Читать книгу "Синдром счастливой куклы - Тори Ру"

сдержать слово…» — шепчу в темноту и мучительно вслушиваюсь в звуки неспокойной ночи. Меня колотит.

Ничего не происходит. Никто из ныне живущих не способен дать ответы на мои вопросы. Никому не под силу меня понять.

Выпутываюсь из одеяла, водружаю на нос очки и, стараясь не разбудить Юру, крадусь к заваленному макулатурой столу. Отсоединяю микрофон и камеру, нашариваю мышь и с ноутбуком наперевес выхожу из комнаты.

3

Я боюсь воспоминаний и стараюсь не ворошить их.

Но сегодня, двадцать седьмого апреля, блок в сознании сломался и душа снова наполнилась болью, от которой сводит грудную клетку, тошнит, знобит, и невозможно дышать.

Я — эксперт в боли, чертов гуру — разбираюсь в ее разновидностях и стадиях, знаю, чего от нее ожидать и как направлять. И как контролировать.

В меня вмонтирована шкала, согласно которой «ноль» — это состояние овоща, амебы или камня — того, кто не обладает эмоциями. «Пятерку» можно легко свести к «двум», если вовремя отвлечься — поговорить с Юрой или сожрать шоколадку. Но иногда боль достигает пика и переваливает за «десятку». Когда «десять», я… просто…

Включаю тусклый свет, занимаю любимую табуретку Юры и раскрываю ноут. Нахожу сайт, где зависают всякие извращенцы — в том числе Юра и большая часть его братии, читаю шапки с темами чатов и битый час забиваю голову шок-контентом — меня уже ничто не трогает и не пугает.

Какой-то шизоид в очередном треде про тлен разглагольствует об одиночестве, боли и намерении умереть, но сочувствия не находит — его оскорбляют и подначивают, обзывают позером, желают счастливого пути и земли стекловатой.

Мне жаль придурка. Скорее всего, получив порцию мата, он выйдет из чата и пойдет спать, однако не исключен и другой вариант.

Иногда люди действительно шагают с крыши.

Однажды я струсила и позорно слилась. Не поняла. Не почувствовала. Не протянула руку…

С тех пор меня одолевает желание кого-то спасти. Возможно, только так я смогу выбраться из затяжной депрессии и найти смысл. А пока я открываю поле для диалога и вбиваю тупой корявый текст:

«Не гнобите человека, вы не знаете его раскладов. А если он реально пришел за помощью? Иногда бывает так хреново, что ты готов орать об этом. А тебя никто не слышит».

Потоки яда, дерьма и дизлайков тут же обрушиваются на мое сообщение, но я не реагирую — главное, несчастный нытик увидел слова поддержки.

К чату присоединяется собеседник с ником Оwl и оставляет под моим постом комментарий:

«Полностью согласен, чувак. Народ тут злой, а ведь над этой темой неуместно рофлить. В диапазоне хреновости от «нуля» до «десятки» у каждого из нас может случиться «десять», и это полный пи*дец. По себе знаю: в таком состоянии ты ничего вокруг не видишь и не понимаешь, и вряд ли придешь сюда чисто порисоваться».

— Что? — бубню я и, прищурившись, перечитываю послание. Рука тянется к пачке Юриных сигарет, но та оказывается пустой.

Мой самый близкий человек Юра крутит пальцем у виска каждый раз, когда я пытаюсь донести до него свои теории. Он не любит копаться в себе, раздражается и утверждает, что все беды отдельного человека происходят от «большого ума». Именно поэтому он так устает на своих стримах и сразу после них ложится спать.

Я взяла на вооружение его советы и давно не жду ни от кого понимания, но сейчас душа под ребрами холодеет, словно ее окунули в крутой кипяток.

Если странные сообщения — не привет от давно умершего парня, то что же это?

«Сколько у тебя в данный момент?» — быстро набираю я и нажимаю на «enter», судорожно заправляю за уши голубые патлы и жду. Я явилась свидетелем чуда и страстно желаю убедиться, что мне не привиделось.

«Восемь, — прилетает ответ от Оwl. — А у тебя?»

Я прислушиваюсь к себе и признаюсь:

«Примерно столько же. Но «восемь» — не «десять», так что держись, чувак. Найди меня, если хочешь обсудить это».

«Валите в приват, педики», — сердечно советует кто-то, и тут же в правом нижнем углу экрана мелькает предложение дружбы и новое сообщение:

«Спасибо за участие. Все нормально. Я заточен на мысли о смерти, но не саму смерть. Может, у тебя тот же диагноз?»

Сердце сжимается, как котенок под теплой ладонью, в глазах темнеет.

Родственная душа…

Выжженная земля.

В моей жизни давно нет места чудесам.

Никогда больше.

Захлопываю ноутбук и хрипло вздыхаю. Руки дрожат, веки жгут слезы.

Протираю очки, хрустя суставами, поднимаюсь и вздрагиваю — в проеме, щурясь от тусклого света, стоит заспанный Юра.

— Ты опять притворяешься битардом? — Он смахивает с лица густые спутанные волосы и загадочно хлопает ресницами, длине которых позавидовала бы любая девчонка. — Там сейчас одни неадекваты. Лучше пойдем гулять.

— Юрочка, ты бредишь? Полчетвертого утра. Самоизоляция. Нас оштрафуют, как только мы выйдем во двор…

— Пошли на крышу, есть повод. Дождь закончился, курсачи сданы, в холодильнике есть пивас!

Я готова наброситься на Юру, обнять и расцеловать, и растревоженное сердце трепещет.

После истерик меня всегда накрывает эйфория и вселенская любовь. Чтобы словить их, мне не нужен допинг.

Мы влезаем в черные бесформенные куртки и по заплеванным ступеням пробираемся к чердаку. В пакете гремят бутылки.

Юра налегает плечом на рассохшуюся дверь, выбирается на волю и, задыхаясь от порыва апрельского ветра, отступает назад. Тут же ледяную пощечину ловлю и я.

Свежий воздух разворачивает легкие, бьет по закоротившим мозгам, проясняет зрение.

На крыше мерзко и холодно, пахнет весной — талой водой, гарью, тревогой и безысходностью.

Фонари в городе давно ослепли, но на востоке бледнеет полоса рассвета. На ее фоне проступают очертания домов, сплетения ветвей и линии проводов.

Мы садимся на кем-то сто лет назад принесенные старые школьные стулья и, прижимаясь друг к другу, молча пьем.

Я не люблю крыши — слишком велик соблазн последовать за тем, кого больше нет, но смирно сижу и не двигаюсь с места.

— Эль, я понимаю — тебе плохо… — Юра кашляет в кулак и ставит пустую бутылку возле ржавой ножки. — Но памятная дата прошла, пора снимать траур. Не зацикливайся, камон! Мне не очень хочется отскребать тебя от асфальта… И, в случае чего, помни: я… буду страдать.

— Договорились. — Я морщусь и стискиваю гладкое стеклянное горлышко. — А теперь давай сменим тему.

— Кстати, этот Филин появился тут перед самым карантином. — Юра охотно отзывается на просьбу. — Шизик какой-то. На вопрос, почему хочет поиграть с нами,