Читать книгу "Загадка о тигрином следе - Антон Кротков"

Только небо повстанцы не контролировали. По воздуху можно было бы быстро миновать опасный район, если бы в моторе экспедиционного аэроплана не обнаружилась серьёзная поломка. Немец объявил Вильмонту, что ремонт предстоит сложный, и при самом благоприятном раскладе займёт не менее двух суток.

Весь ремонт немцу пришлось производить самостоятельно. Выделенный ему в помощь механик оказался горьким пьяницей с трясущимися руками и мутной головой. Все помыслы этого бесполезного забулдыги были направлены на добычу спирта. В работе он больше вредил, чем помогал. В конечном итоге Вендельмут прогнал горе-помощничка. Но в одиночку немец провозился с «движком» не два, а целых пять дней, после чего уставший, голодный и злой «объявил забастовку». Он заявил начальнику экспедиции, что отказывается работать на пустой желудок:

– Я забыл, как выглядеть нормальный белый булка! Когда меня приглашать в вашу Россию, большой болшевисткий начальник обещать мне очень хороший жалованье, сытный завтрак, обед и ужин. Меня заверять, что я иметь гарантированный, как заход солнца мой законный чашка биир каждый вечер. Но оказывайтся меня здесь надувать! Это есть грубый нарушений контракт! Если меня не кормить дальше гуд, я бросать арбайтен и возвращаться цурюк Фатерлан, домой!

Условия жизни членов экспедиции действительно стали почти невыносимыми. Они жили в плохо отапливаемой землянке и питались похлёбкой из мёрзлой картошки и каких-то лестных ягод и корешков. На завтрак был «кофе», заваренный из мха и цикория. И ожидать какого-то улучшения питания не приходилось, ибо из-за вспыхнувшего восстания многие провиантские склады оказались в руках мятежников.

Долгожданная помощь пришла неожиданно, и оттуда, откуда его никак нельзя было ожидать. Это произошло на аэродроме под Симбирском. Располагался он южнее города, между западным берегом Волги и рекой Свиягой – на поле, ограниченном с двух сторон дорогами, ведущими в Симбирск.

Приземляться здесь было крайне рискованным решением, – озлобленные на советскую власть мужики, да и колчаковские казаки с пленными не церемонились. Но свои жёсткие условия снова диктовала погода: требовалось срочно где-то переждать очередной приближающийся циклон.

Аэродрома ещё не было видно, а Вильмонт стал готовить к стрельбе пулемёт. Под крылом проплывали предместья старинного волжского города, а на горизонте показалась сама великая русская река. Она была подо льдом. Одиссей тревожно всматривался в ровное белое пространство впереди: не видно ли переправляющихся с противоположного берега неприятельских отрядов.

Буквально через несколько минут видимость резко снизилась, так что лётчику пришлось лететь почти вслепую. Аэродром под крылом появился внезапно. Они увидели два десятка аэропланов на краю поля и красный флаг на крыше выстроенного в форме буквы «П» штабного барака. Нервное напряжение сразу спало.

Ещё не успев выбраться из кабины, Луков заметил неподалёку чрезвычайно знакомый худощавый силуэт. Эксцентричного московского хулигана и позёра Гранита Лаптева даже издалека невозможно было с кем-то спутать. А ведь Луков был уверен, что их жизненные дороги разошлись навсегда!

Вид у комиссара был довольно живописный: в клетчатых штанах-галифе и в ярко-жёлтых ботинках, расшитой гусарскими галунами бекеше с огромным старинным револьвером в руке он походил не то на одесского бандита, не то на клоуна. Его, видимо, совсем недавно в очередной раз сильно избили. Голова Лаптева была перевязана, лицо в свежих синяках и ссадинах, один глаз заплыл.

В ожидании прибытия экспедиционного самолёта Лаптев времени зря не терял. «Случайно» оказавшись, как это с ним, впрочем, часто случалось, в самом эпицентре событий, где столь незаурядной натуре было, где развернуться, Лаптев не растерялся. Более того, он твёрдо решил, что в эти горячие дни, когда может быть решается судьба Республики, его имя должно прогреметь на всю Волгу и долстигнуть Москвы, чтобы все его недруги разом заткнулись.

Не имея на то никаких полномочий, Лаптев взял на себя командование оказавшимся «у него под рукой» авиаотрядом. Требовалось в ближайшие часы железной рукой подавить мужицкую смуту, грозящую обвалить весь антиколчаковский фронт. Пехотные и кавалерийские части перед этой задачей неожиданно спасовали. И запаниковавшие штабные чины ухватились за авиацию, как тонущий цепляется за любой плавучий предмет.

Но погодные условия исключали возможность проведения воздушной карательной акции, да и лётчики втайне не рвались бомбить натерпевшихся лиха селян. Местное авиационное командование не сумело проявить должную жёсткость и без всякого сопротивления уступило власть самозванцу, который обладал нужным даром убеждения. И Лаптев показал всё, на что способен…

Отчего-то кажущийся намного выше своего роста, нервный, с горящим взором комиссар творил настоящий террор. Размахивая револьвером, он требовал, чтобы лётчики немедленно взлетали. Разыгравшуюся пургу комиссар в расчёт не принимал. Когда ему возразили, что погода нелетная и экипажи рискуют разбиться, Лаптев надменно ответил: «Для красных соколов не существует погоды, для них есть только пролетарское «Даёшь!».

Под угрозой расстрела первый экипаж пошел на взлет, но на высоте 50 метров мощный порыв ветра опрокинул машину. «Сопвич» скользнул на крыло и врезался в землю. Слышен был лязг металла и хруст ломающегося дерева и возможно… человеческих костей. Но комиссар и глазом не моргнул, скомандовав:

– Следующий!

Всё повторилось. Взлёт, потеря управления на небольшой высоте, смертельное падение, с той лишь разницей, что на этот раз одному члену экипажа удалось выжить в аварии, хотя он и получил тяжёлые травмы. Страшно изувеченное мёртвое тело его товарища вытащили из-под обломков и накрыли брезентом.

И снова, ничуть не смутившись, комиссар торжественно стал сыпать лозунгами:

– Даёшь мировую революцию! Превратим в пепел её противников! За Ленина, за международную коммуну всех трудящихся!

С револьвером в одной руке и маленькой книжицей в другой, с горящим взором и лихорадочным румянцем на смуглых щеках этот одержимый маньяк был похож на воинствующего проповедника новой религии. Размахивал он конечно не библией, а карманным изданием Карла Маркса. Но подобно инквизиторам и конкистадорам был готов ради своей идеи пролить реки человеческой крови.

Третий самолёт сумел подняться выше двух предыдущих и уже лёг на курс, но затем что-то произошло, аэроплан вошёл в крутое пике и врезался в землю. Раздался взрыв, во все стороны полетели обломки. Многие попадали на землю или попытались отбежать подальше, один комиссар даже не шелохнулся. Через десять минут он продолжил посылать авиаторов на верную гибель. Эффектно – не открывая рта, комиссар выпустил сквозь отсутствующие передние зубы струйку табачного дыма и жестом велел идти к самолету следующим двум смертникам.

Взлетевший пятым по счёту экипаж, видимо, оказался самым опытным. Их самолёт набрал высоту и скрылся из вида. Стал затихать вдали гул его мотора. Лаптев торжествовал. Однако через десять минут лётчики вернулись, не сумев пробиться сквозь снежный буран. Они едва не перевернулись на посадке и полагали, что сделали всё, что было в их человеческих силах.