Читать книгу "Я – Сания - Сания Испергенова"

– Идем! – Итальянская «мама» протягивает мне руку, а я стою.

– Нам пора ехать, – говорит «отец».

А я не двигаюсь с места. В итоге они меня ведут, сажают в машину, и тут слезы начинают градом катиться из моих глаз. Так страшно. Я не хочу, не хочу одна! Они не понимают, что со мной, я и сама этого не понимаю. Они говорят: «Хватит плакать», – а я не могу. Они думают, я должна радоваться Италии, их семье, а у меня слезы градом оттого, что меня отсоединили от моих однокашников. Это они – моя семья. А здесь всё чужое, чужое!

Мы приехали в незнакомый дом в прибрежном городке. Здание было на две семьи – разные входы, с двух уровней. Наш был верхний. Я плохо помню, что было после того, как мы вошли. Ни планировка, ни мебель в памяти не остались. Я опять сидела и плакала, плакала. Из того вечера запомнила только футбол. Его мы смотрели всей семьей: болели, орали как сумасшедшие. Но Милан проиграл. И по этой причине, с расстройства, нас с их дочкой решили положить спать в шесть часов вечера. Я не понимала, за что меня опять наказали! Только в доме ребенка воспитатели делали так – если провинился, клали в кровать засветло и не разрешали вставать. Только-только я успокоилась после этой ужасной дороги, только вытерла слезы, и тут новая обида. Они закрыли все окна, закрыли двери, а сами куда-то ушли.

Мы с маленькой девочкой, которая не могла ни меня, ни себя защитить, остались в доме одни. Вокруг нас по спальне в кромешной темноте стали летать чудовища с окровавленными рваными ртами, бродила от стены к стене баба-яга, из-под кроватей выползли змеи. Я боялась закрыть глаза даже на секунду, таращила их в непроглядную черноту, потому что понимала – стоит сомкнуть веки, и нас сожрут! От страха, под грохот собственного сердца, которое поднялось к самому горлу, я описалась. Как обычно, это немного помогло – вокруг ног и спины стало расползаться спасительное тепло. Я успокоилась и смогла задремать.

А утром они пришли. «Мама» застыла перед моей кроватью с вытаращенными прожекторами-глазами и сморщенным в гармошку носом.

– Это что?! – спросила она по-итальянски, добавив красноречивых жестов, хотя и сама, конечно, знала ответ.

Я опустила глаза и покраснела.

– Почему ты не сказала, что писаешься в постель?! – Снова слова, сдобренные жестами, – удивительно, но я все понимала. – Тебе девять лет! Что это такое?

Ответить, конечно, я ничего не могла. Стояла, опустив голову, и думала: «А как я вам скажу? Жестами?» Они же понимали, что я не знаю их языка, не могу ничего объяснить. Взрослые люди! Это воспитатели должны были как-то предупредить – хорошо бы еще до того, как они вообще согласились взять меня в свою семью!

Конечно, я снова стала плакать. Ничего не могла с собой поделать. Даже объяснить не могла, из-за чего реву. С того первого утра так и повелось – я каждый день плакала. Просыпалась – плакала. Сидела за столом – плакала. Шла в туалет – плакала. Заливалась горючими слезами, не могла остановиться. Они впали в панику – не понимали, что происходит. И не могли уделить мне время, чтобы попробовать разобраться в том, что я чувствую. Не пытались выяснить, что мне на самом деле страшно и плохо. Что я боюсь их еды, их дома, их самих – чужих и непонятных. Они оставляли нас с дочкой одних, а сами уходили на работу. И я сходила с ума в пустом неприветливом доме, с чужим ребенком, который не говорил на моем языке. Все кончилось тем, что они позвонили какому-то русскому дядьке, своему знакомому, и он приехал со мной разбираться.

– Почему ты плохо себя ведешь? – спросил он.

Я молчу. Только плачу. Он задал свой дурацкий вопрос раз сто, вот только безрезультатно.

