Читать книгу "Анатомия скандала - Сара Воэн"

– А где папа? Как прошел его день в суде?

Софи сделала вид, что не расслышала, ведя детей к внедорожнику сквозь группу своих прежних подруг. Эти мумии с кошачьими глазами сразу навострили уши при звуке звонкого голоска Эмили.

– Не здесь, дорогая, – пробормотала Софи, подавив желание резко одернуть дочь и чуть не бегом направляясь к машине. – А вот и наша машинка! – медовым голосом пропела она. – Ну-ка, залезайте!

Руки у нее дрожали, когда она вставила ключ в зажигание и завела машину. Зрачки, как она случайно заметила в зеркале, стали огромными, как пуговицы. Софи чувствовала, что на нее смотрят, прекрасно понимала, что слишком взвинчена, чтобы отправляться в долгую поездку с двумя маленькими детьми, но при этом сознавала, что ехать все равно придется. Она отпила глоток воды, залив подбородок, провела пальцем по приборной панели и отъехала от школы.

Огромный автомобиль, напоминающий скорее сверкающий черный танк – хромированные бамперы, ослепительный блеск и ярость, – свирепо засигналил. Софи резко вывернула руль, едва избежав столкновения, и покаянно воздела руки.

– Мама! – Голос Эмили перешел в вопль. – Я же еще ремень не пристегнула!

– Извини! – еле сдерживаясь, рявкнула Софи, близкая к истерике. Голос ее завибрировал: – Извините меня, по-жа-луй-ста!

В машине стало звеняще тихо.

– Мама, – отважился наконец спросить Финн, когда они выбрались на шоссе и поехали на запад, оставляя позади небоскребы и неопределенность. – А куда мы едем?

На секунду Софи стало легче: она предвидела этот вопрос и заранее придумала ответ.

– Навстречу приключениям, – отозвалась она.

Глава 15

Холли

16 января 1993 года

В библиотеке колледжа пахло книгами – сухо и сладко, точно к запаху пергамента примешивался аромат чистой, хрустящей соломы. Не как в книжном магазине, где, кроме бумаги, можно учуять испарения мокрых плащей покупателей и затхлый душок от какого-нибудь сандвича с тунцом, который запихнули в рот при входе в магазин и тихо отрыгнули, или пивное дыхание после недавнего визита в «Кингс-Армз».

Впервые посетив библиотеку, существующую с середины семнадцатого века, Холли поразилась именно запаху книг – чистому, без примесей, за исключением нотки растворимого кофе, дымившегося в массивной глиняной кружке старшего библиотекаря. Кроме запаха, девушку потрясли ряды книг, поднимавшиеся от толстого ковра почти до цилиндрического свода. Секции потолка, выкрашенные в бледно-розовый цвет детского ноготка и нежный мятно-зеленый, разделяли перекрещивающиеся золотые полосы с белыми лепными розетками на каждом пересечении.

В высоту можно было насчитать больше десятка полок: внизу ровными рядами стояли толстые энциклопедии в кожаных переплетах, а на самом верху были учебники в мягких обложках, к которым полагалось взбираться по деревянной стремянке, скрипевшей всеми суставами под весом студентов. Всего Холли насчитала шестнадцать глубоких ниш с полками, таившими, соответственно, произведения английской, французской, немецкой, итальянской литературы, сочинения древнегреческих авторов и великих латинян, труды по философии, политике и экономике, географии, теологии, музыке, истории искусств и юриспруденции. Под историю отводилась отдельное здание – видимо, из уважения к необъятности предмета, не умещавшегося на этих полках. Холли не часто видела здесь студентов с химического, биохимического и математического факультетов: видимо, основные знания они получали не в тихих, располагающих к учебе библиотечных залах, а во вполне современных лабораториях.

Было полдевятого утра – ее любимое время, когда в библиотеке никого не бывает, кроме главного библиотекаря, суетливого Фуллера, которого девушка называла Тумнусом в честь фавна из книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Мистер Фуллер заметно напрягался, если студент осмеливался громко заговорить или, боже упаси, приходил за приятелем, а не за книгой, но к Холли он относился с симпатией. Вот и сейчас главный библиотекарь молча кивнул ей и принялся перебирать содержимое маленьких дубовых выдвижных ящичков с каталожными карточками, на которых книги значились по индексам, по авторам в алфавитном порядке и, наконец, по названиям. В Бодлеанской библиотеке имелся и электронный каталог, но введение подобных новшеств требует времени, а нужды в спешке здесь никто не видел. На книгах не было ни пылинки, зато едва заметный слой пыли покрывал монитор библиотечного компьютера. Безукоризненный порядок поддерживался старой доброй каталожной системой: на одних карточках, пожелтевших за полвека, названия были напечатаны на машинке, на других – написаны от руки. Система не давала сбоев больше ста лет, и не было причин от нее отказываться. Для выдвижных дубовых ящичков по-прежнему находилась работа.

Библиотекарь, энергично снуя по покрытому ковром проходу, расставлял по местам возвращенные книги и рассортировывал груду томов, которыми пользовались ночью, да так и оставили. Если не считать стука его брогов и редких неодобрительных возгласов при виде безобразного эгоизма студентов, в библиотеке царила тишина. Холли, можно сказать, была наедине с десятками тысяч книг.

Она сладко потянулась, радуясь солнечному свету, лившемуся через высокое стрельчатое окно и бросавшему яркие пятна на страницу ее блокнота. В лучах танцевали пылинки, причудливая тень ажурного переплета ложилась на раскрытую книгу. Через окно на другой стороне площади Холли видела перекрещивающиеся лестницы; по одной как раз сбегала нечеткая за толстым стеклом фигурка. Девушка не уставала восхищаться утонченной красотой и таинственностью Оксфорда: столько судеб, столько историй, разворачивавшихся в библиотеках, столовых, под лодочными навесами, в барах, ночных клубах, музеях, садах и даже в яликах!

Оксфорд служил подлинным местом открытий: за восемь недель семестра тысячи жизней были здесь осмыслены или переосмыслены, тысячи историй написаны и переписаны, тысячи интимных связей испробованы и отвергнуты, политические убеждения проверены на прочность, сменены или отброшены.

Первокурсники, гордо улыбающиеся на первом официальном групповом снимке, мало чем напоминают себя три года спустя, когда на вручении диплома подбрасывают в воздух академические квадратные шапочки, швыряют друг в друга яйцами и осыпают мукой – одни смущенно, другие с нескрываемой радостью и облегчением: вот-вот жизнь, полная интеллектуальных, социальных и сексуальных открытий, примет их в свои объятия.

Холли была к этому готова. Проучившись всего семестр, она чувствовала, что меняется: сглаживался акцент, словно более теплый климат Оксфордшира растопил ее резкую скороговорку, крепла вера в себя, отступала привычная настороженность, и она понемногу начала верить, что имеет такое же право учиться в Оксфорде, как другие. От этой мысли ей становилось не по себе. Неужели она действительно в это верит? Ну да, немножко. Холли по-прежнему чувствовала себя самозванкой, но, может, с остальными та же история?

– Я на математическом для галочки, – хмуро призналась Элисон одним поздним вечером. Сидя за учебником, который для Холли с тем же успехом мог быть написан по-русски, она провела тонкую аккуратную черту через исписанную вычислениями страницу. – Меня приняли в рамках гендерной квоты… Я чувствую себя наглой обманщицей, – неожиданно добавила она.