Читать книгу "Граф Карлштайн - Филип Пулман"

В общем, нам ничего другого не оставалось — только подняться выше в горы. В конце концов, по ту сторону гор лежит Италия…

Нам еще здорово повезло: снег не шел, а сверкающая луна освещала каждую скалу, каждую пропасть, каждую коварную трещину и каждый ледяной мостик над нею, смертельно опасный для путника и похожий на панцирь черепахи. Не знаю, как выглядят горные черепахи, но уверена, что в этих горах они водятся. Сперва мы испытывали восторг, поднимаясь все выше и выше, и это чувство помогало нам идти дальше, хоть мы и устали до изнеможения. Неземная красота, царившая вокруг, точно волшебные видения, описанные Байроном или Шелли, наполняла наши сердца странным томлением. Все это напоминало сон, и здесь было очень легко поверить в существование любых сказочных духов и призраков. Мы поднимались все выше и выше, и в итоге руки и ноги у нас совершенно онемели от холода, а каждый вздох стал отзываться острой болью в груди, но остановиться мы не посмели и продолжали карабкаться вверх, пока луна не скрылась за сверкающим зубчатым гребнем горы, да и потом не остановились, хотя вместе с темнотой на нас обрушился жуткий, пронизывающий холод, куда более сильный, чем прежде. Однако небо уже светлело. Звезды слева от нас начинали бледнеть и меркнуть, а синее-синее небо, на котором они так ярко сияли, осветили первые лучи зари. Звезды блекли одна за другой, точно жемчужины, которые, как известно, блекнут, если их не носить. (У меня, правда, никогда жемчугов не было, а вот у нашей дорогой мамочки было очень красивое жемчужное ожерелье, которое так и осталось на ней, когда затонул их корабль… Так что ее жемчужинки вернулись в родную стихию, а она покинула свой мир навсегда! Иногда мне кажется, что в ювелирных украшениях есть некое злое коварство, и поэтому я ни за что не стану их носить. Нет! Никогда не надену даже самое простое золотое кольцо! Я дала в этом обет.)

Вскоре над Альпами разлилась самая великолепная заря, какую мне когда-либо доводилось видеть.

А когда взошло солнце, мы обнаружили, что находимся на небольшом ледяном плато и справа от нас сияют и сверкают белые снега, тянущиеся к самым темным скалистым вершинам. Впереди беспорядочно громоздились ледяные глыбы неправильной, странной формы — одни совсем маленькие, не больше Шарлоттиного господина Вуденкопфа, а другие большие, как дом. Это, собственно, и была поверхность ледника. Слева ослепительно ярко сияло солнце, быстро поднимавшееся над заснеженными горами, точно огромный воздушный шар с заключенным в нем первородным божественным огнем. Казалось, в этом ледяном мире нет никаких теней, потому что лед и снег не поглощали льющийся с неба свет, а отражали его, как бы усиливая и расщепляя на все цвета радуги, в точности, как сделал это во время своего знаменитого опыта сэр Исаак Ньютон (мисс Давенпорт демонстрировала нам этот опыт с призмой солнечным утром в Челтнеме). Так что вместо теней мы повсюду вокруг видели только радуги, вызывавшие у нас легкое головокружение.

Потом мы двинулись дальше, и Шарлотта одной рукой прижимала к себе эту деревянную голову в парике, а второй цеплялась за меня, потому что шла с закрытыми глазами и без конца спотыкалась — то ли спала на ходу, то ли глаза ей резал солнечный свет. Да и мне было трудно смотреть на это бесконечное сверкание. Кроме того, перед глазами у меня все время что-то мелькало, и я решила, что либо чем-то отравилась, либо у меня начинается горячка.

И тут Шарлотта взмолилась:

— Люси, я больше не могу! Еще шаг, и я просто в обморок упаду…

— Если мы устроимся тут отдохнуть и случайно уснем, то наверняка погибнем, — возразила я. — Во сне мы тут же замерзнем и станем похожи на мумию из коллекции синьора Ролиполио, о которой, помнишь, нам рассказывала мисс Давенпорт.

