Читать книгу "Звездная река - Гай Гэвриэл Кей"

– Мой старый оппонент, небесный повелитель. Я питаю к нему слишком большое уважение, как и император, насколько мне известно, чтобы называть его врагом.

– Он изгнал вас, когда был у власти, а вы, в свою очередь, отправили его в ссылку.

– В его собственный дом, мой повелитель. Прочь из двора, где его агитация наносила вред империи. Но не…

– Но не на крайний юг, – император поднял письмо. – Не на остров Линчжоу. Что сделал этот человек, Линь Ко, почему это стало и его судьбой?

Настоящий подарок. Мир может подарить счастливый случай, и просто стыдно не сорвать его с ветки, как зрелый плод.

– Если верить дочери и Мастеру Си, а я им верю, он навестил Си Вэньгао в Еньлине, чтобы подарить написанную им книгу о садах.

– О садах?

Это часть подарка, конечно, часть того плода, который висит на сливовом дереве этого осеннего утра.

– Да, мой повелитель. Но это произошло в тот день, когда Лу Чэнь приехал в Еньлин попрощаться со своим наставником перед тем, как отправиться на Линчжоу, в свое изгнание. Это было много лет назад. Но приказ о ссылке Линь Ко отдан только что.

– Лу Чэнь. Еще один ваш враг.

– Еще один человек, чьи взгляды я считал неверными и опасными. Мой повелитель, у меня в спальне лежат его стихи.

Император кивнул головой.

– И этот Линь Ко сейчас сослан в Линчжоу? За свой визит к Си Вэньгао?

– Много лет назад. В неудачное время. Император читал письмо – он привез свою юную дочь посмотреть на пионы. И подарить свою книгу о садах Мастеру Си.

– Ах, да. Мы теперь вспомнили. Мы знаем эту книгу, – сказал император Катая.

Еще одна слива упала прямо в руки.

– Я этого не знал, небесный повелитель. (Это было правдой.)

– Он прислал ее нам в подарок, когда закончил писать. Мы ее просмотрели. Замысел хороший, книга искусно составлена. Нет видения духовной природы садов, но подарок очарователен. Кажется, он упоминал в ней сад Си Вэньгао.

– Мне тоже так кажется, повелитель.

– И он поехал, чтобы подарить ему книгу?

– Возможно также для того, чтобы представить свою дочь.

При этом напоминании Вэньцзун снова посмотрел на письмо.

– Очень необычно, – сказал он. И поднял взгляд. – Конечно, женщине не следует так писать.

– Да, мой повелитель. Конечно, не следует. Это, как вы сказали, очень необычно. Я думаю, отец сам ее учил, а потом нанял других учителей. (Си Вэньгао в письме рассказал об этом.)

– Неужели? Это делает его человеком, ведущим подрывную деятельность?

Неожиданный вывод. Всегда следует быть настороже. Здесь таится так много опасностей.

– Может быть, мой повелитель. Но я скорее думаю, что это делает его внимательным отцом.

– Тогда ему следовало позаботиться о ее замужестве.

– Она замужем, мой повелитель. За Ци Ваем, членом императорского клана. Шестой степени. Си Вэньгао написал об этом.

Настороженный взгляд. Императоры становились внимательными при упоминании об императорском клане.

– Почетный брак.

– Разумеется, мой повелитель.

Снова пауза. Все еще слышалось прерывистое дыхание садовника. Дэцзинь почти желал, чтобы этого человека здесь не было, но понимал, что он теперь может понадобиться в любой момент.

Император сказал:

– Мы находим это обращение подобающим хорошей дочери и убедительным, мазки ее кисти пробуждают чувства.

– Да, мой повелитель.

– Почему наш советник отправил такого простого человека на остров Линчжоу?

Словно он надкусил сливу, прокусил ее тугую, крепкую кожицу, таким ярким и сладким был привкус.

– Увы, я не могу на это ответить, к своему стыду. Я ничего не знал об этом, пока мне не принесли эти письма сегодня утром. Я позволил министру Каю распоряжаться судьбой оставшихся членов фракции консерваторов. Он просил об этой ответственности, а я был слишком добросердечным и не смог ему отказать. Признаюсь, возможно, я ошибся.

– Но Линчжоу? За визит к человеку, чей сад он описал в книге? Нам говорили… как мы понимаем, это неприятное место – остров Линчжоу.

– Я тоже так понимаю, мой повелитель.

Дэцзинь еще не успел договорить, как ему в голову пришла одна мысль. А потом еще одна, более глубокая, вслед за первой.

Не успев проявить осторожность и сдержаться, он высказал первую мысль:

– Можно было бы счесть жестом сострадания со стороны императора, если бы поэту Лу Чэню позволили теперь покинуть этот остров, августейший повелитель. Он уже прожил там некоторое время.

Вэньцзун взглянул на него.

– Так он именно там? Лу Чэнь?

Очень возможно, что император забыл.

– Там, небесный повелитель.

– Он был предводителем той фракции. Вместе с Си Вэньгао. Вы сами его отправили в ссылку, разве не так?

Он ответил быстро:

– Да, в первый раз. На юг от Великой реки. Но когда он продолжил писать свои политические стихи и они ходили по стране, ему было приказано отправляться дальше. Он… непокорный человек.

– Поэты могут создавать трудности, – произнес император задумчиво. Он был доволен собственным замечанием, Дэцзинь услышал это в его голосе.

– Я не приказывал сослать его на Линчжоу, мой повелитель. Я предлагал – за горы. Отправить его на остров было решением советника Кая. Он также приказал собрать и уничтожить его произведения.

– И все же вы храните кое-какие из них у себя в спальне, – император улыбнулся.

Осторожная пауза. Печальная улыбка.

– Храню, мой повелитель.

– И мы тоже. Возможно, – произнес император Катая, улыбаясь еще шире, – нас самих следует отправить в ссылку.

Один из императорских стражников позже это вспомнит.

– Мы вспоминаем его строчки, – прибавил Вэньцзун. – «Мудрецов полон двор императора, так почему же дела идут все хуже?Лучше бы мне умереть, стать невестой речного бога». Вы знаете эту поэму?

– Знаю, высокочтимый повелитель, – конечно, он ее знал. Это был камень в его огород.

– Это было во время разлива Великой реки, не так ли?

– Да.

– Мы послали помощь, разве не так?

– Послали, мой повелитель. И очень щедрую.

Император кивнул.

Они услышали какой-то шум. Дэцзинь сам удивлялся, насколько острее стал его слух, когда ухудшилось зрение. Он оглянулся. И увидел приближающуюся фигуру Кай Чжэня, он шел пешком по дорожке со стороны ворот дворца. Ему было видно, как этот человек заколебался, когда увидел Дэцзиня и какого-то человека, лежащего лицом вниз на дорожке перед императором.