Читать книгу "Наталия Гончарова. Любовь или коварство? - Лариса Черкашина"

«Любезный дедушка! Имею счастие известить Вас наконец о свадьбе моей…»

Видимо, «перерождение» поэта было столь явным, что один из приятелей не преминул заметить, что Пушкин «пьян своею женою».

«МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ»

Дом Хитрово на Арбате, в приходе церкви Живоначальной Троицы, — первый семейный дом Пушкина. Поэт нанял второй этаж арбатского особняка загодя до свадьбы — в январе 1831 года. Владельцы особняка — губернский секретарь Никанор Никанорович Хитрово и его супруга Екатерина Николаевна той зимой, испугавшись холеры, уехали из Москвы в свое имение в Орловской губернии.

После венчания в арбатской квартире был дан праздничный свадебный ужин, — торжеством распоряжался брат поэта Левушка. Князь Петр Вяземский, его десятилетний сын Павлуша и Павел Воинович Нащокин приехали на Арбат до новобрачных и на пороге дома благословили их святым образом.

Посажеными родителями со стороны жениха стали князь Петр Вяземский и графиня Елизавета Потемкина, со стороны невесты — ее двоюродный дядя Иван Нарышкин, сенатор и тайный советник, и Анна Малиновская, жена начальника Московского архива Министерства иностранных дел и мать близкой подруги Натали Катеньки Долгоруковой.

В доме на Арбате молодым супругам предстояло прожить счастливейшие дни в их жизни. Но его стены помнят и слезы юной Натали.

Княгиня Вера Вяземская (со слов Наталии Пушкиной):

«…Муж ее в первый же день брака, как встал с постели, так и не видал ее. К нему пришли приятели, с которыми он до того заговорился, что забыл про жену и пришел к ней только к обеду. Она очутилась одна в чужом доме и заливалась слезами».

Так ли оно было на самом деле? Свидетельств тому нет, да и быть не может. Вспомнить хотя бы пушкинский наказ жене: «Никто не должен знать, что может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни».

Бытует, правда, некая легенда: поэт, в слезах от восторга, якобы простоял всю ночь на коленях у брачной постели! Но эта пастораль слабо согласуется с живым пушкинским темпераментом!

О, как милее ты, смиренница моя!

О, как мучительно тобою счастлив я,

Когда, склонялся на долгие моленья,

Ты предаешься мне нежна без упоенья,

Стыдливо-холодна, восторгу моему

Едва ответствуешь…

Живо и еще одно предание, также документально не подтвержденное, — будто бы во время свадебного ужина Пушкин увлекся с друзьями беседой о литературе, и бедная невеста от обиды не смогла сдержать слез…

А 20 февраля — день памятный для Натали. Впервые она получила приглашение на бал как госпожа Пушкина! Бал был дан в особняке Анастасии Щербининой, дочери знаменитой россиянки — княгини Екатерины Дашковой, сподвижницы Екатерины II.

Один из гостей почтенной Анастасии Михайловны Александр Кошелев, чиновник Министерства иностранных дел, в будущем издатель, оставил памятную запись: «Вчера на бале у Щербининой встретил Пушкина. Он очень мне обрадовался. Свадьба его была 18-го, т. е. в прошедшую среду. Он познакомил меня со своею женою, и я от нее без ума. Прелесть как хороша».

А через два дня снова праздник — благотворительный маскарад (в пользу пострадавших от холеры) в Большом театре!

Александр Булгаков как всегда добросовестно сообщает брату все московские сплетни и новости: «Был изрядный ужин… За одним столом сидели мы и Пушкин-поэт; беспрестанно подходили любопытные смотреть на двух прекрасных молодых. Хороша Гончарова бывшая…

На Пушкина всклепали уже какие-то стишки на женитьбу; полагаю, что не мог он их написать, неделю после венца; не помню их твердо, но вот а реи ргиэ (приблизительно. — фр.) смысл:

Хочешь быть учтив — поклонись,

Хочешь поднять — нагнись,

Хочешь быть в раю — молись,

Хочешь быть в аду — женись!

…Он, кажется, очень ухаживает за молодою женою и напоминает при ней Вулкана с Венерою».

В завистниках и злопыхателях у молодой четы недостатка не было.

Некий Протасьев, передавая светскую болтовню некой мадмуазель Софи, приписывает эти вирши уже самому поэту:

«Скажу тебе новость — Пушкин, наконец, с неделю тому назад женился на Гончаровой и на другой день, как говорят, отпустил ей следующий экспромт:

Кто хочет быть учен,

Учись

Кто хочет быть спасен,

Молись

Кто хочет быть в аду,

Женись.

Счастливое супружество!»

Пушкин о том «экспромте», сочиненном якобы им, знал и, разумеется, восторга по этому поводу не испытывал…

На девятый день после свадьбы Натали впервые пришлось выступить в роли хозяйки — Пушкины приглашали к себе гостей на Арбат.

Александр Булгаков (28 февраля 1831):

«Пушкин славный задал вчера бал. И он, и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они как два голубка. Дай Бог, чтобы всегда так продолжалось…Ужин был славный; всем казалось странным, что у Пушкина, который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство…»

В числе приглашенных к Пушкиным был и старый князь Юсупов.

А первого марта пришелся на последний день Масленицы. Катанье в санях (в них участвовал и несостоявшийся жених Натали князь Платон Мещерский), блины у Пашковых. Москва, как говорили, тряхнула стариной. Праздникам и веселью, казалось, не будет конца…

Как и поздравлениям поэту с женитьбой.

Екатерина Карамзина:

«Я повторяю свои пожелания, вернее сказать надежду, чтобы ваша жизнь стала столь же радостной и спокойной, насколько до сих пор она была бурной и мрачной, чтобы нежный и прекрасный друг, которого вы себе избрали, оказался вашим ангелом-хранителем, чтобы ваше сердце, всегда такое доброе, очистилось под влиянием вашей молодой супруги…»

Петр Плетнев:

«Поздравляю тебя, милый друг, с окончанием кочевой жизни… Полно в пустыне жизни бродить без цели. Все, что на земле суждено человеку прекрасного, оно уже для тебя утвердилось. Передай искреннее поздравление мое и Наталье Николаевне: целую ручку ее».

А в ответ на несохранившееся письмо своей обожательницы Елизаветы Хитрово, вероятно также с поздравлениями, Пушкин холодно замечает:

«Суматоха и хлопоты этого месяца (марта. — Л. Ч.), который отнюдь не мог бы быть назван у нас медовым, до сих пор мешали мне вам написать».

В марте же знакомец поэта литератор Я. И. Сабуров пишет в Петербург брату: «Здесь не опомнятся от женитьбы Пушкина; склонится ли он под супружеское ярмо… Как справится он с тем, чтобы нарушить привычный ритм своей жизни?.. Во всяком случае, на худой конец, больше будет прекрасных строф; итог писателя — это его книга, а как он к ней приходит — его дело. Пусть брак, семья станут лишним томом в его библиотеке материалов — я согласен: она будет лишь богаче и плодотворнее…»