Читать книгу "Последний заезд - Кен Баббс"

— А у другого конца, — продолжал Джордж, — тощий, злой и зеленый от ржаной сивухи, которой угощал тогда старый мистер Хукнер, стоял Ред-Домовой, в прошлом гроза Уолла-Уоллы. Не бывало такого человека, чтобы Домовой не принял вызова. «Я быстрый», — говорит Ред и кладет свой кольт на стойку. После того как три минуты и тридцать три секунды никто не шевелится, Джонас Хукнер теряет терпение. «Давайте, черт бы вас взял!» — орет он, и они хватают пистолеты. По правде говоря, оба были быстрые, как медведи в зимней спячке. Из них только что гравий не сыпался. Нату Лаву, надо думать, было шестьдесят, и Домовому около того. И кольтам их примерно столько же. Эти одиннадцатимиллиметровые стреляли пулей размером с большой палец, а начальная скорость у них такая маленькая, что прямо видно, как дура кувыркается в воздухе. Одна пуля попадает Нату в большую медную пряжку, а другая — в пряжку Домового. Оба с копыт. Хлоп! Хлоп! Погодя немного Нат Лав перекатывается на пузо и встает. Плетется к Реду-Домовому и помогает встать. «Ну, — говорит Нат, — по-моему, мы доказали, что я не очень быстрый и ты не очень быстрый. По такому случаю надо выпить!»

Джордж завершил байку хлопком по бару. У посетителей вокруг она вызвала смех, но бармены занялись другими клиентами. Нас оставили без выпивки. Галдеж возобновился, оркестр принялся уродовать новую песню.

— Твой родственник славно играет, — сказал я Джорджу в утешение.

— Дядя Сильвестр очень неплох, — отозвался Джордж. — Учитывая.

— Мне даже не верится, что под этой клоунской раскраской — его преподобие Линкхорн.

— Он самый. По субботам дядя Сильвестр освобождает души, а по воскресеньям их спасает.

Рядом с пианино стоял лысый мужчина с рыжими усами и в толстых очках. Он держал у рта два глиняных кувшина и, поочередно дуя в них, умудрялся извлекать лягушачью каденцию. Рядом с ним кривошеий человек пилил скрипку; глаза у него были закрыты — видимо, чтобы не терять контакта с его музой. Вокалисткой была матрона с желейным телом, чересчур красным ртом и улыбкой, купленной в магазине. Она втиснула себя в платье с блестками, искрившееся при каждом сотрясении.

— Могу спорить, эта певица купила новенькое платье специально к сегодняшнему вечеру.

— Жалко, что не купила заодно новенький голос. Бедный дядя Сильвестр — с поддержкой у него не богато.

С другой стороны пианино человек с ввалившимися глазами стучал по ведру. У него получалось что-то вроде похоронного марша. Последний член ансамбля, кажется, в нем уже нуждался — так он был плох. Мертвецки пьяный, он уснул в кресле, свесив подбородок на грудь. Между расставленных ног его косо стояла гитара «Добро» с железным резонатором[29]. Джордж взял меня за локоть.

— Нашвилл? Поверти своей гусиной шеей, поищи проход. Я хочу просочиться поближе к музыке.

Будь я неладен, если понял зачем, однако просвет нашел и двинулся первым. От приближения музыка не улучшилась. Оркестранты выглядели полусонными. Глаза у всех были мутные, даже у его преподобия. Траурный ритм погрузил их в забытье. Казалось, любой из них вот-вот скапустится по примеру бесчувственного гитариста.

Их уныние было комично. Я обернулся — оценил ли эту комичность Джордж, но он исчез. Его не было ни возле бара, ни возле картежных столов, ни в кучке людей на танцевальной площадке. Либо гам, либо жажда выгнали его обратно на улицу, решил я и стал пробираться к выходу. Но на полпути остановился и прислушался. С музыкой что-то произошло — темп убыстрился, оживился. Скрипач открыл глаза, явно раздосадованный тем, что его оторвали от музы. Ведерщик и кувшинщик застучали и заквакали быстрее — и вид у них тоже был кислый. Певица пела, поджав от злости губы. Только пианист не выражал недовольства новым темпом. На его накрашенных губах застыла благодарная улыбка.

