Читать книгу "Мэри Поппинс для квартета - Тереза Тур"

— Зачем? — удивилась я. — Не поймите неправильно, но… Я работаю с вами до конца августа. Потом — вы по концертам. И к звездам. На первый канал и в Крокус. Я в школу, выпускать свой восьмой, ныне девятый.

— Почему в школу-то? Что вы там забыли? Вы же способны на большее.

— Сергей, извините, но, кажется, мы с вами сейчас поругаемся. А я этого не хочу.

— А как же — не молчать, если вас что-то не устраивает.

— Я и не молчу. Я прямо говорю, что вы переходите границу.

Мы погрузились в молчание.

— Простите, если обидел. Но не думаю, что Томбасов вас отпустит.

Надо же. Он не злится. Улыбается.

— Простите, но крепостное право отменили. И заставить меня, можете мне поверить, никто не сможет, — достаточно резко ответила я.

— Но нам очень хочется, чтобы вы не забросили нас с сентября. И продолжили с нами работать.

— Это можно попробовать организовать. Скажем, договориться с нашей Юлией Ивановной, это завуч, чтобы она расписание подбила поудобнее. И не брать учеников в этом году. А возьму вас.

Он рассмеялся. Низко, сочно, раскатисто. И очень красиво:

— Вы реально собираетесь возвращаться в школу?

Посмотрела на него с удивлением:

— Конечно. У меня выпускной класс. И я там работаю.

У певца лицо приняло изумительное выражение полного непонимания.

— Зачем?

— Вы ловите кайф, когда выходите концерт работать?

— Естественно.

— А урок — это тот же концерт. Только шесть раз в день девять месяцев в году. И аудитория там не расположенная внимать, и дышать с вами в такт школьники не собираются, но тем интереснее преломить ситуацию.

— Но это же очень тяжело. Практически невозможно.

Я кивнула:

— Но тем сильнее кайф, когда получилось.

Мы ехали, я смотрела на Москву: мелькающие дома, проспекты, круговые развязки, транспортное кольцо, мельтешение и столпотворение… Смешение всего и сразу. А вот Питер небольшой город. Компактный и удобный. Уютный. Ну, если не встрянешь в пробку. А тут… Это же невозможно. Мы и ехали, и ехали, и ехали. В мельтешении машин, по чему-то широкому, но не разлинованному полосами движения. Как в этих тараканьих бегах можно было куда-то вписывать, как-то перестраиваться? Один поток вливался в другой, кто-то уходил направо. Потом ушли на узенькие улочки, чем-то неуловимо похожие на провинциальный городок, потом вынырнули куда-то, что больше всего походило на европейский автобан, развернулись на триста шестьдесят — и такое ощущение, что поехали в обратную сторону.

Aaaaaa. И как так можно?

Сергей посматривал на меня с хитринкой.

— Что? — не выдержала я.

— Привыкайте, — рассмеялся он. — Москва — она классная. И я не люблю того, что ее принято ругать.

— У нас более чинно. И таких кругов нет.

— Надо почувствовать ритм столицы — он немного рваный. Музыку — там многоголосица дикая, конечно. Это притягательно, если вслушаться. И когда зайдет — вы просто не сможете в другом месте. Будете сбегать, ругаться, ворчать. Но… тосковать вдалеке. И всегда возвращаться.

— А стремление забиться куда-то в бурелом? — вспомнила я Леву.

— Ну, одно другого не отменяет. Я так понимаю отдых.

Я вспомнила свой любимый вид отдыха: встать ни свет ни заря, и рвануть куда- нибудь на машине, радуясь всему. От неба над головой до пробки. Кому же сказать — не поверят. Дорога как отдых.

— Добрались? — поприветствовал нас парень, лет тридцати. Самая обычная белая футболка и художественно драные джинсы. — Сергей, сто лет не видел.

Сергей смутился и что-то забормотал.

— Вот если ты со своими разэтовался в хлам — а остальных из списка общения вычеркивать зачем? И кто тебя одевал этот год? Это было… даже не ужасно. До ужасного так на тебя сажать пиджаки и сажать! Ты и так не подарок. И всем известно, что лучше всего смотришься в своей байкерской косухе. Но в них работать тебе не в стиль.

— Прости, Слав.

— Дурак ты. Ладно, проехали. Я простил.

И они церемонно пожали друг другу руки.

— Так! — Слава перевел на меня взгляд. — Олеся. Вы же не против, если без отчества? Пусть ваши подопытные его выговаривают.

— Нет, — рассмеялась я. — Не против.

— А вот с чего, — начал было Сергей, но был остановлен выразительным взглядом модельера.

— Мне ваши квартетовцы прислали видео. И с репетиций. И с видеорегистраторов. И я решил, что алое — это ваш цвет! Не розовое, не бордовое, не винное. Именное алое. Как алые паруса на яхте капитана Грея.

Передо мной распахнули дверь, ох, уж мне эти любители театральных жестов! И я замерла от восторга.

Асимметричный вырез, полностью открывающий одно плечо, строгий плотный шелк, подчеркивающий плавные изгибы фигуры, а поверх него уложенный затейливыми складками такого же цвета воздушный шифон. Я представила, как этот шифон будет разлетаться волнами при каждом моем шаге, какой я буду воздушной и легкой.

— Как вам? — горделиво спросил.

— У меня нет слов, — прижала я руки к груди.

— Понятно, что его еще по фигуре надо посадить, но… По-моему, получилось неплохо. Вы стремительная. Идите. Надо примерить. И посадить по вашей фигуре.

— Но как вы узнали размеры?

— Видео же было, с недоумением посмотрел на меня этот волшебник.

Улыбнулась в полном восторге.

— Надо будет вам еще брючный костюм со смокингом пошить. Мало ли — выйти придется с ребятами вместе. Будет аутентичненько.

Кивнула.

— Переодевайтесь, пока я с Сергеем заниматься буду. Что у тебя с весом?

— Слежу, — тяжкий вздох.

— Давай посмотрим, насколько следишь, — ехидный голос.

Платье… я прикасаюсь к нему и ощущаю себя той самой золушкой, которая лишь в платье принцессы начинает чувствовать себя женщиной. Одеваюсь — и понимаю, что я красива. Отражение не лжет. Как и глаза мужчин, полные восторга, стоит мне выйти к ним.

Глава шестнадцатая

Надо помыть голову. Изнутри.

Всем.

(С) вк

Вот я все-таки какая-то неправильная. Отчего-то восторг в глазах Сергея меня смутил. И привел в странное состояние. Странно-плохое. Недовольства собой. Раздражением окружающими. И не то, чтобы я не понимала, что платье чудесно, а я в нем… вот правда прекрасна, но…

Ох, загоны — они такие загоны. И что я там про тараканов парней рассуждала и готовилась гоняться за ними с тапочками? С моими бы кто разобрался.