Читать книгу "История одной большой любви, или Бобруйский forever - Борис Шапиро-Тулин"

Все время в течение этого прощания император Лао стоял на журнальном столике и умудренно покачивал головой. Казалось, он знал намного больше, чем то, что могла мне сообщить Птаха.

Потом я провожал ее домой. В такси мы оба разместились на заднем сиденье и за всю дорогу не проронили ни единого слова. Не знаю, о чем думала Птаха, а я думал о том, что на самом деле уже дважды в своей жизни предал ни в чем не повинного Георгия. Первый раз, когда мы решили унизить его, избрав для этого самое изощренное оружие – любовь, и второй – сегодня, в гостиничном «полулюксе», когда я старательно делал вид, что в жизни Птахи его, Георгия, не существовало вовсе. А еще я думал о тех, кого вольно или невольно предавал на протяжении всех этих лет. Всякий раз, когда мне признавались в любви, я зажимал свое сердце в тиски, чтобы уберечь себя от взрывных страстей. Может быть, инстинктивно я понимал, что это еще не она, та, единственная, а может быть, просто боялся, как говорила Птаха, «обжечь свое сердце». О такой ли любви напоминал император Лао? Или существовала какая-то другая – без потрясений и предательств, без слез и укоров?! Без мести, наконец. Последнее мое увлечение, «лицо нашего КБ», гордая и неприступная красавица, которая несколько месяцев изводила меня всевозможными колкостями, а потом написала записку: «Злюсь, потому что влюблена в тебя, как девчонка», так вот она, когда мы расставались перед моей поездкой к Птахе, плакала, наклонив голову так, чтобы слезы капали на пол, не размывая нанесенную на ресницы тушь, и говорила всхлипывая:

– Ты отомстил мне за всех мужчин, которых я когда-либо отвергла, пусть найдется та, которая отомстит за меня.

Наверное, она имела в виду Гелю Снегиреву.

Но Геля сделала гораздо больше, нежели примитивная месть.

Она при помощи императора Лао просто открыла передо мной всю глубину пропасти между прекрасным замыслом и ничтожным его воплощением. Мне, как и каждому человеку, дали шанс на любовь, но при этом не научили, как я должен был им воспользоваться. И не предстояло ли теперь самое страшное – прожить всю дальнейшую жизнь с ощущением несделанного урока, который на поверку оказался главным?!

Ночью я уехал в Москву.

В душном купе, под синеватым светом ночника ворочались и похрапывали мои попутчики. Я, как ни старался, так и не смог уснуть. Мне многое надо было обдумать, что-то отринуть, к чему-то новому прикоснуться. Я думал о Паше Тонких и Мите Фоканове. Тогда я еще не знал, что Зоя, та самая, которой Паша писал бесконечные письма, родит ему ребенка, а потом попытается свести счеты с жизнью, наглотавшись сильнодействующего снотворного. Не знал, что Фоканов будет трижды женат, и в конце концов следы его затеряются где-то на Северах, кто-то из наших признает его в пьяном грузчике продовольственной лавки. Не знал ничего и о себе, о том, что резко изменю свою жизнь, занявшись исследованием так называемых секретных учений, буду писать книги, выступать по телевидению, а перед тем, как все это произойдет, все-таки встречу ту единственную, кто обожжет мое сердце и поможет понять наконец, о какой именно любви говорила тогда Птаха. А ее предсказание о том, что мы встретимся, но каким-то иным, странным образом, исполнилось в точности. В моем кабинете на самом видном месте стоит ее книга «Вслед за Солнцем». Надеюсь, несколько глав в ней Геля писала, думая обо мне.

Вместо послесловия, или Прошло тридцать лет

Часы показывали 18 часов 15 минут. До начала телеэфира оставалось не так много времени. Пора было решать, какую одежду выбрать на этот раз. Я подошел к платяному шкафу, занимавшему почти половину спальни, и распахнул дверцу. В зеркале, прикрепленном к ее внутренней стороне, отразился человек в махровом халате. Человек этот мне не понравился. Лицо его выглядело осунувшимся, темные круги под глазами придавали взгляду ощущение накопленной усталости, а мне, естественно, хотелось выглядеть свежим и по возможности энергичным.

– Так не годится, – сказал я себе и вспомнил про йоговское упражнение, напечатанное в какой-то популярной брошюре. Для того чтобы вернуть утраченную энергию, надо было вначале минут пять вращать глазными яблоками, затем растянуть в неимоверной гримасе рот, представить себя тигром и громко зарычать.

Все это, стоя перед распахнутым шкафом, я и проделал.

– Что с тобой? – спросила жена.

– Выбираю костюм.

– Интересный способ, – сказала она.

Я мог выбрать себе любую одежду. Дело в том, что это не имело никакого значения. В конечном счете жена доставала из шкафа именно то, в чем, по ее мнению, я лучше всего выглядел в те или иные периоды моей жизни. На сей раз это были серый пиджак и черная водолазка.

– А если рубашку с галстуком? – попытался предложить я иной вариант.

– Галстук будет тебе только мешать, – спокойно сказала жена.

Конечно, она была права. Галстук всегда мешал мне, когда я сидел в этом чертовом кресле перед глазком телекамеры. В какой-то момент мне вдруг начинало казаться, что галстук съезжает набок, и я судорожно старался выправить его положение. Со стороны это, наверное, выглядело смешно.

Перед самым выходом жена осмотрела меня с головы до ног, поцеловала и, слегка отстранившись, произнесла:

– Сегодня тебе лучше очки не снимать.

Машина, присланная за мной, уже ждала в условленном месте, водитель поздоровался и больше за всю дорогу не произнес ни единого слова.

На самом деле я был за это ему весьма признателен. Небольшой отрезок времени, который мне предстояло провести в пути, я хотел использовать для того, чтобы хоть как-то сосредоточиться и приблизительно представить себе сценарий предстоящей беседы под названием «Есть ли жизнь после смерти». Но мои усилия были безуспешными. Мысли путались: то я снова видел собственное отражение в зеркале, то вспоминались обрывки каких-то текстов, то ободряющий взгляд жены, который она подарила мне перед тем, как я закрыл за собой дверь.

За этим мелькающим перед глазами калейдоскопом я не заметил, как мы подкатили к ярко освещенному подъезду телецентра, на ступеньках которого уже ждала меня, обмахиваясь папкой с бумагами, милая дама – редактор, уговорившая меня принять участие в предстоящей программе. Крепко сжав мой локоть и щебеча о чем-то совершенно необязательном, дама почти силком протащила меня по лабиринту студийных коридоров, пока наконец не втолкнула в небольшую уютную гримерную.

С меня сняли очки, на пиджак набросили нейлоновый фартук и принялись обрабатывать лицо смесью каких-то кремов подозрительно коричневого цвета.

Минут через пять я посмотрел в зеркало. В нем отражался хорошо отдохнувший человек с южным загаром на бесцветной до того физиономии. Это был высокий класс. Я подмигнул своему респектабельному двойнику, но засиживаться в гримерной мне не дали.

Стремительный бросок через два лестничных пролета – и вот меня уже втолкнули в студию, где в кресле сидел ведущий телепрограммы, заглядывавший в листки и на разные лады пробовавший фразу: «Есть ли жизнь после смерти?» Еще одно кресло резко двинули под мои коленки и, когда я рухнул в приготовленную западню, тотчас же защелкнули на лацкане пиджака миниатюрный микрофон, а прямо в глаза направили яркий луч света. Я невольно заслонился рукой и робко попросил: