Читать книгу "Часы с лягушкой - Валерий Гусев"

– Капитан Павлик.

Полковник немного растерялся. Потом улыбнулся и сказал:

– А я, значит, полковник Вовочка?

– Правда, товарищ полковник, фамилия у меня такая.

Но вот в последнее время папа редко вспоминал своего Павлика, только изредка ронял виновато: «Загонял я совсем своего Павлика».

– Ты и себя загонял, – вздыхала мама.

– Мне положено, я начальство.

Он становился все более хмурым, озабоченным и усталым. И мама вздыхала вместе с ним и больше не напевала на кухне, как обычно, когда готовила. И стала рассеянной. Путала соль и сахар, ставила на плиту пустую кастрюлю, забывала перевернуть котлеты на сковороде и часто роняла посуду на пол.

– Все у вас не тик-так, – обижался Алешка. – Если мама тарелку вдребезги грохнет – это к счастью, а если я что-нибудь разобью – то сразу в угол. Или ползатылок».

– Это чтобы ты не зазнавался, – сказала мама. – И потом – я разбиваю то, что уже давно надо было выбросить, а ты всегда разбиваешь что-нибудь ценное и дорогое.

– Да, – поддержал ее папа. – Бабушкину вазу, например.

– Это бабушкино страшилище, – сказал Алешка, – мама сама сколько раз просила на помойку вынести. И всегда передумывала: а вдруг бабушка приедет и спросит: «А где же прекрасная ваза, которую я вам подарила?»

Она нам ее не подарила, а отдала. Избавилась, словом.

– Я поменяла мебель, – сказала бабушка, – и эта красавица не вписалась в современный дизайн.

– Спасибо, – сказал папа. – Из нее получится хорошая пепельница. На целый год хватит.

– Сережа! – Бабушка в ужасе прижала свои худые ладошки к своим худым щекам. – Этой вазе позавчера пятьсот лет исполнилось!

– Оно и видно, – буркнул Алешка.

Бабушка обиделась и уехала в свой современный дизайн. А громадная напольная ваза осталась. А зачем? Окурков у нас нет, папа уже давно бросил курить, да он и пошутил, конечно.

– И что мы будем в нее ставить? – задумалась мама в растерянности. – Какие цветы? Она такая вместительная.

– Подсолнухи, – сказал Алешка. – Будем семечки грызть и телевизор смотреть. А шелуху в вазу складывать – Он встал на цыпочки и заглянул внутрь. – На весь год хватит.

Обрадовал.

– Мы будем в этот кувшин бросать кости, – голосом Карабаса решил папа.

– Как вам не стыдно! – сказала мама и ушла на кухню.

– Ладно, пусть живет, – папа махнул рукой и ушел в кабинет.

Но ваза прожила недолго. Алешка «случайно» задел ее. А потом, отстояв в углу (кстати, мама там прилепила скотчем таблицу умножения – чтобы не скучал), посмотрел на отбитое донышко. Там было что-то вроде синего штампика: «Фабрика «Заря» 2001 год». Вздохнул:

– До пятисот лет немножко не дожила.

И вот мы сейчас вспоминали эту вазу, шутили, но я заметил, что мама все время поглядывает то на меня, то на Алешку с какой-то тревогой. И в глазах ее не было веселых заразительных искорок. А когда мы уходили к себе, я вдруг услышал что-то странное.

– Да, мать, придется, – сказал папа каким-то упавшим голосом.

– А дети? – тоже упавшим голосом спросила его мама.

– Обойдутся, – неуверенно ответил папа.

– Они так тебя любят.

– Ничего. Разлюбят на время. Потом поймут.

Почему-то мне все это не понравилось. И тетя Зина что-то часто стала заходить к маме со своими сырыми или горелыми пирожками. И они долго сидели на кухне и вполголоса пили чай. Подслушать их не удавалось. Даже Алешке. Это мама у нас такая наивная, а тетя Зина всегда плотно прикрывала дверь, а иногда даже придавливала ее своим добротным туловищем.

Не так уж, наверное, важно, о чем шептались мама и тетя Зина, но вот если бы мы не пропустили очень важный разговор мамы и папы, потом все могло произойти совсем по-другому. Не так трудно, но… более опасно. Этот разговор сохранился у Алешки. Он списал его с папиного диктофона. Диктофон у папы классный. Он маленький, не больше зажигалки, очень чувствительный – пишет хоть со ста метров, а главное, включается сам при звуке человеческого голоса.

Время уже прошло, многое миновало, и я расскажу об этом неподслушанном разговоре, чтобы вам хоть что-то стало понятно. Может, вы окажетесь сообразительней меня. Впрочем, как сказал бы Алешка, это нетрудно…

Глава II

Время остановилось?

В тот решающий день мама и папа сидели на кухне.

– Вот, мать, послушай. – И папа положил на стол свой знаменитый диктофон. – И тебе станет ясно, что другого выхода у нас нет. – Он включил диктофон. – Это мне Иван Трофимыч переписал со своей записи.

Иван Трофимович – это генерал, папин начальник, они уже сто лет вместе служат и дружат. А у генерала в кабинете на нескольких телефонах автоматы такие стоят – включаются, если нужно записать разговор. От этого иногда очень большая польза получалась, много анонимных звонков удавалось установить и кого надо найти и наказать.

И вот что там было, на этой записи.

«Неизвестный:

– Товарищ генерал, нам ваш полковник Оболенский хорошо знаком. Он наш враг. Беспощадный, отважный и очень опытный офицер…

– Личные и профессиональные качества полковника Оболенского, – резко оборвал его генерал, – мне известны лучше, чем вам.

Неизвестный:

– Тем более. Со всеми своими качествами он стал у нас на пути. Его разрушительное следствие поставило под удар несколько значительных организаций, но самое главное – очень высоких государственных лиц…

– Тем хуже для них. Незачем высоким лицам связываться со всякой шпаной и оказывать ей взаимовыгодное покровительство.

– Ну… им виднее, с кем связываться. Но речь не о том. Мы могли бы предложить Оболенскому деньги. Даже очень большие деньги. Но как нам известно – он «мзду не берет». Мы могли бы физически устранить его, но эта акция, пожалуй, ничего бы не дала…

– Так что вам надо? – Иван Трофимович терял терпение из-за наглости незнакомца.

– У нас есть предложение. Точнее – совет. Вы должны, товарищ генерал, позаботиться о своем офицере, но главным образом – о его семье.

– Вы угрожаете?..

– Мы предлагаем. Ваша прямая обязанность, ваш долг – обеспечить безопасность жене и детям Оболенского. Поверьте, мы не сторонники подобных акций, мы действуем цивилизованными методами, но что поделаешь – у бизнеса свои законы. И они посильнее законов государства.

– Ваше предложение несколько запоздало, – сухо ответил генерал. – Вчера я подписал приказ об отстранении полковника Оболенского от расследования с последующим увольнением со службы.

Было долгое молчание. Как будто растерянное.