Джордж поднялся на помост и завладел гитарой. Большим пальцем он отстукивал на басовой струне слабые доли, а остальными играл мелодию. Вторжение рэгтайма заставило всех посетителей повернуть головы к музыкантам. Пить перестали. Разговаривать перестали. Несколько мгновений мне казалось, что вот-вот они бросятся на нахала и прижгут ему хвост, как предупреждали Луиза и мистер Меерхофф. Потом кто-то в гуще людей одобрительно гикнул:

— Вот это дело, Джордж. Пришпорь мула.

Сесил Келл взобрался на стол и салютовал Джорджу кружкой пива:

— Подстегни ленивую старую клячу!

Джордж стал наяривать на гитаре всерьез. Его преподобие Сильвестр Линкхорн с таким же усердием склонился над клавишами, а толпа стала хлопать. Скрипач пустился вдогонку. Ведро и кувшины старались не отставать. Хлопанье стало громче. Рукоплескания разбудили аппетит у певицы, и она, со всей своей магазинной оснасткой, алчно набросилась на песню:

Девушка из Буффало, выйдешь вечерком?

Выйди вечерком, выйди вечерком.

Девушка из Буффало, выйдешь вечерком,

Танцевать при лунном свете?

Джордж подборматывал ей, публика одобрительно шумела. Пожилой ковбой с седой щетиной вскочил на соседний с Келлом стол и заплясал, высоко задирая колени. Вскоре плясали уже на каждом столе, под всеобщий топот и гиканье.

Казалось, ты присутствуешь на сеансе магии и наблюдаешь за тем, как волшебник превращает разрозненное стадо одров в лаву крылатых коней, штурмующих небо. Разъездной проповедник на молитвенном бдении «возрожденцев» сказал бы, что это чудесное явление Святого Духа, нисшедшего с небес. Но я-то знал, откуда он взялся, этот дух. От земли.

«Девушка из Буффало» с топотом перешла в «Красивую Санти», а «Санти» без перерыва — в «Штат Арканзас». Так продолжалось до тех пор, пока Джордж не отложил гитару, сказав, что до мяса ободрал пальцы. Все уплясались до седьмого пота. Джордж поблагодарил оркестрантов за то, что позволили с ними поиграть, и сказал, что, может быть, пора им сыграть вальс, раз он им так хорошо удается. Под рукоплескания и крики: «Удачи завтра, Джордж!» и «Ты наш чемпион!» он спустился с помоста. Один из барменов наградил его бутылкой шестилетнего «Джонни Уокера». Публика приветствовала награждение новыми аплодисментами.

— Вы мне льстите, — произнес он скромно, но звучным голосом, как актер, которого попросили сказать несколько слов после овации. — Я гроша бы не стоил без поддержки остального оркестра.

Это вызвало новые аплодисменты и изрядный смех. Джордж воодушевился и хотел сказать что-то еще, но сегодня ему не суждено было долго купаться в лучах славы. Громкое «динь-динь-динь» ножа по стакану прорезало общий шум. За круглым столом возле стены кто-то требовал внимания. На этом столе не плясали. На нем стоял стул, а на стуле — тонконогая деревянная табуретка. На этом ненадежном пьедестале стоял мистер Хендлс. Ноги у него были такие же тонкие, как у табуретки, и кривые, как у отощавшей собаки. Добившись полного внимания публики, он завел свою песню:

— Граждане Пендлтона и дорогие соотечественники! Почтенные гости и игроки! И все, кто любит спорт бескорыстно, ради него самого… прошу внимания! Как официальный представитель компании «Феерия Буффало Билла» я уполномочен выразить вашему обществу наше искреннейшее восхищение. На этом далеком форпосте нашего пограничья вы задумали и организовали исключительное зрелище. И мы, специалисты по зрелищам, приветствуем вас!