Читать книгу "Судьба и другие аттракционы - Дмитрий Раскин"

Керенджи поднял ружье.

— Минуту. — Отец Габриэль положил руку на ствол. — Слушай, Глеб, даже если ты вдруг и прав, получается, я всё равно достигаю своего? Даже если потерплю неудачу.

— Он не прав, — раздраженно перебивает доктор Браун. — Мы добьемся своего, только из-за придури профессора Снайпса лет на десять позже. Твои метафизические изыски, Габриэль, меня мало интересуют, уж извини. Мне нужен новый мир.

И вот тут Мэгги увидела: из своей разрушенной комнаты к ним кралась Мария. Абсолютно бесшумно, будто на экране, где всё отключено кроме изображения. В ее руке металлическая подставка, мачта от телескопа, ладошкой она прикрывает остриё, чтобы случайный блик не набежал по отражающим поверхностям, не оказался бы как-нибудь в поле зрения троицы.

— Новый мир? — кричит Мэгги. — Какой он? Что, одно лишь тупое умерщвление свободы?

— Он прекрасен потому уже только, что он мой, — отвечает Аврора.

— Ну это же плоско, — говорит Мэгги. — Плоско!

— Зато правильно, — улыбнулась Аврора Браун. — Но сдается мне, ты просто пытаешься затянуть время. — Доктор Браун убирает тяжелый бластер в кобуру на бедре Керенджи и достает свой маленький револьвер. — Можно было пофантазировать на тему вашей смерти, устроить вам пакостную, унизительную смерть, но мы выше этого и к тому же нет времени. Так что поздравляю, ребята, вы сохраните самоуважение.

Мэгги поняла, что нельзя смотреть на Марию, отвела глаза. Но это была троица профессионалов; если не по взгляду Мэгги, то по тому, что она отвела взгляд, они поняли — за спиной что-то не то. Но было поздно. Удар в спину Авроры Браун был такой силы, что острие мачты вышло из ее груди как кол.

Из-под ружья, из-под руки Керенджи Мария прыгнула ему на плечи, вцепилась в шею своими челюстями. Схвативший Марию, отец Габриэль был отброшен ударом ног, упал.

Мария не перекусила даже, вырвала сонную артерию у Керенджи вместе с прилегающим мышечным волокном. Кровь брызнула на стену веером. Командир космического спецназа сел на пол уже мертвым.

Упав, отец Габриэль выхватил пистолет. Ударом ноги Мэгги выбила эту никелированную дрянь. Он вцепился ей в ноги, пытался вытащить еще какое-то оружие. Глеб наступил ему на горло. Раздавил. Помощь прыгнувшей к ним Марии уже не понадобилась.

Они рыдали, обнявшись. Мэгги, Глеб, Мария. Голова Марии не доставала до уровня их плеч. Мария уткнулась лицом в грудь Глеба, гладит щеку Мэгги.

Эпилог

Миру, что был открыт преступной троицей, больше ничего не угрожает, во всяком случае, пока.

Два десятка мужчин и женщин совсем скоро вернутся из космоса на станцию, они закончили свою работу. То, что случилось в «голландской деревне», ужаснет их. Они будут готовиться к долгожданному отлету на Землю — люди четвертой последней смены, выполнившие свой долг, так никогда не узнают, что среди них есть тот или те, кто помогал фанатикам.

Миллион человеческих эмбрионов продолжает лежать в неведомом «холодильнике».

Эксперимент на планете «Земля второй попытки» остается незавершенным. Получилась ли вторая попытка, была ли? Не всё еще ясно с той, первой.

Люди племени альфа и люди омеги продолжат своё…

Лабиринт «Возничего»

Часть I Планета Гирэ

1. Вернувшийся. Дознание

А ведь мне до пенсии уже чуть меньше года. Стало быть, это моё последнее дело? Смешно. То есть как раз банально. Так и знал, что закончу на чем-нибудь в этом роде. Было время, казалось, вот завтра начнется, наконец, что-то стоящее, настоящее… Что же, в конечном счете, привык к рутинной, бесцветной жизни, да и к собственной бездарности, оказывается, можно. Занимаюсь всякой мелочевкой, ерундой и, в принципе, должен радоваться, что вообще востребован. Но я не радуюсь. По причине дурного характера, видимо.

Вот весь мой итог — я консультант Экспертного совета, в чьих консультациях наши высокие эксперты, разумеется, не нуждаются, но на всякий случай, мало ли что, раз уж этого требует форма…

Если б это сознание своей неудавшейся жизни было источником сладости, что вроде как мне причитается здесь, или хотя бы основанием интереса к собственной персоне. Но нет же, нет. Теперь уже нет, если честно. То есть я себя самого извожу теперь, вгрызаюсь в собственные кишки вообще задаром?

Передо мной все тот же Джон Гордон в который раз пытается достучаться до меня, возмущен моей тупостью, сдерживается в интересах дела.

— Все, что вы рассказали, мистер Гордон, — улыбаюсь я (мне отчасти приятно, что его раздражает моя улыбка), полностью подтверждается архивными материалами. Действительно, триста лет назад вы стартовали в составе экипажа звездолета «Возничий» под командованием Марка Кегерна.

— Десятого марта две тысячи двухсотого года, — кивает Гордон.

Эту фразу в моем кабинете он повторял, наверное, сотню раз. И сами доказательства правдивости его слов теперь уже стали для него источником безнадежности. Доказательства при всей их очевидности ничего не меняли. Но в его голосе злость, а не безнадежность. И это меня раздражает.

— В составе экипажа также находилась Стоя Лоренс — биолог, генетик, бортовой врач. — Все-таки иногда неплохо чувствовать себя винтиком бюрократической машины.

При упоминании о Стое Гордон становится напряженным.

— Нас всего было трое, хотя первоначально планировалось шестеро. — Гордон говорит торопливо. Ему хочется побыстрее перескочить через дурную бесконечность протокола и начать наконец разговор со мной как с человеком.

— Это тоже подтверждается архивными данными, — я не тороплюсь становиться человеком, — но…

— Мистер Томпсон! — срывается Гордон. — Мы уже в сотый раз, наверное, доходим до этого вашего «но» и дальше начинается полный бред.

— Просто каждый раз вы перестаете меня слушать. — Я улыбаюсь усталой, не без претензий на мудрость улыбкой.

— С меня хватит! — Гордон ударяет ладонью по моему столу, вскакивает. Затем заставляет себя снова сесть. — Хорошо, Томпсон, давайте по пунктам. Что из всего рассказанного мною вызывает недоверие у членов этого вашего Экспертного совета? Что?!

Кажется, Гордон прав. Это действительно дурная бесконечность и я здесь заложник. И не денешься никуда.

— То, что все это именно рассказано вами, и только. — Я говорю нарочито, можно сказать, демонстративно спокойно. — Как вы не понимаете? Неужели в ваше время, триста лет назад вам бы поверили на слово?

— В мое время? — Гордон задумался. — Я не мог бы уйти отсюда по своей воле до окончания расследования.

— А сейчас, пожалуйста. — Я указал на дверь все же несколько театрально. — Как-никак очевидный прогресс в смысле гуманности, и вообще. Согласитесь. Но вы же вот не уйдете.