Читать книгу "Инес души моей - Исабель Альенде"

Из обрывков фраз, которые долетали до Вальдивии сквозь шум таверны, он понял, в чем состоял план пьяного лейтенанта, который громко призывал добровольцев помочь ему ночью схватить эту женщину и силой доставить к нему домой. Его просьбы были встречены гулом хохота и непристойных шуток, но никто не вызвался помогать, потому что от этой затеи попахивало не только трусостью, но и опасностью. Одно дело — чинить насилие на войне и развлекаться с индианками, которые ничего не стоили, и совсем другое — напасть на вдову-испанку, которую принимал сам губернатор. Приятели советовали Нуньесу выбросить эту идею из головы, но он заявил, что без труда найдет помощников, чтобы осуществить свое намерение.

Педро де Вальдивия не терял Нуньеса из виду и через полчаса вслед за ним вышел на улицу. Лейтенант шел покачиваясь, не замечая, что кто-то идет за ним. Он ненадолго задержался у двери моего дома, прикидывая, не получится ли исполнить свой план в одиночку, но решил так сильно не рисковать. Хотя его сознание было затуманено винными парами, он понимал, что на карту поставлены его репутация и военная карьера. Вальдивия видел, как Нуньес отошел от дома, и Педро сам встал неподалеку на углу, скрывшись в тени. Там он подождал немного и скоро увидел двоих индейцев, которые, опасливо озираясь, стали нарезать круги вокруг дома, осматривая дверь и ставни окон, выходивших на улицу. Удостоверившись, что все они заперты изнутри, индейцы решили перелезть через каменную ограду, которая имела всего пять футов в высоту и защищала дом с задней стороны. Несколько минут спустя они спрыгнули во двор, но так неудачно, что перевернули и разбили большой глиняный кувшин. Я всегда сплю очень чутко, и этот шум меня разбудил. Педро позволил им перелезть через ограду, чтобы проверить, как далеко они способны зайти, и тут же перемахнул через стену вслед за ними. К тому моменту я уже успела зажечь лампу и схватить длинный нож, которым мы нарезали мясо для пирожков. Я была готова пустить его в ход, но молила Господа, чтобы такой необходимости не возникло, потому что смерть Себастьяна Ромеро давила меня тяжким грузом и я не хотела, чтобы на моей совести был еще один труп. Я вышла во внутренний двор, и Каталина — за мной. Мы пропустили лучшую часть представления, потому что кабальеро уже обезвредил налетчиков и вязал их той самой веревкой, которой они намеревались связать меня. Все это случилось очень быстро и без малейшего усилия со стороны Вальдивии, на лице которого читалась скорее усмешка, чем гнев, как будто бы речь шла всего лишь о детской шалости.

Сцена получилась довольно смешная: я, растрепанная и в ночной рубашке; Каталина, бранящаяся на кечуа; двое индейцев, дрожащих от страха, и дворянин в бархатном дублете, шелковых панталонах и высоких сапогах из мягкой кожи, со шпагой в руке, подметающий двор пером шляпы в приветственном поклоне. Мы оба рассмеялись.

— Эти несчастные больше не будут досаждать вам, сеньора, — любезно сказал он.

— Меня беспокоят не они, а тот, кто их подослал.

— Он тоже вам больше не помешает, потому что завтра ему придется иметь дело со мной.

— Вам известно, кто он?

— У меня есть очень серьезные подозрения, но, если я вдруг ошибаюсь, эти двое мне под пыткой признаются, кому они служат.

Услышав такие слова, индейцы бросились целовать сапоги кабальеро и просить сохранить им жизнь, с готовностью повторяя имя лейтенанта Нуньеса. Каталина полагала, что им следует немедленно отрубить головы, и Вальдивия был с ней согласен, но я встала между ним и этими несчастными:

— Нет, сеньор, прошу вас. Мертвецы на дворе мне ни к чему — они марают пространство и приносят несчастье.

Вальдивия снова рассмеялся, распахнул заднюю дверь и выпроводил индейцев пинками под зад, предупредив их, чтобы они сейчас же убирались из Куско или им придется дорого поплатиться.

— Боюсь, что лейтенант Нуньес не будет столь великодушен, как вы, сударь. Он этих двоих из-под земли достанет: они слишком много знают, и ему будет очень некстати, если они вдруг заговорят, — сказала я.

— Сударыня, поверьте, мне достанет власти отправить Нуньеса гнить в джунглях Чунчо, и я обязательно это сделаю, — пообещал мой спаситель.