– Госссподи! – Я видела, что он страшно злится, и закрывалась еще сильнее. – Люди заплатили за тебя огромные деньги. Сделали доброе дело – привезли сиротку в Италию. Жертвуют всем: временем, силами, даже родным ребенком. А тебе что надо-то? – не выдержал он. – Чего ты хочешь?!

– Я хочу к Олесе, – прошептала я.

Мне нужен был кто-то знакомый рядом. Кто-то, с кем я могла бы поговорить.

– Ты правда этого хочешь? – переспросил он. – Тебе твоя Олеся в детдоме еще надоест.

– Да, – уверенно кинула я, – хочу.

– Но мы не привезем сюда Олесю! – возмутился он.

И я снова в слезы. Я рыдала много часов подряд и даже встать потом не могла от потери сил. Выплакала все, что было у меня внутри.

Через пару дней они все-таки привезли ко мне Олесю. Я обрадовалась безумно. Мы болтали без умолку много часов подряд. В тот вечер я поняла, какое это счастье говорить на своем родном языке и так, чтобы тебя понимали. Тем вечером, первый раз за все время в этой Италии, мне было по-настоящему хорошо.

Глава 18

Семья

Но Олеся скоро уехала – ее увезли в ту семью, где она жила. А я опять заплакала и продолжала плакать с утра до вечера каждый день.

Только став взрослой, я осознала, что именно со мной происходило в Италии. На меня давил неподъемный груз: я как будто слышала их мечты о веселой русской девочке-сироте, которая была бы всем довольна, каждую минуту говорила «Грацие» и боготворила своих благодетелей. Но я так не могла. Они являлись чужими, мне было физически плохо от их ожиданий, которые давили на меня могильной плитой. Мне было нечего им предложить.

Атмосфера накалялась. Однажды вечером в выходной день мы куда-то поехали все вместе. Сели в машину – отец за рулем, мать рядом, мы с дочкой сзади – и отправились в путь. Я никого не трогала, пыталась слиться с обивкой кресла в машине, чтобы меня перестали замечать. А их неугомонная девочка, наоборот, елозила и пыталась привлечь к себе всеобщее внимание. Поскольку до родителей ей было не дотянуться, она доставала меня: ложилась поперек кресел и закидывала свои противные ноги ко мне на колени. Холодные, как рыбины, лодыжки моментально подняли во мне волну бешенства. Никто не позволял этой малявке обращаться со мной как с подставкой для ног, даже не спросив разрешения! Я и без того ненавидела любые прикосновения людей, почти все они вызывали из глубины души отвращение – заодно с воспоминаниями о жестоких руках воспитательниц в доме ребенка. А тут еще этот холод! Меня трясло от ярости.

– Убери с меня ноги, – показала я жестами.

Ноль реакции. Как будто слепая. Недолго думая, я сама скинула ее лодыжки с моих коленей. Только избалованная малявка и не подумала слушаться старших: ехидно улыбнулась и снова закинула на меня ноги.

– Убери! – Я снова показала жестами и для понимания отпихнула ее.

Она как ни в чем не бывало только устроилась поудобнее.

– Убери!!! – Я махнула рукой: невозможно уже не понять!

Но девчонка назло мне делала по-своему. Забрасывала на меня ноги снова и снова, при этом смотрела мне в глаза и улыбалась. Каждый раз ее ледяные лодыжки вызывали во мне приступ отвращения. Я терпела, стиснув зубы. Скидывала ее ноги. Скидывала. И скидывала. Через несколько минут такой безмолвной борьбы она пропищала что-то жалобно своему отцу. Конечно, она говорила по-итальянски, а я-то ничего не могла сказать! Неожиданно он обернулся со звериным оскалом на перекошенном лице и огромной тяжелой ладонью врезал мне по бедру. Я даже не успела понять, что происходит, – только увидела пылающий красный след на своей коже. И это благодарность за то, что я терпела из последних сил, не трогала его мерзкую тупую дочь?!