Читать книгу "Прощанье с Родиной (сборник) - Евгений Анатольевич Попов"

Дух каким-то, можно сказать, ментовским приемом крепко подцепил его за локоть, и оба они, успешно пройдя сквозь стены, вдруг оказались в каком-то странно знакомом Скруджеву пространстве.

— Боже милостивый! — вдруг осенило Скруджева, и он всплеснул руками, озираясь по сторонам. — Да ведь я здесь вырос! На этой улице подростком гонял по крышам голубей. Вот старая водокачка, она уж обвалилась. А вот и гастроном номер пятнадцать, где я впервые выпил портвейну «Кавказ». А в этом парадном мне впервые удалось поцеловаться.

— А это что или, вернее, кто? Кто этот бедный, плохо одетый мальчик из простой семьи? — спросил Дух.

И ввел Скруджева в слабоосвещенную комнатушку коммунальной квартиры, где за столом какой-то бледнолицый вихрастый паренек читал книгу советского писателя Вадима Кожевникова «Щит и меч».

Скруджев замер.

— Тебе нравится эта книга, братец? — вдруг услышал он нежный девичий голос.

— Да, я хотел бы быть похожим на ее героя, советского разведчика Александра Белова, ставшего по приказу Родины гауптштурмфюрером СС, — тихо ответил подросток.

И Скруджев, тоже присев за стол, вдруг нечаянно заплакал, узнав в этом бедном, но пытливом ребенке самого себя, каким он был когда-то. Все, все увиденное теперь находило отклик в медленно оттаивающем сердце Скруджева.

— Вспомни, вспомни, вспомни ты, как тебя мать любила, — шептал Дух. — Как отец играл с тобой в шашки. Как твоя сестра верила в тебя и твою будущность, купив тебе у фарцовщиков джинсы «Ли», чтобы ты выглядел не хуже своих богатых одноклассников…

Скруджев уже рыдал навзрыд.

— Хрупкое создание была твоя сестра. Казалось, самое легкое дуновение Судьбы может ее погубить, но именно она сделала тебя человеком и Правителем, — вполголоса сказал тоже не на шутку растроганный «Ленин».

— Да. Да. Да, — только и смог однозвучно подтвердить Скруджев.

— Но вот смотри, пидарас! — вдруг снова посуровел его собеседник. — Сестра твоя скончалась раньше времени, а ты, сука, совсем не принимал участия в воспитании своего племянника Борьки, отчего тот, любя тебя, имея золотое сердце, стал тем не менее диссидентом, ведя за собой массы других несогласных. И в этом виноват ты! Ты! Вернее, гордыня твоя! Возомнил о себе хрен знает что! Оторвался от народа! Опомнись, пока не поздно! Я вот тоже оторвался тогда от народа, а когда сделал попытку вновь приблизиться к нему, объявив НЭП, меня тут же и зарезали.

— Вас зарезали? А многие считают, что вы умерли от необратимых мозговых изменений, связанных с венерическими заболеваниями. — Скруджев от удивления даже перестал плакать.

— Зарезали, зарезали, — отводя глаза, подтвердил Дух. — И пусть моя история послужит для тебя хорошим жизненным уроком.

— Но позвольте, при чем здесь ваша история, когда я позиционирую себя как антикоммуниста и выступаю под лозунгом «православие, демодержавие, народность»? Не верите мне, спросите хоть у пастыря о. Станислава…

— С твоего Кундяя тоже спросится, но не мной, — ответил Дух. — Твой подельник в другом месте ответ держать будет.

— Да как ты смеешь так выражаться, свинья! «Подельник»… «Ответ держать», — вскипел было Скруджев, тоже переходя на «ты».

Однако безмерное слабоволие внезапно овладело им, и он в ту же секунду вновь обнаружил себя в своей кремлевской каморке, все на той же медвежьей шкуре.

Скруджев спал и не видел снов. А «Ленин» еще походил немного, в задумчивости поглядывая на него, после чего еле слышно прошептал:

— Верю в тебя, парень! Верю, что все у тебя получится.

Куплет четвертый. «Товарищ Сталин, вы большой ученый»

Люди, которые изображают из себя мачо и альфа-самцов, всегда кичатся тем, что им сам черт не брат, и они, дескать, способны на все — от игры в орлянку до взрыва домов с живыми людьми. Скруджев был гораздо умнее таких типчиков, но и он проснулся на следующий день, ощущая в себе какую-то особенную уверенность, лихость и готовность встретиться, с Божьей помощью, хоть с самим сатаной.

Новый визитер явился к нему в образе некоего низкорослого кавказца с порочным рябым лицом и жесткими волосами. Одет он был в какой-то гнусного защитного цвета френчик новенький и мягкие сапожки со скрипом.

— Товарищ Сталин, что ли? — недружелюбно спросил его Скруджев.

— Сталин не Сталин, а вопросы к тебе имею, как партиец к партийцу, — уклонился очередной незваный гость от ответа.

— Мы с тобой в твоей партии, как на одном гектаре, никогда рядом не располагались, — продолжал грубить Скруджев.

— Обижаешь, кацо, — покачал головой кавказец. — Я ведь тоже уже не тот тиран, каковым был в прежней жизни, и сейчас сумею доказать тебе это. А партия, кстати, в нашей стране была, есть и будет всегда одна, как бы она ни называлась.

Скруджев и сам не заметил, как они оказались уже не в Кремле, а в типичной городской квартире, где на стене висел портрет Че Гевары, под которым сидели в вольных позах строгие юноши и девушки, украшенные белыми ленточками.

— Видал революционеров? — спросил «Сталин», закуривая вместо трубки сигарету.

— Вздор! Чепуха! Это мой племянник Борька-диссидент со своей ничтожной кодлой, изрядная, я думаю, компания бездельников, мерзавцев и прохвостов, — ответил Скруджев.

— Да? А я хочу привести тебя в чувство: мерзавцы и прохвосты — это как раз те, которые льстят тебе в лицо, а за спиной клевещут, будто ты весь нашпигован ботоксом, имеешь механическую ногу и любовницу-циркачку. Эти ребята пока что открыты, как среднерусская равнина, но ведь их твои дураки тоже могут довести до того, что они самоорганизуются в «руку миллионопалую, сжатую в один громящий кулак».

— Товарищи, товарищи, — продолжал между тем племянник Скруджева. — И все-таки, товарищи, я вынужден остудить ваши горячие головы. Да, мой дядя послал меня в жопу, когда я хотел предложить ему сотрудничество с нами, но ведь указ о том, чтобы мы, весь народ, гуляли десять дней, он все-таки со скрипом, но подписал. Значит, рано ставить на нем крест.

— Ну, крест это он сам поставит на могилу нашей демократии вместе со своими попами, силовиками, олигархами, шестерками и другой сволочью. Да он и сам мразь, — перебил оратора какой-то стриженный налысо паренек с портретом Троцкого на красной майке.

— Не сметь! — вдруг тоненько выкрикнул Борька. — Не сметь так говорить про честного человека, хоть он и скотина первостатейная! Вы нехристи, что ли, или сепаратисты, что так поливаете гражданина, которому в тяжелую годину Верховным Пьяницей было доверено управление страной? Забыли, что ли, надпись в американских салунах Дикого Запада — «В музыканта не стрелять, играет как умеет»…

— «Защитил, защитил племяш…» — Скруджев всхлипнул, и предательская слеза скатилась по его щеке. А деликатный «Сталин» сделал вид, что этого