Онлайн-Книжки » Книги » 📔 Современная проза » Воспоминания - Давид Фонкинос

Читать книгу "Воспоминания - Давид Фонкинос"

155
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 ... 53
Перейти на страницу:

Я позвонил отцу, чтобы развеять его страхи. Он повторил несколько раз: «Невероятно, ты уже нашел ее… Просто невероятно…» Он явно мечтал, чтобы все жизненные неурядицы решались так же просто, как по мановению волшебной палочки. Он несколько раз повторил одну и ту же фразу — это значило, что он нервничает, что, видимо, мама ведет себя неадекватно. С ней не будет так просто, как с бабушкой: взять машину, поехать и найти. Их разделяли непреодолимые расстояния. Мама была во власти безумия, оно влекло ее за собой. Куда?

____________________

ЕЕ ИСТОРИЯ В МОЕЙ ИСТОРИИ

Ситуация, в которой мы с бабушкой оказались, была из ряда вон выходящей, соответственно, и разговоры у нас были особенные. За ужином она принялась вспоминать детство, причем с массой новых подробностей. Впервые она так неторопливо рассказывала о себе. Воспоминания будто сами всплывали на поверхность, когда она очутилась в тех местах, где выросла. Раньше бабушка смущенно опускала какие-то моменты своего прошлого, теперь же дала себе волю. Я знал, какой трагедией обернулась для восьмилетней Денизы расставание со школой, но ничего не знал о том времени, которое предшествовало появлению в ее жизни моего деда. И вот наконец я смог полностью восстановить прерывистую нить семейной истории.

Американский кризис 1929 года и его последствия, несколько месяцев спустя накрывшие Европу, заставили семью сняться с насиженного места. Отец с матерью были вынуждены скитаться по разным городам и торговать скобяным товаром с лотка. Многие ремесленники в те годы расстались со своим жильем и лавкой; они сбились в бродячие сообщества и открывали то тут, то там передвижные базары. Бродячие торговцы жили как циркачи, с той лишь разницей, что дед торговал гвоздями, а не потешал народ клоунскими трюками. Вначале приходилось туго, так что порой даже питались похлебкой для бедных, но мало-помалу начали выкарабкиваться. Дениза помогала родителям и постепенно забывала счастливые времена своего детства. Отец покупал ей по книжке в месяц, и она читала и перечитывала ее по многу раз в ожидании появления следующей. Сидя в семейном фургончике, она воображала себя учительницей: давала задания ученикам и наказывала лентяев. Или была послушной ученицей, старательно исполнявшей указания преподавателя. Так что ее прошлое продолжалось, но в воображаемом мире. Мне очень нравится способность детей отгораживаться от несчастий фантазиями. Когда вырастаешь, прятаться в мечты уже не получается, и корабль трещит по всем швам.

Мало-помалу положение в стране стало выправляться. В тридцатые годы Франция даже пережила эйфорию первых оплачиваемых отпусков. Французы учились наслаждаться свободным временем и пытались привыкнуть к новой мысли, что можно жить иными ценностями, нежели труд. Собственно говоря, в истории кризисы всегда чередуются с периодами беспечности, и именно беспечность порождает кризисы. Лубочные картинки счастья, которые продавали французам, — чем не масс-маркетинг? — заслоняли нараставший кошмар. Мой прадед вкалывал не покладая рук, однако позволял себе в воскресные дни играть в карты, покуривая трубочку. Откуда ему было знать, что этот мирный период продлится недолго. В скором времени, не успев опомниться, он оказался в траншее, да еще в самой идиотской, какая только была в истории. Линия Мажино — вот символ беспечности тридцатых. Некоторые французы до сих пор дивятся, как можно было обогнуть эту линию обороны. Но ведь каждая линия обороны где-нибудь да кончается.


