Читать книгу "Город женщин - Элизабет Гилберт"

отношение: мой отец ненавидел президента и был рьяным изоляционистом. Он всецело поддерживал Линдберга[17]. Я полагала, что все мои родственники обязаны ненавидеть Рузвельта. Но у нью-йоркцев по любому вопросу есть собственное мнение.

– Ну все, нацисты меня достали! – однажды воскликнула Пег за завтраком, читая газету, и в приступе гнева ударила кулаком по столу. – Хватит! Кто-то должен их остановить! Чего мы ждем?

Никогда не слышала, чтобы Пег так взъярилась, вот почему тот случай отложился у меня в памяти. Ее реакция на мгновение заставила меня забыть собственные мелочные заботы и задуматься: ого, раз уж Пег злится, значит, дело плохо!

Но я понятия не имела, чего она ждет от меня. Уж я-то точно не могла остановить нацистов.

Если честно, у меня вплоть до сентября 1940 года не укладывалось в голове, что война – такая далекая и досадная – может иметь для нас реальные последствия.

Но потом в театре «Лили» появились Эдна и Артур Уотсоны.

Глава девятая

Осмелюсь предположить, Анджела, что ты никогда не слышала об Эдне Паркер Уотсон.

Ты слишком молода, чтобы помнить эту великую драматическую актрису. К тому же Эдна больше известна в Лондоне, чем в Нью-Йорке.

Так получилось, что я слышала о ней еще до знакомства, но только потому, что она была замужем за красивым английским актером кино Артуром Уотсоном, который только что сыграл сердцееда в слащавой британской военной мелодраме «Врата полудня». Я видела фотографии четы Уотсонов в журналах, поэтому и знала Эдну в лицо. Вообще-то, почти преступление говорить об Эдне только в связи с ее мужем. Из них двоих она куда более талантливая актриса, да и как личность куда более интересна. Но что поделать: симпатичной мордашкой обладал именно Артур, а в нашем поверхностном мире симпатичная мордашка важнее всего.

Возможно, Эдна достигла бы большей известности, снимайся она в кино. Возможно, ее помнили бы до сих пор, как помнят Бетт Дэвис и Вивьен Ли – актрис того же масштаба. Но Эдна не соглашалась играть перед камерой. И не потому, что не предлагали: Голливуд не единожды стучался в ее двери, но Эдне каждый раз хватало упорства отказывать важным студийным шишкам. Она не снисходила даже до радиопьес – считала, что в записи человеческий голос теряет сакральную жизненную силу.

Нет, Эдна Паркер Уотсон выступала только на сцене, а беда театральных актрис в том, что с окончанием карьеры о них просто забывают. Тот, кто ни разу не видел Эдну на подмостках, не в силах представить ее магнетизм и власть над публикой.

Между прочим, Джордж Бернард Шоу считал ее своей любимой актрисой – теперь ты видишь уровень? Карьера Эдны началась с его знаменитого отзыва о ее Жанне д'Арк. «Это светоносное лицо в обрамлении шлема – достаточно одного взгляда, чтобы любой ринулся за ней в битву».

Но нет, даже оценка автора «Святой Иоанны» не в силах передать величие Эдны Уотсон.

При всем уважении к мистеру Шоу, я лучше опишу ее своими словами.

Я познакомилась с Эдной и Артуром в третью неделю сентября 1940 года.

В театре «Лили» привыкли к неожиданным гостям, и визит Эдны с Артуром не стал исключением. Но даже по меркам «Лили» с его постоянным хаосом и кутерьмой их приезд выглядел событием внезапным и чрезвычайным.

Эдна с Пег дружили давно. Они познакомились во Франции во время Первой мировой и сразу сблизились, но с тех пор много лет не виделись. И вот в конце лета 1940-го Уотсоны приехали в Нью-Йорк, где Эдна репетировала новую пьесу с Альфредом Лантом[18]. Однако спектакль так и не состоялся: не успели актеры заучить реплики, как финансирование отозвали. Уотсоны засобирались было назад в Англию, но тут нацисты начали бомбардировки, и через несколько недель в лондонский дом Уотсонов угодила бомба люфтваффе. И стерла его с лица земли. До основания.

– В щепки разнесло, – сообщила нам Пег.

Так Эдна и Артур застряли в Нью-Йорке. Они жили в отеле «Шерри-Незерланд»: не худший вариант для беженцев, оставшихся без крова, но оба сидели без работы, и вскоре проживание в отеле стало им не по карману. Они оказались в Америке без средств к существованию, без дома, куда можно вернуться, и даже без надежд на безопасное появление в родной стране.

Пег услышала об их беде от общих знакомых и, само собой, позвала Уотсонов пожить в «Лили». Оставайтесь, сколько нужно, сказала она. И даже пообещала занять в паре своих спектаклей, если супруги не погнушаются таким заработком.

Разве могли они отказаться? Деваться-то все равно некуда.

И Уотсоны переехали к нам. Тогда я впервые в жизни и соприкоснулась с войной напрямую.

Уотсоны прибыли в один из первых по-осеннему холодных вечеров сентября. Когда их машина подъехала к театру, мы с Пег стояли на пороге и разговаривали. Я только что вернулась из магазина Луцкого и притащила огромный мешок кринолинов, с помощью которых надеялась подлатать костюмы наших танцовщиц. (Мы ставили спектакль «Пляши, Джеки!» – об уличном пройдохе, которого спасает от криминальной стези любовь прекрасной юной балерины. Мне досталась задача не из легких: превратить наш фигуристый кордебалет в стайку невесомых фей. С костюмами я постаралась на славу, но юбки у девушек постоянно рвались. Всему виной, полагаю, был пресловутый «попотряс», и теперь гардероб нуждался в реконструкции.)

Приезд Уотсонов сопровождался небольшим переполохом, так как у них было очень много вещей. За такси следовали еще две машины, набитые оставшимися чемоданами и коробками. Я стояла на тротуаре, а Эдна Паркер Уотсон выплыла из такси, словно прибыла на шикарном лимузине. Маленькая, тоненькая, узкобедрая и плоскогрудая, она была одета в самый роскошный наряд, который мне доводилось видеть на женщине. Высокий воротник двубортного жакета – саржа цвета павлиньего пера, два ряда золотых пуговиц спереди – был оторочен золотым шнуром. Темно-серые слегка расклешенные брюки сидели на ней идеально, а остроносые черные блестящие туфли смахивали на мужские, если бы не маленький, элегантный и очень женственный каблучок. Она была в солнечных очках в черепаховой оправе; короткие темные волосы уложены глянцевыми волнами. Никакого макияжа, за исключением помады на губах – идеально глубокого красного цвета. Наряд дополнял простой черный берет, щегольски сдвинутый набок. Эдна напоминала крошечного командира самой шикарной в мире армии – и с того самого момента мое представление о стиле изменилось раз и навсегда.

Прежде я считала нью-йоркских артисток бурлеска с их блестками и перьями вершиной гламура. И вдруг всё,