Читать книгу "Гортензия - Жак Экспер"

Я вышла на улицу, чтобы купить цветы и маленькие песочные печенья, зажгла ароматические свечи, которые наводнили комнаты душистым запахом. У меня было ощущение, что я начала жизнь сначала, словно генеральная уборка бесследно уничтожила годы, проведенные в аду.

В полдень я позвонила Изабелле. Она взяла с меня обещание, что я буду действовать осторожно.

– Не заговаривай о похищении, пока не выберешь подходящий момент, не торопись. У тебя будет достаточно времени, чтобы раскрыть Гортензии правду. Не упусти свой шанс!

Но в тот субботний день я с трудом ее выслушала. Все мое внимание было приковано к стенным часам – время шло так медленно! Оставалось целых пять часов до ее прихода. И в сотый раз за это бесконечное утро я мысленно представила момент нашей встречи.

Чудесное мгновение ее возвращения домой.

Сначала я ее поцелую, сказав: «Как мило, что вы нашли возможность прийти!», поблагодарю за маленький подарок, который она принесет (цветы, может быть, шоколадку?), и приглашу пройти в гостиную. Увидев меня такой – в нарядном платье, тщательно причесанной, Гортензия обязательно скажет, что я очень элегантна, что у меня чудесная светлая квартира и что мне повезло с районом, где такое множество магазинов. Короче, сначала мы будем просто болтать на общие темы. Потом я угощу ее чаем, предложив на выбор разные сорта песочного печенья, купленного сегодня утром в «Монопри»[20]. Блюдце с печеньем я придвину к ней поближе, и она не сразу даст себя уговорить, но потом обязательно съест одно, а потом и второе. «Мне нужно думать о фигуре», – пошутит она. А я тоже засмеюсь в ответ. Затем я попрошу Гортензию немного рассказать о себе: о ее сослуживцах, начальнице, может, о планах на будущее. На месте сориентируюсь – как далеко я смогу зайти в своих расспросах.

После чая я покажу ей свою квартиру. Начнем мы с кухни, по пути заглянем в ванную, с утра сверкающую чистотой и благоухающую лавандой. Я покажу ей свою спальню – скромную, почти без мебели, не считая нескольких книжных полок. А закончим мы детской. До сих пор я и словечка не скажу ей о нашем прошлом, о моей жизни без нее, о моих бесплодных поисках и надеждах. Но когда она увидит маленькую кроватку с бежевым медвежонком на подушке, своим Жеже, увидит на полке шеренгу Барби, возможно, из глубин ее памяти (я этого жаждала всем сердцем) всплывут давние воспоминания.

Тогда я возьму ее за руку, усажу рядом с собой на кроватку и скажу как можно спокойнее:

– Присядь, я хочу сказать тебе что-то очень важное.

Сдвинув брови, она насторожится, возможно, смутится, удивленная моим намерением. Но я продолжу без всяких колебаний:

– Твое настоящее имя – Гортензия. Ты – моя дочь!

Она немедленно отреагирует:

– Да что вы такое говорите, София?

Но я не отпущу ее руки, не исключено, что пролью несколько слезинок, однако доведу рассказ до конца. Расскажу ей все – от вечера похищения до нашей встречи двумя неделями раньше, о том, сколько усилий я приложила, чтобы ее найти, о моментах надежды, чудовищных разочарований и, наконец, о моем примирении с судьбой после стольких лет безнадежных поисков. Я покажу Гортензии ее детские рисунки, книжки, опишу нашу недолгую, но счастливую жизнь вдвоем.

Но пока – до прихода Гортензии осталось меньше двух часов – я не хотела думать о ее реакции. Не примет ли она меня за свихнувшуюся старуху, не сбежит ли от меня? Нет, это невозможно, такого не могло произойти.

Она непременно мне поверит, мы обнимемся и заплачем вместе.

Но, конечно же, Гортензия задаст кучу вопросов, ведь мое признание представится ей немыслимым, невероятным. Тогда я покажу ей документы, которые сохранила: отчеты полицейских, протоколы, а также фотографии Сильвена и ее собственные – в младенчестве и двухлетнем возрасте.

Пусть и не сразу поверив, она сопоставит факты и обрывки своих воспоминаний, возможно, по-другому взглянет на свою жизнь и поймет, что все услышанное является правдой. Беспощадной и жестокой.

И тогда от избытка нахлынувших чувств она привлечет меня к себе и произнесет единственное слово, которого я ждала столько лет: «Мама!»

В глазах Гортензии отразится сострадание, она разделит со мной боль навсегда потерянных лет, заключит меня в объятия и будет повторять до умопомрачения: «Мама, моя мама»…

А когда эмоции улягутся, она мне расскажет, как проходила ее жизнь без меня, без ее мамы. Она решительно потребует объяснений от «нашего палача» (ибо отныне она так и будет называть Сильвена). И пообещает, что больше никогда со мной не расстанется, ведь всю жизнь она чувствовала, как ей меня недоставало, даже если и не понимала этого: «Мне не хватало тебя, но теперь все прояснилось…»

Весь вечер Гортензия проведет со мной и останется ночевать. Мы будем разговаривать долгие часы, ведь нам еще столько предстоит наверстать, столько друг о друге узнать. Целую жизнь нам с ней придется выстроить заново.

Часы пролетят незаметно, мы досидим до глубокой ночи, и я уложу Гортензию в ее детскую кроватку. И перед тем как закрыть глаза, в то время как я нежно поцелую ее в лоб, дочка прошепчет:

– До завтра, мама…

А я отвечу:

– Спи спокойно, доченька, моя Гортензия…

Убедившись, что она заснула, я вернусь в свою спальню. Счастливая. Безмерно счастливая.

Но потом придет час отмщения.

И мы вместе его уничтожим, нашего палача.

Оказалось, что я заснула, когда ненадолго прилегла на свой древний диван. Встала я рывком, вся в поту. Кухонные часы показывали три минуты шестого. Вот-вот моя дочь будет здесь. Я быстро умылась, надела серое платье, поправила волосы и проверила, хорошо ли расставлены на стеклянном столике в гостиной чашки и блюдце с песочным печеньем, тем самым, что она так любила в детстве.

Минуты, секунды бежали одна за другой. Уже было половина шестого. Я подошла к окну, пытаясь разглядеть ее в толпе, заполнившей тротуары моей улицы, где недавно открылись новые магазины. А что, если эти проклятые три минуты сыграли роковую роль? Может, дочь звонила, а я не услышала, и она ушла? Да нет, вряд ли Гортензия так быстро бы отступилась. Я начала бояться худшего, уж не произошел ли с ней несчастный случай?

Не узнала ли она правду обо мне?

Вот уже и шесть. Я позвонила Изабелле, просто потому, что не могла сейчас оставаться без дела. С приходом дочери у меня было связано столько надежд, нет, она не могла так со мной поступить! Изабелла пыталась меня успокоить, советовала запастись терпением, не отчаиваться. Все было напрасно. Я бросила ей, словно дочь не явилась по ее вине:

– Гортензия никогда ко мне не придет, знаю!

– Наверное, появились неотложные дела.

– Она бы позвонила. Нет, все кончено!

Не в состоянии продолжать разговор, я положила трубку. В тот момент, когда я уже собиралась выйти из дома, раздался звонок. Я бросилась к телефону, но это оказалась всего лишь Изабелла с упреками, что я с ней не попрощалась. Пробормотав извинения, я пообещала ей перезвонить.