В течение многих месяцев девушка, в которую превратилась к тому времени моя бабушка, не получала от отца никаких известий. Вечера она проводила с матерью, слушая радио, ловя сводки, но никто ничего не знал о судьбе военнопленных. Если бы отец был убит в бою, им бы сообщили. Они жили теперь в Париже, на улице Паради[16]. Нарочно не придумаешь: в такой страшный период жить на улице с райским названием. У них была маленькая квартирка с крошечным балкончиком, откуда Дениза могла видеть немецких солдат, все прибывавших и прибывавших. Соседи и другие парижане, с которыми они общались, изумлялись тому, что в городе мало что меняется. Немцы, пожалуй, были даже вежливее французов, чтобы не сказать доброжелательней. Начался период коллаборационизма, но ни у кого и в мыслях не было делать из этого трагедию. Некоторые даже говорили, что война обернулась для Франции благом, потому что французы избавятся наконец, к тому же малой кровью, от всевозможных паразитов и инородцев. Да-да, согласитесь, мадам, в этом усатом диктаторе все же что-то есть.


Несмотря на кажущийся порядок, вести о военнопленных доходили плохо. Правительство Виши, пребывая в добром согласии с оккупантами, обещало в кратчайшие сроки составить список французских солдат, оказавшихся в плену. Но невозможно было найти одного отдельно взятого человека среди общей массы раненых, убитых и дезертиров. Бюрократическая машина работала со скрипом. Наконец начали поступать первые сведения, но имени моего прадеда ни в одном списке не оказалось. Во всеобщей неразберихе инстанции валили ответственность друг на друга. Потом, в начале сентября, некий чин соблаговолил принять мою прабабку и заявил: «Знаете, кажется, ваш муж пропал без вести». Как это так, пропал без вести? Прабабушка пришла в ярость. Какое он имеет право говорить подобные вещи! Она готова была услышать пусть даже рассказ об ужасной кончине своего мужа, но только не то, что он пропал. Неопределенность сводила ее с ума. Чин, раздраженный поведением посетительницы, заметил: «Возможно, ваш муж дезертировал и где-нибудь прячется… Вот и нет о нем вестей». Такое невозможно было вынести. Она знала, что ее муж не робкого десятка, что он не способен дезертировать, что он будет сражаться до конца. Он жизнь готов был отдать за Францию, которую любил пылкой любовью тех, кто родился в другой стране, но избрал Францию своей родиной. А уж если бы случилось так, что он дезертировал с поля боя, то написал бы, нашел бы способ подать весточку жене и дочери. Так что версия с дезертирством была малоправдоподобна.


И вот 28 октября 1940 года (бабушка хорошо запомнила эту дату — дату избавления от неизвестности) они с матерью получили наконец извещение. Отец был ранен в лицо и находился в военном госпитале в городе Туль[17]. Мать и дочь изучили карту и отправились на восток. Это было долгое, опасное путешествие, во время которого они все время думали, что значит «ранен в лицо». Кроме этих трех слов они не знали ничего. Так что весть, поначалу добрая, очень скоро стала вызывать беспокойство. Не являются ли эти слова завуалированной формой известия, что он «обезображен»? Моя прабабка хорошо помнила кошмарные уродства, оставленные в наследство Первой мировой. Ей без конца снились изувеченные лица — без рта, с вырванным глазом… Раз они написали «ранен в лицо», значит, это серьезно, может быть даже очень серьезно. Если бы речь шла о царапине или паре выбитых зубов, они бы об этом даже не упомянули. Да он и сам тогда бы им написал. Путешествие превратилось для них в настоящую пытку тревогой и жуткими предположениями. Бабушке тоже снилось по ночам обезображенное лицо отца, в котором всякий раз не хватало какой-нибудь части. Она понимала, что отец уже не будет таким, как прежде. До войны это был красивый мужчина. Его фотографии той поры дышат обаянием. Он носил короткие, как у летчиков, усики, а торжествующие ямочки на щеках и ласковый взгляд смягчали квадратное лицо, в котором угадывалась сила. В тот день, когда я увидел эти снимки, я обнаружил в нем некоторое сходство с моим дедом, бабушкиным мужем.

1 ... 27 28 29 ... 53
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Воспоминания - Давид Фонкинос», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Воспоминания - Давид Фонкинос"