Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

Гдов стоял под самой Пизанской башней, совершенно не боясь, что она упадет ему на голову. Поздно ему было чего-либо бояться. Кто всю свою сознательную и бессознательную жизнь прожил сначала в СССР, а потом в Российской Федерации, уже практически ничего не боится, даже Пизанской башни, которая — и это ясно всем — рано или поздно, а на кого-нибудь все-таки упадет, вот увидите.

Ведь не случайно же Пизанская башня — самое главное место встречи в вещном мире идиотов всех стран. Как мух на сахар тянет глупых международных обывателей сюда, на Площадь Чудес, Пьяцца деи Мираколи, под эту падающую с XII века фаллосообразную хреновину. Интернационал идиотов. Распивают «Кока-колу», устроившись задницами на огороженной красными флажками зеленой травушке. Вежливо улыбаются, фоткаются, как трахаются, на фоне архитектурной этой дубины. Изобрели для любительских фотосъемок незамысловатую шутку — поддерживать на фотоснимке якобы падающую башню двумя руками. Мещане, дети разных народов. Интернационал мещан. Эх, дубинушка, ухнем! Мирные все такие, благостные. Японцы начисто забыли, как зверствовали во время Второй мировой войны на оккупированных территориях, американцы — что сбросили на них атомную бомбу. Англичане выдали в 1945 году на съедение хищному животному по кличке Сталин казаков и белоэмигрантов, русские виноваты хотя бы в том, что дружно убили своего царя и вот уже почти сто лет терпят на своей земле коммунистов, гэбэшников и всякую другую сволочь, унаследовавшую подлые обычаи красных прародителей нынешнего бардака и беспредела. У французов недолго музыка играла, пустили в свою прекрасную — «о-ля-ля» — страну фашиста Гитлера, работали на его военных заводах. Сами немцы до сих пор очухаться не могут от непонимания того, как так случилось, что они в одночасье одичали и озверели. Индийцы боролись-боролись за независимость, а получив ее, тут же наплевали на заветы Махатмы Ганди. Пакистан атомную бомбу изобрел. Латыши спасли в 1918 суку Ленина и маньяка Дзержинского, доблестно служили в ЧК и ГУЛАГе, поляки подчистили своих евреев, китайцы тоже служили в ЧК, сбросившие цепи колониальной зависимости народы Африки возлюбили автомат Калашникова, айфоны и айпады заменили им прежние ритуальные пляски вокруг костра…

И так далее… «Короче говоря, все хороши. У каждой страны есть свой скелет в шкафу. Негодяи! Предали европейскую цивилизацию! Везде бардак, беспредел, дикость, угнетение, различающиеся лишь процентным соотношением мерзопакости. Но если в Пизе процент говна составляет в нынешние времена 20, к примеру, процентов, то у меня на родине, в РФ, он последние два года явно зашкаливает», — подумал писатель Гдов, стоя под Пизанской башней 6 марта 2013 года…

…А вот 6 марта 1953 писателю Гдову исполнилось ровно 7 лет, 2 месяца и 1 день, когда всей своей огромной, застывшей стране ее власти вдруг сочли нужным траурно сообщить, что вчера вечером, 5 марта 1953-го, в 21:50 по московскому времени наконец-то отмучался и перестал мучить других ее товарищ Сталин. А когда Вождя хоронили 9 марта 1953-го, писателю Гдову стукнуло уж целых 7 лет, 2 месяца и 4 дня. Ведь за эти три дня, прошедшие с момента объявления смерти этого грузиноосетина, до того, как трупу Иосифа местопребыванием определили уже частично занятый его вечно живым коллегой Лениным Мавзолей, писатель Гдов сильно повзрослел, если не сказать больше.

Ибо скорей всего именно эти три дня, которые потрясли страну и мир, оказались главными в его жизни, именно тогда и стал он литератором и латентным антисоветчиком, сохранив подспудную звериную ненависть к коммунизму до самой старости, лысины и седых волос. Ведь писатель Гдов, ребята, до сих пор обладает уникальной способностью мгновенно определить советскую рожу, за какой бы маской она ни пряталась. Западная маска иль восточная, левая, правая, коммунистическая, капиталистическая, космополитическая, почвенная, либеральная — от Гдова, родные мои, не уйдешь, Гдов «совка», как кошка — колбасу, чувствует, как сокол — змею…

6 марта 1953-го Гдов уже умел читать, поэтому известие о смерти главного пахана всея страны его потрясло, но не удивило. Да если б и не умел — о таком эпохальном событии, что Вождь заболел и скоро, видать, окончательно загнется, с утра до ночи бубнило советское радио, представлявшее тогда собой, если кто уже не знает из молодежи, черный картонный круг, висевший на любой квартирной стенке, чаще всего — кухонной. А когда Чейн-Стоксово дыхание вдруг у больного «дядюшки Джо» появилось, опытные люди сразу поняли, что Усатому — крышка…

К марту 1953 года писатель Гдов жил с родителями и бабушкой в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан. В доме номер 35 на улице имени растерзанной озверевшими белогвардейцами в 1918-м профессиональной большевички Ады Лебедевой, которая только этой своей мученической смертью и отметилась в истории, не дотянув до 1937-го и других славных советских годов.

Как, например, ее коллега, Раиса Землячка, потопившая в крови сдавших оружие мальчишек — белых офицеров — красный Крым. Или другие кандидаты в Пантеон советской славы, строительство которого осиротевшее без Сталина правительство намеревалось начать немедленно, о чем и издало соответствующее Постановление тут же после его смерти, живо заботясь о будущем номенклатурных трупов даже в дни и часы всенародной и собственной скорби.

Читателю на заметку: главный ПАНТЕОНЩИК, новопреставленный Джугашвили, кстати, был мистическим соседом Гдова, потому что тоже жил на этой будущей улице Лебедевой, дом номер 23, когда царь выслал его перед Первой мировой войной в Туруханский край, да плохо, видать, сторожил. Думаю, что ссучившийся шляхтич Дзержинский, одессит Ягода, карлик Ежов, Лаврений Палыч Берия в пенсне, поэт Андропов и следующие начальники страны сделали бы это гораздо качественнее, случись что. Ну, а чтобы вы не подумали, будто я по своей вредной застарелой привычке снова погружаюсь в политику, как в дерьмо, сообщу заодно нечто полезное в смысле обогащения читателей знаниями. Что при Сталине и царе улица Лебедевой именовалась Малокачинской, по названию протекавшей в этой округе мутной и грязной речки, впадающей в реку Е., и знаменита была эта улица вовсе не идеологией, а своей энергичной шпаной, про которую народ даже сложил песни не хуже, чем советские поэты и композиторы — про Сталина, Ленина, царя или какую иную власть.

Вечер наступает. Блатной идет домой. А качинская шпанка Кричит: «Блатной, постой!»

И еще всем на заметку, а то что-то память у многих стала короткая: Сибирь вообще — и до сих пор, несмотря ни на что — сгусток энергии, обладающий загадочным магнетическим полем, попав в которое ЛЮБОЙ человек рано или поздно становится сибиряком. И разве не Сибирь спасла Россию