Читать книгу "Де Бюсси - Анатолий Матвиенко"

Другое письмо, врученное лекарю, предназначалось Шико. Без подробностей – вдруг попадет не в те руки – там ситуация была обрисована ближе к истине.

Зенон остался со мной, повышенный до лакея. Наняты трое: служанка для пани и два кучера. Лишние кони и оружие проданы, денег, с учетом найденного у покойных, хватило бы и на путешествие во Францию, но я не решился повернуть на запад и тем самым разрушить хрупкое доверие, очень медленно проявляющееся в глазах Чарторыйской.

Чувствуя себя чем-то вроде сутенера, дал команду отправляться в Люблин. С каждым шагом нарастало ощущение опасности, словно входил в дверь, когда все инстинкты кричали: не делай этого, хлебнешь лиха!

А не войти не мог.

Глава двенадцатая

Смолянин

Павел Андреевич Ногтев, младший брат женихавшегося к Эльжбете Петра Андреевича Ногтева, произвел на меня неожиданно благоприятное впечатление. Он по младости лет был всего лишь вторым воеводой сторожевого полка, в то время как старший получил из рук Иоанна Грозного пост первого воеводы большого полка.

Мы ехали с ним к литовскому Бресту бок о бок впереди кареты. Эльжбета тоже путешествовала верхом. Она, казавшаяся непомерно строгой, удивила всех, дерзко облачившись в мужской костюм и кафтан. Забрав волосы под рогатывку, молодая дама на крупном коне и в мужском седле стала похожей на юного пажа. Павел часто на нее оглядывался, не скрывая удовольствия.

Ничуть не похожий речью на Петра, как его описала Чарторыйская, воевода не употреблял никаких «аще убо бяше», говорил на «руском» наречии литвинов совершенно свободно, как и на польском, немного понимал французский. А его письменная грамотность мне дорого обошлась: Ногтев показал переписку с Радзивиллом, где четко было видно условие передать панну в Люблине взамен калыма, и ничего не значилось о заезде в замок под Оршей.

– Не кручиньтесь, пан француз! Коль вы полны желания сопровождать пани Чарторыйскую до русского кордона, рассчитаемся в их родовом замке, там же золото Радзивиллов будет в безопасности, верно?

Разумеется, Эльжбета не знала всех подробностей продажи ее Петру Ногтеву, и к такому повороту я не был готов. К тому же Павел пригнал солидный эскорт в дюжину человек, избавиться от них будет чрезвычайно сложно.

Моя дама сердца встревожилась. Получилось, освободив ее из одной ловушки, я сам же завел ее в следующую и с куда более крепкими стенами. Но до Орши пара-другая недель пути, что-нибудь да придумаю, если не золото похитить, то как минимум снова вызволить женщину.

А пока под копытами лошадей вилась дорога, мы сокращали ее долгими разговорами.

– Павел, вы же на службе в Смоленске. Что за служба такая, что месяцами остаетесь в Польше?

– А вот такая служба! – он белозубо засмеялся и запрокинул голову, выставив вперед острый клин бороды. – Семен Михайлович Мезецкий, наместник и главный воевода смоленский, чает, чтоб я и далее по Польше с Литвой разъезжал, с людьми знакомился, слухи собирал – что, где да как. Вот заодно и братний наказ исполнил.

Честное слово, я готов был прослезиться! На расстоянии четыреста пятьдесят лет от своего времени мне довелось встретить не просто «атташе по культуре», а коллегу из русской военной разведки, глаза и уши пограничного смоленского градоначальника на посполитой стороне. Жаль только, что наши с Павлом задачи оказались диаметрально противоположны.

Меня он тоже старался разговорить, и небезуспешно. Молодого военного интересовало решительно всё, что касалось Польши и далекой загадочной Франции. Во мне, слуге круля посполитого, он не чувствовал врага и совершенно спокойно обсуждал битвы последнего столетия с польско-литовскими войсками – и удачные для московской стороны, и проигрышные. Он был уверен, что Русское царство удержит Смоленск и постепенно подчинит себе земли на запад. Не знал, конечно, про Смуту и временную потерю Смоленска, героическая оборона города под предводительством Шеина еще впереди, если ничто не поменяется. В стратегической перспективе Павел, безусловно, прав, но… Как часто случалось во Франции, мне приходилось обдумывать каждое слово, чтобы не вызвать подозрений излишней информированностью. Впрочем, этот разговор на смеси литовских, польских и французских слов позволил все свалить на трудности взаимопонимания.

Я перевел разговор на самую щекотливую для Эльжбеты тему о положении замужней женщины в Русском царстве.

– Если подарит кому-то Бог жену хорошую – дороже это камня многоценного. Такой жены и при пущей выгоде грех лишиться: наладит мужу своему благополучную жизнь, – продекламировал Ногтев. – Читали «Домострой»?

Естественно, читал! Но не признался вслух.

– Не имел возможности, воевода. Просветите нас.

Чарторыйская скакала рядом и ловила каждое слово. Быт русской барыни по «Домострою» радикально отличался от картинки «девица в тереме высоком», которую она себе представила. Русская дама домом управляет, гостей встречает-привечает, детей растит-воспитывает, в церковь ходит. Да, светская жизнь как таковая, балы, приемы, ассамблеи и прочие фуршеты в допетровскую эпоху были неизвестны, контакты выливались только в частные визиты. Русских барышень учили вышивать, но не танцевать и не музицировать. Шестнадцатый век, господа, Иван Грозный недавно лишь опричнину отменил, слишком многого ожидать не приходилось. Вот чуть позже, лет эдак через четыреста пятьдесят…

Но это я жил вторую жизнь, у Эльжбеты только началась первая и единственная, панна металась из крайности в крайность – от желания свободы до мечты наложить на себя руки. Существование по «Домострою» предназначалось явно не для нее.

– Пшепрашам, Павел! – она пришпорила коня и поравнялась с нами, разрумянившаяся на свежем воздухе и хорошенькая до невозможности. – А если вам бы достался «камень многоценный», но не желающий сидеть дома, занимаясь хозяйством? Жена, умеющая танцевать и петь, читать романы и слагать вирши? А также скакать на коне и стрелять из арбалета? Вы бы ее тоже заперли в клетку «Домостроя»?

Он рассмеялся еще пуще, чем от вопроса о службе.

– Боюсь, без солнечного света мой смарагд бы потускнел.

Видя его непринужденность, Эльжбета распалилась и задала совсем уж провокационный вопрос:

– Положим, Павел, меня бы выкупали у Радзивиллов не для Петра, а для вас? Что бы вы предприняли?

Он оборвал веселье.

– Обидные вы вещи говорите, ясновельможная. Вы – не крепостная девка, которую пристало продать-купить или обменять на корову. Дали согласие идти с Петром под венец – воля ваша. А что Радзивиллы поставили условие погасить все долги Чарторыйского… Ну что тут скажешь, воистину в Литве сохранились дикие нравы. В православной Руси сие невозможно.

– Очень возможно, мой будущий родственник. Никто и никакого согласия у меня не спрашивал. Продали именно как крепостную. Как вы выразились – обменяли на корову.

Воевода резко натянул поводья, его лошадь остановилась, как и весь отряд.