Читать книгу "Опомнись, Филомена! - Татьяна Коростышевская"

Карла подошла ко мне первой и предложила стать соседками по комнате. Третьей с нами оказалась Маура, сотрясаемая рыданиями от разлуки с матушкой.

Так у меня появились подруги. Теперь-то я могу говорить, что сама, дальновидно и расчетливо, выбрала их, но случай и судьба сыграли тут не последнюю роль.

Маура да Риальто происходила из богатейшей аквадоратской фамилии, настолько состоятельной, что маркизета Сальваторе могла лишь скрипеть зубами в бессильной злобе. Карла говорила, что от титула дожа на последних выборах батюшку Мауры отделяло каких-то два голоса.

Итак, мы поселились втроем и на занятиях старались держаться вместе. Я дралась еще дважды, оба раза моими соперницами были науськанные Бьянкой девицы, отрабатывающие наказ без огонька и задора. Но после того, как Карле Маламоко удалось передать послание одному из своих кузенов и получить ответ, нападения прекратились. Информация, которой нас одарили, оказалась столь пикантной, что самомнение синьорины Сальваторе лопнуло мыльным пузырем.

Жизнь в школе скорее можно было назвать выживанием. Мы столкнулись с неравным отношением учителей, унижением, поборами. Нас учили музыке и рисованию, истории, литературе, астрологии и искусству составления ароматов, беседам и политесу, риторике и танцам. Я хотела стать лучшей. В конце концов, это было единственным для меня шансом на достойную партию. А когда на первом школьном балу Маура представила мне тридцатилетнего на тот момент Эдуардо да Риальто, своего старшего брата, я поняла, за кого именно выйду замуж. Золотистые волосы Эдуардо, голубые глаза Эдуардо, твердая рука Эдуардо на моей талии вот уже почти три года были в моих мечтах.

И я стала лучшей. Ночами зубрила даты и имена, названия созвездий, фигуры танцев, титулования и обращения. Ни в чем я не была талантлива, оказавшись хороша во всем. Учителя меня обожали, соперницы завидовали, подруги составляли свиту негласной королевы «Нобиле-колледже-рагацце». Впереди нас ждал осенний бал, после которого мы выпорхнем во взрослую жизнь, шурша дипломами выпускниц и рекомендательными письмами, а у меня на пальце еще будет поблескивать кольцо Эдуардо. Потому что на балу я объяснюсь и получу предложение.

Это будет наша девятая встреча. На память о каждой я хранила что-то в шкатулке у изголовья. Первый осенний бал – носовой платок, который синьор да Риальто подал мне с пола, зимний – жемчужные сережки, которые он похвалил, весенний – перчатка… Кинжал Бьянки уже давно погребен под ворохом памятных вещиц. Особое место среди них занимает веточка омелы, под которой мы с Эдуардо поцеловались.

Скрывать свои чувства от подруг мне удалось недолго. Карла саркастично расхохоталась, заметив, как я вывожу на полях тетради вензеля «Э» и «Р», а Маура всхлипнула и, обняв меня, сообщила, что будет рада такой невестке.

Три года я любила и была верна, изводя «фрейлин» беседами о предмете страсти, те же выказали неприличную ветреность. Впрочем, присущую всем ученицам «Нобиле-колледже-рагацце». Мужчины школу посещали не часто, но каждый из них становился объектом томных взглядов и девичьего кокетства. Даже зеленщик, плотник и пожилой учитель музыки маэстро Калявани. Что же происходило, когда объявлялись вакации и у порога школы выстраивалась вереница гондол с братьями и кузенами, разбирающих учениц по домам, не поддавалось описанию.

У меня пять братьев: Филомен, Филидор, Филиппо и Франциско, Флоримон. И трое младших – близнецы Филиппо и Франциско, и Флоримон, – всего годом старше меня, получили за эти годы такое количество любовных посланий, что могли бы на манер шпалер оклеить ими гостиную дома Саламандер. И ограничились лишь гостиной просто потому, что Филомен Саламандер-Арденте более пяти лет бороздит южные моря в чине капитана, а Филидор преподает на материке в университете.

Из многочисленных повторений имен, начинающихся на «Ф», можно сделать вывод, что достойные мои родители, во-первых, обладают неординарным чувством юмора, а во-вторых, очень хотели произвести на свет девочку, поэтому изящно закольцевали отпрысков Филоменой, женским вариантом имени первенца.

– Однако, – прожевав, Карла отвлекла меня от воспоминаний, – забавно, что Паола Раффаэле появилась в нашей школе за полтора месяца до выпуска.

Информированность синьорины Маламоко объяснялась тем, что вчера вечером она в очередной раз сбежала на свидание с одним из своих многочисленных кузенов. И мы с Маурой до четырех утра по очереди дежурили у двери, прислушиваясь к плеску весел, чтоб незаметно вернуть беглянку в спальню.

– Продолжай, – попросила я, ощипывая гроздь винограда.

Мауре грозило остаться без завтрака, но она сама виновата.

– Как думаешь, сколько ей может быть лет?

– Не больше двадцати, – я поморщилась от кислого вкуса, – как и всем нам.

– Двадцать пять не хочешь?

Я ахнула, а синьорина Маламоко торжествующе продолжала:

– В колониях у нее, по слухам, случился пылкий роман с неким капитаном, и папаша притащил дочурку в столицу, чтоб сбыть с рук, пока товар совсем не испортился.

– Товар попорчен? – переспросила я многозначительно.

Карла пожала плечами:

– Точно никто, кроме нее, не скажет, но дело там дошло до клятв и обмена кольцами. Че… то есть кузен…

– Подруги называется! – пронзительный возглас синьорины да Риальто, сбегающей по ступеням, заставил Карлу замолчать. – Ничего мне не оставили?

Я посмотрела на ощипанную кисть винограда и покраснела. Маура подбежала к скамье и стала рыться в корзинке. Там обнаружился обломок чиабаты, и девушка немедленно им захрустела.

Карла отряхнула с пальцев крошки.

– Ты хорошо знакома с синьориной Раффаэле?

– Прошлым летом в путешествии мы остановились на острове Помо-Комо у тамошнего губернатора.

Карла и я забросали подругу вопросами, на которые получали слегка невнятные из-за булки ответы.

Да, Паоле крепко за двадцать, и нет, раньше она не изображала всем своим видом серую мышку, напротив, слыла красавицей и умницей, каких мало. Завела на своем острове салон, где собирался весь свет искусств и литературы, занесенный ветром путешествий в колонии. Мауру тогда сочла легкомысленной пустышкой, едва удостоила беседой.

– Теперь лебезит, – хихикнула синьорина да Риальто, расправившись с чиабатой, – просит опекать в новой школьной жизни. А школы той меньше двух месяцев осталось.

– Надеюсь, ты проявила радушие и приветливость? – строго спросила Карла.

– Вот еще! – фыркнула Маура. – Все ей припомнила. И шпильки ее обидные в мой адрес, и то, что она, презрев обязанности хозяйки, не обеспечила меня партнерами в танцах, заграбастав всех себе, и неприглашение на лодочную прогулку. Все!

– Подожди, – сказала я, – твои претензии могут касаться хозяйки поместья, а вовсе не дочери.

– Она и была хозяйкой! Филомена, в колониях нравы менее строги, чем в столице, к тому же синьор Раффаэле – вдовец, поэтому всем заправляла дочурка.