Читать книгу "Первый - Дина Данич"

подавляет, даже жестит немного, трахая мой рот языком. Словно отыгрывается за мои колкие слова, которые, похоже, сильно задели его за живое.

Пожалуй, впервые его злость становится личной. Не просто чисто мужской за то, что я чего-то там натворила на его территори. Нет. Сейчас он раздражен, возбужден и зол, потому что я, сама того не зная, забралась слишком далеко.

Грубый развязный поцелуй заканчивается тем, что у меня начинают дрожать ноги. Я сейчас возбуждена настолько, что вот-вот просто кончу. Но едва Марат отстраняется и снова возвращается к моей попе, как вместо того, чтобы остыть, я испытываю еще более острую волну желания.

— Расслабься, — командует Бессонов. Он пытается говорить невозмутимо и отстраненно, но я слышу, что его голос стал ниже, а дыхание — частым и рваным.

Он возбужден не меньше моего.

— Я все равно тебя возьму, царевна. Но если ты не будешь упрямиться, ты кайфанешь по полной.

— Так если ты такой знаток, может, тебе в задницу кочергу засунем? — огрызаюсь, все четче понимая, что проиграла это сражение. Ведь уже начинаю наслаждаться его умелыми ласками. Вопреки тому, что я представляла про анальный секс, Марат не торопится тупо вставить. Нет, он терпеливо готовит меня, подавляя и лишая выбора. Но при этом умело играя на моем стыде и возбуждении. Так что я даже сама чуть подаюсь к нему бедрами, чтобы прочувствовать больше.

— Нет, царевна, в нашей паре танцевать тенденций на члене будешь только ты, — скалится Бессонов и вдруг прикусывает меня за ягодицу. Я вспыхиваю до корней, представляя, что он так близко ко мне раскрытой. Тут же чувствую его горячий язык на месте укуса. А затем и чуть ниже, там, где его пальцы уже не особо жалея таранят мою вагину.

И это дикое, странное сочетание ласки и жесткости раскачивает меня, вынуждая кататься на качелях, спрыгнуть с которых я уже не только не могу, но и не хочу.

— Вот так, умница, — хвалит Марат, погружая в меня уже два пальца. — Давай, впусти меня.

— Нет! — испуганно сиплю, мгновенно сжимаясь, когда понимаю, что он собирается пойти куда дальше. — Я не готовая, я…

— Тшш, — раздается у меня над ухом. Марат мягко целует меня в плечо, продолжает при этом тархать пальцами, а второй рукой ласкает шею. Отпускает ту и спускается к груди, которая м изнывает от того, что про нее забыли.

Соски такие чувствительные, что малейшее прикосновение к ним отдается тяжестью внизу живота, вызывая сладкое ощущение, что я вот-вот кончу.

— Разденься, — тихо прошу, желая почувствовать мужчину целиком. Его одежда мешает, сбивает с ощущений. Я не жду, что Бессонов тут же бросится выполнять мою просьбу. Но он это делает. И пока слышу шелест одежды, ловлю себя на том, что внизу чего-то не хватает. Что мне хочется вернуть его пальцы обратно.

Марат раздевается быстро, но эти мгновения растягиваются для меня многократно. И когда я наконец чувствую его обнаженную кожу своей, испытываю странное удовлетворения — он услышал меня.

Мы больше не разговариваем — в воздухе пахнет желанием, даже похотью, моим стыдом и нашим общим безумием. Пространство вокруг загустевает, и все посторонние звуки просто исчезают.

Все, что для меня сейчас есть — руки, которые меня ласкают, губы, которые меня целуют. И член, который уже практически во мне.

— Расслабься, царевна, — шепчет Марат, медленно продвигаясь во мне.

Он не соврал — смазка действительно помогает, потому что боли нет. Есть острое понимание того, что мы делаем нечто запретное, стыдное и порочное. Вместе. Кожа к коже.

— Охуенная, — доносится до меня сквозь вату. Чувствую еще один поцелуй. — Отпусти себя.

Его пальцы снова на моем клиторе — умело играют на нем, гладят, надавливают, закручивают спираль возбуждения, поднимая ставки. Грудь тоже не остается без внимания — Марат ласкает ее то едва ощутимо касаясь, то довольно жестко прихватывая сосок, выкручивая или оттягивая его.

И все это время он не двигается, молчаливо дав мне возможность привыкнуть.

Контраст того, что он лишает меня выбора, но при этом действует максимально аккуратно, сводит меня с ума. Мне было бы куда проще его ненавидеть, если бы Марат заставил меня и просто трахнул. Но я вынуждена признать — Бессонов делает все, чтобы мне понравилось.

И черт возьми, так и есть!

Мне нравится чувствовать его, нравится, когда он целует мое плечо, шею, нравится, как проводит языком и как раскрывает пальцами нижние губы, при этом словно бы невзначай задевая изнывающий клитор.

У меня не получается назвать происходящее насилием, потому что я возбуждена не только физически. Я дико, до трясучки хочу этого мужчину, напрочь забыв о том, зачем я здесь, и какова моя цель.

— Двигайся, — шепчу, понимая, что уже на грани, и мне физически необходимо пойти дальше.

Марат не говорит ни слова в ответ — лишь чуть отстраняется, создавая внутри восхитительное чувство наполненности. Смазка делает свое дело — все происходит куда проще, чем мне теоретически казалось.

— Пиздец хочу тебя, — шепчет он. — Хочу так, что яйца болят. Охуенно узкая, Варвара.

Это имя мгновенно отрезвляет. Я так близка сейчас попросить его назвать меня иначе. Лишь в последний момент успеваю себя удержать.

Нельзя. Нельзя!

Но мысленно я представляю, как Бессонов мог бы позвать меня моим именем. И от этого внутри все вскипает.

Если бы мы встретились при других обстоятельствах…

Привкус горечи не снижает градус возбуждения, напротив — повышает ставки. Понимание, что все это не повторится, делает происходящее особенно острым и желанным. И я сама подаюсь навстречу Марату, хочу максимально прочувствовать. Запомнить. Раствориться.

Я хочу с ним всего.

— Цар-р-ревна, — рычит тот, приподнимаясь, и, взяв меня за бедра, начинает уже откровенно трахать. Мне не с чем сравнивать — опыта у меня кот наплакал. Я только вчера девственности лишилась. Но мне кажется, что это офигенно.

Я действительно кайфую, наслаждаюсь каждым движением внутри моего тела. И даже легкий дискомфорт, едва пробивающийся сквозь возбуждение и похоть, которыми щедро делится со мной Марат, не способен испортить происходящее.

— Хочу, чтобы ты кончила, — хрипит он. Раскрывает меня сильнее, сжимает мои ягодицы до легкой боли. А мне только острее от этого. Руки все еще стянуты ремнем. Я крайне уязвима и раскрыта перед мужчиной. Если бы я была романтичной, нежной девочкой, наверное, я бы посчитала, что это обнажение сделает нас ближе друг к другу, соединит навсегда.

Но я всего лишь отчаянно хватаю каждое мгновение и фиксирую в памяти — как мне хорошо, как мне откровенно кайфово с Бессоновым. Как