Читать книгу "Музыка призраков - Вэдей Ратнер"

Обретя голос, она выговорила:

– Я… – Большая соломенная шляпа, прижатая к груди, задрожала. – Я…

– Сутира, – пробормотал он. – Да, я знаю.

Ему некуда было предложить ей присесть – в хижине не было другой мебели, кроме бамбукового топчана. А даже если бы и была, даже если бы он мог позволить себе мебель и доставку, куда бы он ее дел? Допустим, в хижине хватит места для бамбукового стула и складного стола, которые продаются на каждом углу, но один стул, насколько помнилось Старому Музыканту со времен его жизни среди городских бездомных, стоит минимум десять американских долларов, больше, чем было у него в кармане уже много лет. Он мало как мог подготовиться к ее визиту. Он едва смог собраться сам, вернув на место свое сердце после того, как почтенный Конг Оул поделился с ним новостью.

– Я только что говорил по телефону! – взволнованно говорил старый монах, позабыв обычную благочестивую безмятежность. – Боги даровали вам встречу, о которой вы так давно мечтали!

– Вы говорили по телефону с богами? – не удержался Старый Музыкант.

Настоятель позволил себе крамольный смешок.

– Нет, друг мой, с мисс Сутирой. Она в Камбодже, в Пномпене.

У Старого Музыканта остановилось сердце – надолго ли, он не знал, но, когда он очнулся, оно бешено колотилось о ребра. Сутира приехала. Она здесь, в городе! А теперь она в его коттедже. Прямо перед ним. Не мираж, но все равно видение.

Первые бесконечные секунды он бесцельно бродил по скудно освещенной тесной хижине, переставляя то одно, то другое. Он хотел бы предложить ей чаю, но у него единственная щербатая чашка, из которой он пьет каждый день, изнутри уже темно-коричневая, а снаружи покрытая паутиной трещин. Может, заглянет доктор Нарунн, и он попросит молодого друга помочь принять гостью? Но Старый Музыкант тут же вспомнил, что врач сегодня уходит – возможно, уже ушел. Вот старый дурак, корил он себя, не мог принести чашку с блюдцем из храма! Или хоть чистый стакан, предложить гостье холодной дождевой воды из его бака! Вода особенно сладкая и свежая после затяжных дождей последних месяцев.

Он остановил себя, поняв, что зарвался. Дождевая вода? Не сходи с ума, чего доброго, ты ее отравишь. Он выпрямился, где стоял, гадая, слышала ли его гостья, если он снова нечаянно говорил вслух. Он чувствовал на себе ее взгляд – вот он прошелся вдоль рубца, задержавшись на черной повязке, принесенной доктором Нарунном, словно пытаясь проникнуть под нее. Старый Музыкант не осмеливался взглянуть девушке в глаза, в эти темные, осененные ресницами омуты.

– Не желаете ли чего-нибудь освежающего? – вылетело у него на английском, с отточенными интонациями, удивив и Тиру, и самого старика. На мгновенье они замерли, потом Тира отвела взгляд. Старый Музыкант чуть не умер от стыда – за английский, за свое не в меру щедрое предложение, за свой длинный язык. Можно подумать, он в состоянии принести ей то, что она пожелает! Старый дурак…

– Спасибо, – наконец ответила она тоже по-английски, открыто и просто, не цепляясь к его путанице времени и места, – но мне ничего не нужно. – Она снова посмотрела на него и перешла на кхмерский: – Я… Я пришла к вам. – Девушка улыбнулась, но по-прежнему судорожно прижимала к груди широкополую шляпу, будто пряча под ней что-то хрупкое.

У него разрывалось, истекая кровью, сердце. Неужели он ошибся, расслышав сочувствие в ее голосе? Он не имеет права верить, что она относится к нему иначе как с подозрением.

