Читать книгу "Евразийский реванш России - Александр Дугин"

При этом показательно, что в данном случае антиамериканизм объединил морально три различные, подчас антагонистические силы турецкого общества: левых, националистов и представителей религиозных кругов. Такой широкий спектр показывает, что у евразийства в Турции огромные перспективы, далеко выходящие за уровень какой-то одной политической силы или партии.

Вторая важная проблема — проблема Северного Кипра. Если в истоках этой территориальной проблемы в эпоху «холодной войны» Запад неявно оказал поддержку Анкаре, тогда как СССР вступился за греков-киприотов, то сегодня все предлагаемые сценарии вообще не учитывают турецкие интересы в решении этой проблемы. Максимум, что Вашингтон гарантирует, это толерантное отношение к туркам-киприотам в составе единого Кипра в рамках Евросоюза, а также некоторую преемственность в вопросах собственности на Северном Кипре. Иными словами, Турция теряет свои позиции на Кипре, и туркам-киприотам предлагается мирно раствориться в общекипрском (с доминантой греков) контексте. Рауф Денкташ оказывается в таком контексте персоной нон грата для Запада, так как является символом той Турции, которая еще недостаточно глобализирована и приведена к единому «общечеловеческому» стандарту. Как бы то ни было, в вопросе Северного Кипра турки видят еще одно ясное подтверждение того, что атлантистская стратегия Анкары не является более гарантом укрепления национальной государственности. И снова по стране прокатывается волна демонстраций в поддержку Северного Кипра. И снова правые соседствуют с левыми.

Наконец, стамбульский саммит июня 2004 года. Тогдашний президент Джордж Буш, несколько опомнившийся, понаблюдавший массовые антиамериканские демонстрации на улицах Стамбула, говорит о «важности Турции как главного регионального партнера США», о том, что «светская Турция — главная преграда на пути распространения радикального ислама», требует от Евросоюза принять туда Турцию немедленно. Налицо отчаянная попытка укрепить атлантистское влияние в Турции, несколько запоздалая реакция на рост евразийских настроений. Но за этими словами Буша-младшего не может последовать реальных дел. США в новых условиях являются заложниками своей геополитической стратегии. Инструментальное использование своих «младших партнеров» уже не сопровождается теми выгодами, которые они могли извлечь из этого в период «холодной войны». Вашингтон, по сути, не может ничего предложить Турции взамен продолжения лояльности атлантистскому курсу. Ведь не откажутся же США от планов мирового господства или глобализации только потому, что один из региональных союзников слишком высоко ценит национальную государственность, свободу и независимость. Впрочем, Джордж Буш-младший, судя по выражению лица, едва ли знаком с деяниями и идеями Кемаля Ататюрка.

Как свидетельствует в своей новой книге «Конец американской эры» (The end of the American era) видный американский неоконсерватор и интеллектуал Чарльз Купчан (Charles Kupchan), США стали заложниками своей глобальной миссии, которую они не в состоянии выполнить, но от которой не в состоянии отказаться. В интервью итальянскому журналу «Imperi» на вопрос: «Какие выгоды получили европейские страны взамен поддержки политики Буша в войне против Ирака?» — Купчан жестко ответил: «Никаких». То же самое верно для Турции. Усилив сегодня связи с Вашингтоном, Анкара только еще более противопоставит себя не только исламскому миру, но и Европе, снова начнутся трения с Россией, внутренняя нестабильность, а значит, колоссальный виток социально-политической энтропии.

События улицы, которые сопровождали стамбульский саммит, подтвердили однозначно: евразийство постепенно становится фундаментальной составляющей турецкой политики. И отныне России, странам СНГ, Европе, исламскому миру следует также посмотреть на Турцию новыми глазами. Турция — это отныне нечто новое.

Проект стратегической интеграции Евразии

Теперь можно заглянуть в будущее и набросать основные направления евразийской стратегии Турции. Конечно, речь идет о чисто теоретическом проекте, но, как мы видели выше, конкретная политическая и социальная реальность в определенные моменты подходит очень близко к теоретическим разработкам, а некоторые теоретические установки, напротив, корректируется этой реальностью, как своего рода reality check.

