Читать книгу "Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг"

Разумеется, такое поведение (оно называется проциклическим) распространено и среди внутренних инвесторов. Действительно, когда дела идут плохо, многие местные вкладчики, используя инсайдерскую информацию, часто покидают внутренний рынок еще до иностранцев. Но воздействие стадного поведения зарубежных акционеров гораздо выше по той простой причине, что финансовые рынки развивающейся страны очень невелики по сравнению с теми суммами, которые постоянно циркулируют в между­народной финансовой системе. Индийский фондовый рынок — крупнейший в развивающемся мире, но составляет менее одной тридцатой фондового рынка США, нигерийский — второй по величине в Черной Африке, — и это менее одной пятитысячной американского рынка. Фондовый рынок Ганы — 0,006% рынка США. То, что считается каплей в море активов богатых стран, может оказаться настоящим потопом, разрушающим финансовые рынки бедных. Учитывая это, неудивительно, что последние чаще страдают от финансовых кризисов с тех пор, как по требованию злых самаритян в 1980–1990-х годах открыли свои рынки капитала. Согласно исследованию двух ведущих историков экономики в период с 1945 по 1971 год, когда мировые финансы не подвергались либерализации, в развивающихся странах не знали, что такое банковский кризис, однако было зафиксировано 16 валютных и один «двойной кризис» (банковский и валютный одновременно). Между тем с 1973 по 1997 год развивающийся мир пережил 17 банковских, 57 валютных и 21 двойной кризис. И это не учитывая крупнейших финансовых кризисов, произошедших после 1998 года (самые яркие примеры — Бразилия, Россия и Аргентина).

Волатильность и процикличность международных финансовых потоков приводят к тому, что даже такой энтузиаст глобализации, как профессор Джагдиш Бхагвати, предупреждает об опасностях так называемого фана­тического международного финансового капитализма. Даже МВФ, который в течение 1980–1990-х годов подталкивал развивающиеся страны к открытию рынков капитала, недавно изменил свою риторику по этому вопросу, практически перестав выступать в поддержку этого процесса. Сейчас организация признает, что «преждевременное открытие баланса движения капитала... может пойти во вред, поскольку структура поступлений может стать неблагоприятной, и страна станет уязвимой для резкой приостановки движения денежных средств или перенаправления их потока».

Мать Тереза иностранного капитала

Поведение международных финансовых потоков (займов и портфельных вложений) резко контрастирует с поведением прямых иностранных инвестиций. Последние в 1997 году составляли 169 миллиардов долларов для развивающихся стран. Несмотря на финансовую нестабильность в развивающемся мире, с 1998 по 2002 год этот показатель даже чуть повысился — в среднем до 172 миллиардов в год. Помимо стабильности, прямые иностранные инвестиции, как считается, приносят не только деньги, но и много других вещей, способствующих росту экономики. Сэр Леон Бриттан, бывший британский комиссионер Евросоюза, так охарактеризовал ситуацию: «Прямые иностранные инвестиции — это источник дополнительного капитала, вклад в здоровый внешний баланс, основа повышения производительности, дополнительной занятости, эффективной конкуренции, рационального производства, переноса технологий и источник управленческих ноу-хау».

Таким образом, выгоды от прямых иностранных инвестиций выглядят совершенно очевидными. Они стабильны, в отличие от других форм притока иностранного капитала. Более того, они не только приносят деньги, но и повышают производительные способности, поскольку влекут за собой более передовую организацию работы, навыки и технологии. Неудивительно, что прямые иностранные инвестиции едва ли не обожествляются — их считают чуть ли не «матерью Терезой иностранного капитала», как однажды иронически заявил Габриэль Пальма, известный чилийский экономист, мой бывший учитель, а ныне коллега по Кембриджу. Но и прямые иностранные инвестиции имеют свои ограничения и несут некоторые проблемы.

Во-первых, хотя прямые иностранные инвестиции и оставались очень стабильными во время финансового кризиса в развивающихся странах в конце 1990-х — начале 2000-х, это правило не стоит распространять на все периоды и страны. Если в стране открыты рынки капитала, прямые иностранные инвестиции быстро становятся «ликвидными» и могут тотчас покинуть ее. Как указывается даже в публикации МВФ, иностранная дочерняя компания может использовать свои активы, чтобы взять ссуду во внутренних банках, обменять деньги на иностранную валюту и вывести их; родительская же компания может отозвать внутрихозяйственный заем, выданный дочерней (это тоже считается прямой иностранной инвестицией). В крайних случаях большая часть выданных прямых иностранных инвестиций может уйти по таким каналам, что мало укрепит позиции страны-получателя в области валютных резервов.

Также прямые иностранные инвестиции не всегда служат стабильным источником валюты. Они могут оказать даже отрицательное влияние на валютные резервы страны-получателя, поскольку не только приносят деньги, но и создают на них дополнительный спрос (например, при импорте сырья и оформлении иностранных ссуд). Конечно, они могут (но не всегда) создать еще один приток валюты в результате экспорта, но получит ли страна больше денег, чем потратит, — вопрос спорный. Вот почему многие стремятся контролировать доходы и расходы в иностранной валюте тех зарубежных компаний, которые совершают инвестиции (например, какую часть товаров необходимо направлять на экспорт, какую долю сырья требуется приобретать на местах).

Еще один недостаток прямых иностранных инвестиций — создание возможности для «трансфертного ценообразования» транснациональными корпорациями, действующими более чем в одной стране. Это практика, при которой дочерние компании завышают или занижают цену таким образом, чтобы доходы оказались самыми высокими у тех фирм, которые работают в странах с наименьшими ставками налогов на прибыль предприятий. И когда я говорю о завышении или занижении цен, это действительно так. Отчет организации Christian Aid содержит такие примеры экспорта по заниженным ценам, как поставка телевизионных антенн из Китая по 40 центов за штуку, пусковых установок ракет из Боливии по 40 долларов, бульдозеров из США по 528 долларов; зато ножовочное полотно поставляется из Германии по 5485 долларов за штуку, японские щипчики якобы стоят 4896 долларов, а французские гаечные ключи — 1089 долларов. Это классическая проблема транснациональных корпораций, но в наши дни она резко обострилась в связи с ростом числа налоговых гаваней, в которых отсутствуют или крайне малы налоги на прибыль. Компании могут серьезно снизить свои налоговые обязательства, переведя большую часть активов фиктивной фирмы, зарегистрированной в офшорных зонах.

Можно возразить, что страна — получатель инвестиций не должна жаловаться на трансфертное ценообразование, поскольку без прямых иностранных вложений налогооблагаемый доход вообще не был бы получен. Однако это непорядочный аргумент. Все организации используют производственные ресурсы, которые предоставляет правительство на деньги налогоплательщиков: дороги, сеть телекоммуникаций, работников, которые получили образование и обучение на рабочем месте на средства государства. Поэтому если дочернее предприятие транснациональной корпорации не платит «честный» налог, то оно практически наживается на стране, в которой располагается.