Читать книгу "Сальтеадор - Александр Дюма"

Он был красив и молод, лет двадцати шести, в широкополой шляпе с огненно-красным пером, которое реяло в плавном полете.

Поля шляпы отбрасывали тень на лицо, и в полусвете сверкали черные глаза — очевидно, они легко могли вспыхнуть и пламенем гнева, и пламенем любви. Нос у него был прямой, точеный, усы чуть подкручены кверху, и между ними и бородкой поблескивали зубы, белые и острые.

Несмотря на жару, а пожалуй, именно из-за жары, он был в кордуанском плаще — накидке, которая кроится на манер американского пончо с вырезом посредине и надевается через голову. Она прикрывала всадника от плеч до голенищ сапог. Накидка эта из шерстяной ткани того же огненно-красного цвета, что и перо на шляпе, затканная золотом по краям и вокруг выреза, как и весь его наряд, была необыкновенно изящна.

Ну а конь, которым он искусно управлял, великолепный скакун лет пяти-шести, с могучей шеей, развевающейся гривой, широкой спиной, хвостом до земли, был той редкостной масти, которую последняя королева Кастилии Изабелла недавно ввела в моду. Кстати говоря, просто непостижимо, как в азарте, охватившем всадника и лошадь, они могли промчаться по крутым тропинкам, которые мы попытались описать, как не сверзлись они в пропасти Алькаасина или Альхамы.

Испанская поговорка гласит: у пьяных есть свой бог, у влюбленных — своя богиня. На пьяного наш всадник похож не был, зато, надо признаться, как две капли воды походил на влюбленного.

И это сходство становилось неоспоримым оттого, что он даже не взглянул на девушку, вероятно, и не заметил ее, ибо смотрел только вперед, и, видно, в такую высь воспарил он душой, что стрелой пролетел мимо девушки, перед которой, безусловно, даже король дон Карлос, такой благоразумный и сдержанный, несмотря на свои девятнадцать лет, пожалуй, остановился бы — так она была хороша собой в тот миг, когда, вскинув голову и посмотрев на гордеца, прошептала:

— Бедный юноша!.. Какая жалость!

Почему же девушка жалела его? На какую опасность — в настоящем ли, в будущем — она намекала?

Быть может, мы об этом узнаем, если последуем за изящным всадником до харчевни «У мавританского короля».

Чтобы добраться до этой харчевни, куда он, видно, так спешил, ему пришлось преодолеть еще два-три небольших ущелья — в глубине одного из них и стояла девушка, мимо которой он проехал, не видя ее или, вернее, не обратив на нее внимания. Дорога шла по узкой долине шириной в восемь — десять футов, не больше, прорезая густые заросли миртовых кустов; то там, то здесь возвышались два, а то и три креста, означавших, что близость харчевни отнюдь не предохраняла путешественников от печального удела, и у тех, кто проезжал по этим дорогам, где уже погибло столько странников, должно быть, сердце было защищено тою броней из непробиваемого металла, о котором говорил Гораций, вспоминая первого мореплавателя. Приближаясь к этим зловещим местам, всадник удовлетворился лишь тем, что проверил, по-прежнему ли висит шпага на его боку, а пистолеты — на луке седла, скорее машинально, а не от тревоги, ощупал их и, удостоверившись, что все обстоит благополучно, продолжал мчаться с тем же спокойным выражением лица по гиблым этим местам — или, как говорят в тех краях: el malo sitio.

Взлетев на перевал, он поднялся на стременах и стал искать взглядом харчевню, затем дважды пришпорил лошадь, и она, словно горя желанием угодить всаднику и став от этого неутомимой, ринулась в неширокую долину, напоминая послушливую лодку, что, взлетев на гребень волны, вновь несется вниз в пучину.

И то, как мало внимания обращал путешественник на дорогу, по которой мчался, и то, что его явно обуревало желание поскорее добраться до постоялого двора, имело два последствия.

Во-первых, он не заметил людей, притаившихся в засаде по обеим сторонам дороги в зарослях кустарника на протяжении по меньшей мере четверти лье; было их человек десять, и ни как охотники на облаве, растянулись на земле и старательно следили, чтобы не потухли фитили аркебуз, лежавших рядом. Заслышав топот копыт, все они, как один, упираясь коленом левой ноги и рукой о землю, схватили правой рукой дымящиеся аркебузы и прижали приклады к плечу.

Вторым последствием было то, что, видя, как стремительно мчится всадник на своем неутомимом коне, злодеи в засаде повели негромкий разговор о том, что всадника, без сомнения, поджидают в харчевне, что он туда завернет и, следовательно, поднимать стрельбу на проезжей дороге, выдавать себя нечего, — может статься, пройдет какой-нибудь. большой караван, сулящий кусочек пожирнее, чем добыча, которую захватишь, ограбив путника, пусть даже богача и щеголя.

Люди, притаившиеся в засаде, и были «могильщиками», — как подобает добрым христианам, они возводили кресты над могилами, уложив туда путешественников, неосмотрительно защищавших свои кошельки, когда эти лихие сальтеадоры с аркебузами в руках встречали их сакраментальной фразой, что почти одинаково звучит на всех языках и у всех народов: «Кошелек или жизнь!»

Должно быть, девушка знала об этой опасности и подумала о ней, когда, глядя на красавца всадника, проскакавшего мимо нее, невольно обронила со вздохом:

— Какая жалость!

Но мы уже видели, что разбойники в засаде, по той или иной причине, ничем не выдали своего присутствия.

Однако ж, подобно охотникам на облаве, с которыми мы их сравнили, что снимаются с места, когда дичь уходит, они высунули головы из-за кустов, затем выбрались из зарослей, вышли на дорогу и зашагали вслед за путешественником к харчевне, во двор которой уже влетели конь и всадник.

Во дворе его встретил служитель и с готовностью схватил лошадь под уздцы.

— Меру ячменя коню! Мне — стакан хересу. А для тех, кто скоро будет здесь, — обед. Да получше!

Не успел путешественник произнести эти слова, как в окне показался хозяин харчевни, а в воротах появились разбойники из засады.

Разбойники и хозяин обменялись понимающим взглядом — они словно спрашивали: «Выходит, мы хорошо сделали, что не схватили его?» А он, должно быть, отвечал:

«Отлично!»

Всадник тем временем стряхивал пыль с плаща и сапог и до того был этим занят, что даже не заметил, как они переглядываются.

— Входите же, любезный кавалер, — сказал хозяин. — Хоть постоялый двор «У мавританского короля» и затерялся среди гор, но, благодарение богу, кое-что у нас найдется. Кладовая полна дичи, нет только кролика — ведь это нечистое животное. Сейчас у нас жарится ollapodrida , и со вчерашнего дня готовится gaspacho , ну а если угодно, подождите: один из наших приятелей, отменный охотник на крупного зверя, сейчас гонится за медведем; повадился косолапый лакомиться моим ячменем, с горы за ним спускается. Так что скоро мы сможем попотчевать вас свежей медвежатиной.

— Ждать твоего охотника некогда, хоть предложение и заманчиво.

— Воля ваша, а я уж постараюсь вам услужить, любезный кавалер.

— Вот и славно. Хоть я и уверен, что сеньора, гонцом которой я вызвался быть, настоящая богиня и вкушает лишь аромат цветов, а пьет лишь утреннюю росу, но все же приготовь самые отменные кушанья и покажи комнату, в которой думаешь ее принять.