Если мы руководствуемся предпосылкой евразийской идентичности Турции, то новая стратегия в регионе должна строиться исходя из 4 осей: Анкара — Москва, Анкара — Тегеран, Анкара — Брюссель, Анкара — Эр-Рияд. В такой ситуации Анкара становится пятым — и при этом центральным! — элементом в двух огромных геополитических интеграционных проектах — в проекте евразийской интеграции по оси Москва — Тегеран и в евроафриканском проекте будущей Великой Европы.

Если Турция будет рассматриваться не как форпост атлантизма, а как самостоятельный региональный игрок, определяющий свои интересы в системе региональных центров силы, то она может сыграть огромную, возможно, решающую роль в создании мощного евразийского стратегического блока. До последнего времени кавказская и в меньшей степени центральноазиатская проблемы рассматривались геополитиками как конкуренция российско-иранской оси (региональные державы Евразии, жизненно заинтересованные в независимости всего этого пространства) и турецкого полюса притяжения, представляющего атлантистскую реальность. Эта дуальная модель сказывалась на маршрутах прокладывания трубопроводов, на смысле дипломатических встреч и стратегических договоров, на разыгрывании азербайджанской карты, в том числе на вопросах Карабаха и Южного Азербайджана, и т. д. Но как только Анкара оказывается в этом пространстве не как антироссийская и антииранская одновременно сила, а как полноценный евразийский игрок, то вся картина мгновенно меняется. Инструменты турецкого влияния на Кавказе оказываются не дезинтеграционными, но интеграционными, и Турция входит в полноправный процесс евразийской интеграции вместе с Москвой и Тегераном, оговаривая, безусловно, свои собственные национальные интересы. Но это совершенно иной вектор. С Москвой у Турции отношения улучшаются, но системный евразийский характер это улучшение приобретет только в случае согласования общей последовательной стратегии, с учетом всех факторов. С Тегераном дело обстоит сложнее, хотя, возможно, эти сложности связаны больше с исторической инерцией. Турция опасается Ирана по соображениям опасности исламизма, но здесь стоит учитывать, что современный Иран явно отказался от идеи экспорта своей политической системы вовне и заинтересован, скорее, в региональной стабильности и сохранения своей системы перед лицом возрастающего давления со стороны атлантизма. У Турции, России и Ирана, по сути, одни и те же проблемы. Государственность этих стран, их суверенность и независимость в атлантистском и глобалистском сценарии подлежат отмене: неважно через прямую конфронтацию (Иран отнесен к «оси зла») или мягкое партнерство. Мы знаем, что в некоторых случаях друзья опаснее врагов, а soft power эффективнее hard power.

Отношения с Евросоюзом и арабском миром — это вторая половина проблемы. Европа сама сегодня становится в чем-то Евразией, она занимает промежуточное положение между азиатской материковой массой и трансатлантическими США. Изменился и этно-конфессиональный состав Европы. Поэтому и перед ней предельно остро стоит вопрос о новой идентичности. Те, кто считает, что вхождение в Европу — это ответ на все вопросы, жестоко ошибаются: Европа сегодня — это вопрос, поиск, кризис и неопределенность. Европа не может и не хочет больше быть лишь совокупностью стран, но пока еще не пробудилась как новая демократическая империя. Для Турции важно выстроить с Евросоюзом паритетные отношения. Независимо от того, войдет Турция в состав Евросоюза или нет (скорее всего, нет), она должна выстроить с Брюсселем систему сбалансированных позитивных отношений, основываясь на отказе от выполнения антиевропейских и антиарабских функций, заложенных в основу атлантистской стратегии. Как это ни парадоксально, именно евразийская Турция, сконцентрированная на своих национальных интересах и активно участвующая в интеграционных процессах как с Европой, так и с Россией (шире, СНГ) и Ираном, будет ближе и дружественней Европе, нежели ближневосточная держава, истово настаивающая на своей светскости, враждебная всем соседям, исповедующая жесткую национальную идеологию, постоянный источник волнений для бдительных наблюдателей за «правами человека», в частности, по курдскому вопросу.