Вот так я познакомилась с Вальдивией. Он был главнокомандующий войсками Писарро, герой многих войн, один из самых богатых и влиятельных людей в Перу. Раньше я его несколько раз видела мельком, но только издали, и восхищалась его арабским скакуном и природной статью.

В ту ночь решились судьбы Педро де Вальдивии и моя. Мы оба много лет ходили кругами, ощупью пытаясь отыскать друг друга, пока наконец не встретились во дворе этого домика на улице Темпло-де-лас-Вирхенес. Я была очень благодарна Педро и пригласила пройти его в мою скромную гостиную, пока Каталина пошла за бутылкой вина — вина в моем доме всегда было вдоволь, — чтобы попотчевать гостя. Каталина, прежде чем раствориться в воздухе по своему обыкновению, за спиной у гостя сделала мне знак, и я поняла, что это был именно тот человек, появление которого предсказывали ее гадательные ракушки. Я очень удивилась, потому что и представить себе не могла, что судьба мне назначила такого важного человека, как Вальдивия, и стала в желтом свете лампы рассматривать его с ног до головы. То, что я увидела, мне понравилось: глаза синие, как небо Эстремадуры, мужественные черты, открытое, хотя и суровое лицо, коренастая фигура, прекрасная военная выправка, руки, загрубевшие от шпаги, но с длинными и изящными пальцами. Все части тела у него были в наличии, что было настоящей роскошью в Новом Свете, где столько мужчин отмечены отвратительными шрамами или потеряли в битвах глаза, носы, а то и руки или ноги. А что увидел он? Худощавую женщину среднего роста с распущенными и растрепанными волосами, карими глазами и широкими бровями, босую, в одной рубашке из самой простой ткани. Молча смотрели мы друг на друга целую вечность, не в силах отвести глаз. Хотя ночь была холодная, тело у меня пылало, и струйка пота катилась по спине. И Вальдивию, я знаю, одолевала та же буря, потому что воздух в комнате сгустился. Каталина появилась из ниоткуда с вином в руках, но, почувствовав, что с нами творится, испарилась снова, оставив нас одних.

Потом Педро признавался мне, что в ту ночь не взял на себя инициативу, потому что ему нужно было время, чтобы успокоиться и подумать. «При виде тебя мне в первый раз в жизни стало страшно», — скажет он мне спустя много лет. Он не держал наложниц и сожительниц, ничего не было известно про его любовниц, у него не было отношений с индианками, хотя, полагаю, услугами продажных женщин он все же иногда пользовался. По-своему, он всегда оставался верен Марине Ортис де Гаэте, перед которой был виноват, потому что влюбил ее в себя в тринадцать лет, но не сделал счастливой и покинул ради рискованного путешествия в Новый Свет. Он чувствовал себя в ответе за нее перед Богом. Но я была свободна, и, даже если бы Педро содержал полдюжины наложниц, я бы его полюбила точно так же — это было неизбежно. Он прожил почти четыре десятка лет, а мой возраст близился к тридцати; нам обоим нельзя было терять время, поэтому я решилась взять дело в свои руки и направить в нужное русло.

Как это мы стали обниматься так скоро? Кто первым протянул руку? Кто стал искать губы другого, чтобы соединить их в поцелуе? Конечно, это была я. Мне едва удалось отыскать в себе голос, чтобы нарушить полное невысказанных желаний молчание, в котором мы взирали друг на друга. Ничего не скрывая и без всякого стыда я выложила ему, что жду его уже давно; что он мне являлся в снах; что гадательные ракушки предсказывали его появление; что я готова любить его всегда и все прочее, что можно обещать в таких случаях. Педро побледнел и неловко попятился, пока не уперся спиной в стену. Какая женщина в своем уме будет так разговаривать с незнакомцем? Но все же он не решил, что я совершенно тронулась рассудком или что я просто одинокая гулящая женщина, которую судьба случайно занесла в Куско, потому что он тоже всеми костями тела и закоулками души чувствовал уверенность в том, что мы были рождены, чтобы любить друг друга. Он испустил вздох, почти всхлип, и прошептал мое имя надломленным голосом. «Я тоже тебя ждал», — кажется, сказал он. А может, он этого и не говорил. Думаю, с течением жизни мы украшаем одни воспоминания и стараемся забыть другие. Но в чем я уверена, так это в том, что в ту же ночь мы занялись любовью и с первого же объятия нас охватил один и тот же пламень.