Читать книгу "Буквари и антиквары - Нелли Воскобойник"

обычно, на рассвете. Муж спал рядом на огромной резной кровати. Он купил ее к свадьбе, не желая смущать юную супругу напоминаниями о двух предыдущих женах, умерших в родах. На кровать Франческо ди Барталомео не пожалел лучших драпировок, какие только можно было выписать из Венеции. То есть самых лучших между Китаем и Британией.

Молодая хозяйка встала – семья требовала забот. Служанка проснулась без понуканий, подала умыться, одела, наскоро причесала и самым простым манером заколола на затылке каштановые волосы. Лиза улыбнулась ей и вышла в маленький внутренний садик. Новый садовник Дарио, как и положено, поливал куртины. Лиза велела ему озаботиться, чтобы к осени клумбы цвели синими и алыми цветами, и сказала, что довольна, что приняла его в свой дом. Прежний был нерадив и неискусен. Дарио расцвел улыбкой и низко поклонился.

Лиза наведалась в детскую. Малышка уже проснулась, и кормилица, с трудом продирая глаза, щебетала ей что-то ласковое, запихивая свои растрепавшиеся во сне волосы под чепец. Мать взяла девочку на руки, поцеловала во влажные кудряшки и милый носик, дождалась, пока нянька оправит юбки и достанет тяжелую грудь, и передала ей дитя. Старшие дети еще спали. На лице у Джакомо мать разглядела несколько красных точек. Однако он спал спокойно, жара не было. Госпожа улыбнулась кормилице и покинула детскую.

Направляясь на кухню, она увидела, что младшая служанка старательно моет пол в галерее. «Ты хорошая девушка, – сказала ей хозяйка и улыбнулась. – В такой ранний час уже почти закончила всю галерею. Сегодня вечером я отпущу тебя погулять».

В кухне повара еще не было – должно быть, он покупал свежую рыбу на рынке. Но кухарка и мальчишка-помощник уже растапливали печь и готовились выпекать утренние булочки. «Послушай, Лючия, – сказала Лиза, – не забудь! Это очень важно. Передай повару, что с сегодняшнего дня он не должен класть орехи и мед ни в какие кушанья. Кажется, они вредят Джакомо. Я знаю, вы не сделаете ничего такого, что причинит вред моему ребенку». Она улыбнулась и прошла в кабинет мужа. Там донна Джокондо с полчаса просматривала, хмурясь, бухгалтерские книги. Затем позвонила в колокольчик и приказала срочно вызвать управляющего. Он квартировал на той же улице и уже через пятнадцать минут, запыхавшись и утирая пот, кланялся супруге хозяина.

– Сеньор Солоццо, – сказала молодая женщина, – пока мой супруг почивает, я хотела бы прояснить с вашей помощью один деликатный вопрос. Вы ведь не откажете мне в откровенности, не так ли? Я уже несколько лет встречаю с вашей стороны только добросовестность и полную преданность. Объясните мне: наши корабли возвращаются, благодарение Господу, благополучно, цены на шелка неизменно растут. Отчего же наши доходы не увеличиваются ни на флорин уже шестой год? Ведь расходы умножаются… Я спрашивала об этом у мужа – он не скрывает от меня ничего, но сам плохо понимает происходящее. Да, по правде говоря, и не слишком им интересуется.

– Мадонна, – сказал почтительно управляющий, – вы мудрая женщина. Все дело упирается в старинный договор, заключенный еще батюшкой вашего супруга с семейством Гвиччарди. Он обязывает нас сохранять единые цены, а это нам невыгодно. Дом Гвиччарди управляется из рук вон плохо, и им приходится удовлетворяться жалкой прибылью. А мы могли бы процветать, но этот договор тянет нас на дно.

Лиза слушала изумленно, чуть приоткрыв рот. Потом она порывисто встала, вышла из комнаты и скоро вернулась с маленьким сундучком.

– Выполните еще одно поручение, сеньор Солоццо. Передайте это украшение, – она открыла шкатулку и показала таящееся в ней ожерелье, – сеньоре Гвиччарди. Джулия Гвиччарди много лет мечтает о нем. Я дарю ей это сокровище, и взамен она добьется от мужа расторжения нашего договора. Ей это будет несложно. Она вертит мужем, как сама пожелает. Я не прошу ни расписки, ни обязательства – я верю чести флорентийки. Так ей и передайте! А это вам. – Она протянула Солоццо золотую цепь изящной работы.

– Что вы, мона Лиза, – забеспокоился управляющий. – Вы остались без ваших лучших украшений. Я не приму драгоценного подарка…

– Примете, – улыбнулась дама. – Вы должны знать, как я ценю вас. Муж купит мне другие. Наши доходы позволят нам то, что раньше не позволяли. А теперь простите, в этот час, еще до завтрака, ко мне приходит живописец. Сегодня последний сеанс – он заканчивает мой портрет. И она торопливо прошла в свой будуар, пронизанный утренним радостным светом весеннего флорентийского солнца.

Портрет стоял на мольберте. Донна Лиза сердечно поздоровалась с художником, вынула шпильку, распустила волосы, прикрыла голову прозрачной тканью и спокойно уселась в кресло. Пейзаж, платье, кисти рук и прозрачный шарф на плече были уже тщательно прописаны. Художник сурово всматривался в ее лицо, и она ему слегка улыбнулась.

Принципы синьора Паули

Синьор Амадей Паули был господином мягким и снисходительным. Слуги, конечно, трепетали перед ним, но наказания, которым они подвергались за неизбежные провинности, никогда не были жестокими или изощренными. За лень, небрежность или непочтительность виновную служанку запирали на пару дней в подвале, да и то оставляли ей кувшин воды, а то и краюху хлеба. За воровство наказание было, конечно, телесным, но наказанный уже через полчаса мог продолжать свою работу, так как цель порки состояла не в нанесении ущерба телу, а в исправлении моральных изъянов подданных, вверенных Небом попечению синьора.

И правом первой ночи добрый синьор Паули пользовался не всегда. Во-первых, супруга его поглядывала на этот обычай неодобрительно. И даже строго запретила налог, перекладывающий повинность невесты на плечи всего семейства. Во-вторых, и сам синьор Амадей был требователен к женской красоте. Так что деревенская невеста с огрубевшими руками и белесыми ресницами спокойно сохраняла свою девственность для мужа. Однако иногда для хорошенькой опрятной девушки господин делал исключение – все же он был еще мужчина хоть куда! А любимая супруга уже перешагнула порог тридцатилетия и хотя и исполняла свой долг регулярно, но страсти не выказывала.

Невеста, которую представил кузнец из деревенского поместья, показалась синьору Паули необыкновенно соблазнительной. Он дал разрешение на венчание и пообещал, что ни девушка, ни ее муж не окажутся в накладе, когда она вернется из его спальни к семейному очагу. Оба изъявили покорность. Однако ко дню свадьбы политические заботы совершенно заслонили собой предстоящее маленькое удовольствие. В партии гибеллинов бушевали разногласия, и синьор Паули, виднейший политик Сиены, вернувшись домой после трудного дня, наполненного спорами, обсуждением письма императора и составлением ответа, неожиданно обнаружил в своей спальне девушку под вуалью.

Он был утомлен и огорчен, но велел ей раздеться и лечь в кровать. Она покорно стала раздеваться.