– Можно присесть? – спросила Тира, показывая на изножье бамбуковой койки. Старый Музыкант на мгновенье замер от неожиданности, но тут же, извиняясь, забормотал в том смысле, что конечно, и сделал вид, что убирает инструменты, которые аккуратно расставил в ожидании ее прихода.

– Можно, можно, тут есть место.

Он не знал, что ранит его больнее – присутствие девушки, ее голос или нежность, вызванная ее простыми словами. Он будто вернулся в то мгновенье, когда юная Чаннара, его тайная и единственная любовь, пришла в его тесную квартирку в Вашингтоне и спросила почти так же: «Можно присесть? Вот сюда, на твою кровать?» Они планировали ту минуту и ждали ее давно и нетерпеливо, но как же они оба волновались – как дети! Он боялся даже думать, на какой риск она решилась, придя к нему, вообще оставшись с ним наедине. Однако любовь в нем была неизмеримо сильнее страха. Он чувствовал – то же творилось и в душе Чаннары. Опустившись перед ней на колени, Тунь прижался головой к ее груди, а Чаннара обхватила его руками и ногами. Они долго оставались так на краешке кровати, пока волнение не улеглось. Кажется, это было в другой жизни, но та минута до сих пор жива в душе Старого Музыканта.

А теперь перед ним стоит ее дочь, эхо своей матери: поднятые на макушку темные очки, волосы до плеч, собранные в небрежную косу на одну сторону. Выбившиеся возле ушей вьющиеся пряди прилипли к влажной коже. Присутствие Сутиры отчего-то казалось зыбким, неуловимым, как росчерк кисти, выдох каллиграфа, движение руки над пергаментом. Старый Музыкант боялся, что она растает в воздухе так же волшебно, как и появилась.

Тира нерешительно присела на топчан, вытянув длинные ноги и подогнув гибкие пальцы, будто ежесекундно готовая подпрыгнуть и убежать. Сколько раз он репетировал этот момент, повторяя то, что хочет сказать – правду, которую ему необходимо извергнуть из себя? Но вот Тира здесь, а он не может решить, с чего начать.

Старый Музыкант чувствовал, что она понимает его беспомощность, недоверие и стыд за это унизительно нищее жилище, потому что Тира опустила взгляд и повернула голову к лежавшим рядом инструментам. Шляпа от солнца, которую она положила на колени, по-прежнему мелко подрагивала. Старый Музыкант не мог понять, чтó дрожит у Сутиры – колени, руки под шляпой, живот. Его собственный живот ходил ходуном, враз наполнившись летучими мышами, которые вдруг проснулись и принялись бить крыльями.

– Надеюсь, ваша поездка была приятной? – выговорил он наконец неестественно церемонно.

– О, спасибо, просто прекрасной. Водитель выбрал дорогу мимо Чранг Пич… – Тира сделала паузу, словно ожидая его реакции, и, не дождавшись, продолжала: – А остаток пути мы проделали по берегу реки. Сегодня там особенно красиво. – Новая пауза. – Вода такая спокойная и сверкающая…

Старый Музыкант энергично кивнул, счастливый легкостью в ее голосе. Он подумал спросить, когда она приехала, давно ли в Камбодже, видела ли уже Пномпень, но стоило ему сглотнуть, как слова, простейшие, привычные, точно канули в пропасть. Она здесь уже некоторое время, в этом он почти не сомневался, достаточно долго, чтобы ему опечалиться, узнав, что она была совсем рядом, но не заглянула в Ват Нагару. Казалось, Сутира из тех, кто, едва сойдя с самолета, сразу ощущает под ногами родную почву. Перелетная птица, длинноногая белая цапля, нашедшая свое покинутое гнездо среди рисовых полей. Главное, внушительно сказал себе Старый Музыкант, что она снова здесь. Она здесь. Говори же с ней, что ты как немой!

– Как вам здешний климат? – Он даже вздрогнул от банальности собственных слов. – С непривычки жара может обессиливать. – Он помнил, как задыхался первое время, вернувшись из США.