Читать книгу "Мэри Роуз - Шарлотта Лин"

— А что мне тебе сказать? — Его глаза сверкали. — Что я со своим искалеченным коленом бреду по женским телам, потому что таковы мужчины? Сильвестр так поступает, сэр Джеймс так поступает, все благородные господа — в каком же болоте валяется подлец, не имеющий сердца и пьющий с дьяволом на брудершафт?

Он хотел вырвать у нее руку, но Фенелла впилась ногтями ему в кожу.

— Пожалуйста, скажи мне.

— Что? Я уже как-то говорил тебе, и, поскольку тогда ты мне не поверила, все слова не имеют значения. Ударь меня по лицу, Фенхель, если после этого ты перестанешь плакать и дрожать. Мне будет не так больно, как от твоих ударов словами.

Казалось, налетевший с реки ветер унес прочь два с половиной года разлуки. Фенелла увидела, что Энтони стоит на коленях в траве, так же, как сегодня, только на нем была одежда.

— Я люблю тебя, — услышала она его слова и схватилась за сердце, ей показалось, что оно остановилось. — Я никого не прошу. Но мне хотелось бы вернуться.

— В Портсмут, Энтони?

— Нет. К тебе. Если ты захочешь, то найдешь себе сотни парней получше, Фенхель. Но ни одного, который без тебя утратит остатки рассудка.

Она выпустила его руку, перестала плакать и села.

— Прости, любимый. Пожалуйста, прости меня.

— Ч-ш-ш, — произнес он. — Я такого не говорю, и ты не говори мне. Просто забудь об этом.

— Я ничего не забуду! Я сделала тебе больно, а ты заслуживаешь совсем не этого. Я хочу сказать тебе «прости меня», хоть ты, упрямец, мне такого и не говоришь.

— Ч-ш-ш, — снова произнес он и понурился. Она обняла его. Его мышцы на шее и спине были жесткими, словно металл.

— Я люблю тебя. — В каждом ее слове были мир и обещание. Он был прав: им достаточно было сказать об этом один раз и, если с первого раза не понять, как это важно, вся болтовня ничего не стоит. — Одевайся, любимый. Хоть мне и ужасно приятно обнимать твое обнаженное тело, я не хочу, чтобы ты замерз.

— Мне не холодно.

— Конечно. Но ты лжешь. — Она поцеловала его в ямочку между шеей и подбородком, сбросила его рубашку с плеч и накинула на него. — Спасибо, что присылал мне стихи Петрарки.

— Ничего лучше я придумать не мог. Из меня плохой учитель.

— Мне ты подходишь.

— Ты шутишь.

— Ч-ш-ш, — произнесла она и снова поцеловала. — Все эти глупости получились просто потому, что мне хотелось узнать, почему ты так хорошо разбираешься в любви. Когда женщины говорят между собой, они прежде всего болтают о том, что «это больно, не так и плохо, можно терпеть». Я хотела узнать, как тебе удалось сделать так, что для меня это стало счастьем.

Он вывернулся, сел к ней спиной.

— Я просил кое-кого научить меня.

— Женщину?

— А кого же еще, Фенхель? Уж не лошадь.

— В Генуе?

— Нет.

— В Кале?

— В Портсмуте.

— Когда, сегодня? — обескураженно воскликнула Фенелла.

— Почти пять лет назад, — ответил он. — Когда я понял, что хочу любить прекрасную Фенхель Клэпхем, и решил, что не хочу быть зеленым неумехой. Ты закончила? Можно мне идти? Или тебе нужно устроить еще один неловкий допрос?

— Минутку. Когда тебе было шестнадцать, ты попросил кого- то научить тебя любви, а потом ты пять лет ждал, чтобы сделать это со мной?

Он пожал плечами.

— Я решил, что в этом нет ничего такого. Я ведь просил кого- то научить меня строить корабли и ждал много лет, чтобы получить возможность делать это.

— Ты…

— Невыносим. Я знаю. Чума. Сатаненок. Тот, по ком петля плачет…

Фенелла, поцеловав его в шею, перебила:

— Самый поразительный мужчина на этой земле. А на шее у тебя должны быть мои руки, и только. Боюсь, ты не скажешь, кто была та женщина…

— Я должен сохранить ее тайну, ведь так?

Фенелла не ответила. Мысленно она перебирала знакомых женщин, но никто не приходил ей на ум. Все женщины Портсмута боялись Энтони, даже Джеральдина Саттон. Она немного ревновала, потому что кроме нее был еще кто-то, кто не боялся.

— Тебе нужно домой, — произнес он. — Опять начинается дождь.

— Пойдем со мной? Сильвестр задушит тебя от радости.

Энтони покачал головой, по-прежнему сидя спиной к ней.

— Я встречусь с Сильвестром завтра утром.

— Но где же ты будешь ночевать?

— У отца Бенедикта.

— Энтони, но это же бред! — возмутилась Фенелла и мягко коснулась его плеча. — Я понимаю, что ты не хочешь останавливаться в родительском доме, но сэр Джеймс был бы счастлив видеть тебя в своем доме. У тебя нет причин спать в душной комнате с этим ужасным священником.

— Для меня он не ужасный священник, и ты это знаешь. Я не хочу говорить об этом.

— Он доносчик! — в сердцах воскликнула Фенелла. — Сильвестр говорит, что он отправил на костер отца двоих детей. Этот священник считает, что такова воля Божья — сжигать людей за чтение книг.

— В воле Божьей разбираетесь вы, а не я, — ответил Энтони и встал. — Я разбираюсь в кораблях. Но думаю, что если бы мир был кораблем и кто-то пришел и начал бессистемно вырезать в нем отверстия, как этот Лютер, то он утонул бы вместе со всей командой.

Все было, как всегда: ей нравилось то, что он говорил, хоть она и считала, что это неправильно. Она тоже поднялась, оба привели в порядок свою одежду, поправили складки и ленты, снова превратились в двух несколько пристыженных людей. Без мольбы он позволил уговорить себя остаться, кроме того, действительно снова пошел дождь. По крайней мере он предложил проводить ее до Саттон-холла, что для него было почти верхом галантности.

— Я так о многом хотела спросить тебя и ничего не спросила, — произнесла она.

— Вообще ничего? Ты забросала меня вопросами, как пыточных дел мастер свою жертву, висящую на дыбе.

— Бедный ты мой возлюбленный, — усмехнулась она. — Как я могла быть такой черствой? Вообще-то, я хотела спросить тебя лишь о том, как ты жил, что видел и чем сейчас занимаешься?

— Я строю корабль. — Он смотрел на нее, и в глазах его складывалась мозаика из сверкающих искр. Взрослый мужчина, готовый изо всех сил бороться за то, чего хочет, и в то же время маленький мальчик, который вот-вот лопнет от гордости.

— Хочешь посмотреть?

— Еще бы! А ты как думал?

Он достал рисунок из висевшего на поясе мешочка, развернул его, протянул ей, словно рыцарь — миниатюру своей невесты. Чертеж был выполнен так же, как прежде его рисунки: безупречно, без малейших помарок. Фенелла достаточно разбиралась в кораблестроении, чтобы узнать каракку водоизмещением примерно триста тонн. Высокая корма и плоский киль выдавали влияние зарубежных мастеров, а своей стройностью она напоминала каравеллу. Бросалось в глаза и кое-что еще.