Читать книгу "Бананы созреют зимой - Андрей Конев"

От страха, что я спятил или уже отхожу в мир иной, я попытался пошевелиться и встать. Когда ноги от этой попытки упали мне на лицо, больно ударив коленками по носу, до меня дошло, что я сижу в перевернутой кверху колесами машине – соответственно ногами к верху, поэтому и показалось, что огонь пожара в соседней лачуге горит в противоположную от принятой по законам физики сторону.

Я облегченно вздохнул – если я разгадал такое сложное геометрическое построение, то не нужно будет вспоминать таблицу умножения, чтобы понять – я еще жив. Упав с сиденья на внутреннюю плоскость крыши перевернутого автомобиля, я выбрался наружу через разбитое стекло двери.

Официальный стиль автомобилестроения не вызывал у меня эстетических эмоций, но сейчас путаясь в словах молитвы о спасении, я отдавал должное имперской прочности представительской автотехники. Лимузин, перевернувшись от взрыва в воздухе, не сплющился при падении на землю, что и спасло мне жизнь.

«Уж не танковое ли орудие таскают на себе среди банановых пальм здешние несгибаемые двигатели двигателей собственных понятий об общественных отношениях», – подумал я, анализируя оружейную эффективность их огнестрельной акции. Она разрушила заодно несколько нищих трущоб вокруг перевернутой этой боевой вылазкой нашей дипмашины весом в несколько тонн.

Я побрел к носу машины, где на сдувшейся, подобно видавшей виды женской груди, подушке безопасности покоилось безмятежно-отключенное лицо шофера.

Опускаясь на колени перед разбитым стеклом, я гулко ударился лбом о дверцу автомобиля – от этого звука, похожего на погребальный звон, веки водителя дрогнули, он издал стон и, пошевельнувшись, открыл глаза.

Они постепенно наполнялись удивлением, видя наше взаимное расположение из-за перевернутой взрывом машины. Очумелость моего водителя сменилась конструктивным намерением понять и реагировать. В двух словах я обрисовал ему наше жертвенное участие в здешних региональных общественных событиях.

Я уселся на дорогу рядом с водительской дверцей перевернутого вверх колесами автомобиля. У нас не было сил – ему вылезать, а мне вытаскивать его из перевернутого бронелимузина. Мы несколько минут курили, перевернутые друг относительно друга, обсуждая наше с ним международное положение. Мы, лишенные грубым, фугасно-тротиловым способом тонких гарантий дипломатической неприкосновенности висели в эти минуты между жизнью и смертью. Замершие в противоположных по вертикали положениях, мы чувствовали себя кубиками для игры судьбы в наши кости в открывающемся казино с ограниченными лишь жизнью и смертью ставками.

Безвольное уныние сменилось желанием побыстрее убраться с этого места подальше от возможной встречи со здешней полицией – пусть посольские чиновники расхлебывают эту юридически-дипломатическую кашу.

Хромая и опираясь друг на друга, мы с водителем прошли несколько кварталов города оглашаемых призывными криками проснувшихся торговцев и расстались.

Он двинул в посольство – живописать в объяснительных документах в соответствующие органы беспредельную кровожадность здешних общественных страстей. Они едва не спалили нас своим огненным дыханием и нанесли разрушительный ущерб посольскому имуществу на несколько сот тысяч долларов в виде подорванной дипломатической машины.

Я с максимальной возможной скоростью для человека несколько минут назад пришедшего в сознание после контузии взрывом, поплелся в отель.

Мое стремление к вожделенному отдыху оборвал вид взорванного одного из верхних этажей отеля.

На покрытых ковром ступеньках центрального входа, засыпанного кусками закопченной штукатурки, кладки, арматуры, дымя сигарами, переговаривались полицейские в форме и штатском. Присутствие полицейских и начатое ими расследование по факту взрыва в отеле рассеяло мои иллюзии о скором отдыхе.

В бессилии от невозможности осуществления своих надежд хорошенько выспаться, я прислонился к стене ближайшего дома. В ожидании отъезда устало вваливающихся в патрульные машины полицейских, я прикинул этаж, где рвануло. Пересчитал еще раз – пальцем старательно отсчитывая по окнам – этаж был мой.

«Теперь не хватало еще стать жертвой здешнего полицейского следственного произвола, оправдываемого военным положением», – подумал я с тоской.

От неприятных предположений сердце бешено заколотилось. Утер со лба выступивший холодный пот – надо успокоиться. Может быть, все не так страшно – возможно, мои апартаменты остались целыми и невредимыми, ведь они находились дальше вглубь этажа от разрушенной стены и я, вернувшись в них и обретя документы, вновь стану полноценным гражданином в условиях военного положения.

Полицейское усердие в расследование такого громкого по мощности взрыва в тротиловом эквиваленте инцидента могло быть обусловлено сегодняшним контингентом гостей отеля. Туристов в отеле не было – их сдуло горячее дыхание глоток революционных масс населения, обильно орошенных текилой.

По рассказам портье, их сменили джентльмены в однотипных дорогих европейских костюмах – так называемые ловцы рыбы в начинающем мутнеть здешнем политическом водоёме. Первое, что, скорее всего, пришло бы на ум здешней полиции, что покушались на кого-то из постояльцев отеля в связи с его здешней коммерческой деятельностью.

«В обоих терактах, произошедших за эту ночь, я умудрился быть замешанным. Во взрыве машины, в которой я ехал, я принял непосредственное пассивно-жертвенное участие. Второй теракт произошел, к счастью, без моего участия, но по моему здешнему месту жительства. Такое совпадение в здешних политических реалиях наверняка навело бы здешние спецслужбы на мысль как следует заняться следственными действиями в отношении моей персоны», – с тоской подвел я итоги первых нескольких дней моего пребывания в этой стране.

Совершено точно было, что если я попадусь в паутину полицейских действий в отношении меня – срыв моего тайного задания в этой стране обеспечен.

Чтобы не засветиться в качестве фигуранта полицейского расследования, ставящее под угрозу мою миссию, выход был один – незаметно пробраться в отель, забрать из номера свое повседневное имущество.

Пробраться в отель незаметно можно было только с моря, когда на пляже соберется побольше постояльцев погреть свои косточки под солнцем бархатного сезона.

Я поплыл в сторону отгороженного забором от городской территории пляжа отеля.

На мне не было плавок, и появиться в прилипшем к телу хлопчатобумажном трикотажном изделии подобно пугалу, снесенному ветром в море, было равноценно потере защитного покрова конспирации.

На мое счастье на пляже отдыхало несколько дремлющих джентльменов. Рядом с одним из них, с припухшим лицом, видимо после вчерашних переговорно-коммерческих возлияний, во имя лакировки блеска дипломатических контактов, лежало небрежно брошенное полотенце с эмблемой отеля.

Обернутый в это полотенце я мог, не привлекая к себе внимания, прошмыгнуть через пляж в отель и далее в свой номер. Я смог бы похватать в своем люксе, как при кораблекрушении, самое необходимое.