественные боги стоят у нее на первом месте. Она свято блюдет их культы, празднует всё, что положено праздновать… Тут у меня к ней нет никаких претензий. И если ее вдруг заинтересовал иудейский бог…
Пилат опять замолчал, а взгляд Максима сместился с глаз префекта на его левое ухо, которое он принялся изучать и оценивать.
Пилат отвернулся к нагой статуе в нише и почти сердито спросил:
— Что ты так на меня смотришь?
— Я не могу понять, зачем ты мне рассказываешь о своей жене. Как будто я не знаю эту во всех отношениях замечательную женщину, — после некоторого молчания ответил начальник службы безопасности. — Я также не могу пока понять и твоей просьбы.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский», после закрытия браузера.