Шарлотта вздрогнула и еще крепче прижала к груди господина Вуденкопфа.

— И станем такими же страшными и морщинистыми? — пролепетала она.

— Да, ужасно морщинистыми и очень страшными. Нет, Шарлотта, нам надо идти вперед.

— Но нам никогда не найти верный путь в этих ужасных… — Голос у нее прервался, и она, махнув рукой в сторону ледника, даже зажмурилась: ей страшно было хоть минуту смотреть на него. — Мы непременно упадем в трещину, как Отто в «Тайнах Севера», и разобьемся в лепешку. Или заблудимся и станем ходить кругами, а потом сойдем с ума. Ох, Люси, я просто больше не могу… Мы так далеко зашли… Теперь-то уж они нас ни за что не найдут! Пожалуйста, давай немножко отдохнем, а?

Я тоже, конечно, страшно устала, но, будучи старшей, была вынуждена притворяться, что еще вполне держусь на ногах. Ответственность ведь всегда ложится на старших, на тех, кто обладает значительно большим опытом. Никакой награды, правда, я за свое мужественное поведение не получила, но это так, между прочим.

— Нет! — сказала я. — Мы должны идти дальше, Шарлотта. Постарайся думать о южных краях…

— Но я не могу…

— Ничего, сможешь, если захочешь! Ты только попробуй. Вспомни… апельсиновые деревья, оливковые рощи, пышная южная растительность…

— Я не люблю оливки.

— Ну, хорошо, думай о дынях. О горячем…

— Дыни холодные!

— Знаешь, Шарлотта, ты начинаешь мне надоедать! — сказала я сурово.

— Но я так стараюсь не думать о еде… — сказала она, явно меня не расслышав, так что я больше не стала с ней объясняться, а просто взяла ее за руку и потащила за собой.

Она три раза упала, разбила коленку и расплакалась. Потом у господина Вуденкопфа свалился парик, пришлось его надевать. Потом оказалось, что платье у нее совершенно промокло, а мое превратилось в клочья. Потом я подвернула ногу, поскользнувшись на льду, а Шарлотта упала в четвертый раз да так и осталась лежать, заливаясь слезами. Вот тут-то я и подумала в полном отчаянии: «Нет! Это конец. Мы погибнем. Умрем…»

Мне казалось, что средь ясного дня вокруг нас сгущается тьма.

Я чувствовала, что все больше замерзаю, и мне страстно хотелось стащить с небес эту нависшую над нами тьму и закутаться в нее вместе с Шарлоттой, как в одеяло. Теперь я понимаю: эта тьма и была нашей смертью. Но тогда, даже понимая это, я бы точно стащила ее вниз, если б смогла.

Потом я услышала чей-то голос, кто-то тряс меня за плечо… Это была Шарлотта, которая шептала:

— Люси! Люси, проснись! Это тот человек, которого я видела в лесу… Люси!

Я увидела перед собой маленький ручеек, который отчего-то не сковали эти ужасные льды, и он весело бежал, вздымая маленькие фонтанчики брызг, сверкавшие, как алмазная крошка. А на том берегу ручья стоял какой-то мужчина и звал нас. Он приветливо помахал нам рукой, заметив, что мы проснулись, и, легко, но осторожно перепрыгивая с одного камня на другой, перебрался через ручей. Вид у него, надо сказать, был весьма усталый.

— Мне не нужно даже спрашивать, кто вы такие, — сказал он. — В этих горах, по-моему, найдутся только две такие девочки. Вот, держите, я принес вам письмо.

Я решила, что это, видимо, сон. Однако свернутый листок бумаги, который он протянул мне, вынув его из внутреннего кармана, был еще теплым и вполне настоящим, и я даже узнала его: это была та самая записка, которую я нацарапала в горной хижине!