Читать книгу "Пять откровений о жизни - Бронни Вэр"

Во многих семьях смерть обостряла вопросы контроля. Когда умирает член семьи, право быть рядом и помогать есть у каждого, особенно учитывая, что времени остается мало. Но нередко я видела, что один из детей пытается контролировать все безраздельно: хозяйство, список покупок, работу сиделок, будущие похороны и так далее. Если другие дети пытались помочь или высказать свое мнение, возникали споры, и властный член семьи только крепче вцеплялся в вожжи. Смотреть на эту демонстрацию силы было больно, потому что в основе ее лежал лишь страх.

Моим первейшим приоритетом всегда было благополучие пациента. Поэтому, услышав, что в комнате Чарли начался спор на повышенных тонах, быстро перешедший в крики, я бегом бросилась в комнату. По разные стороны кровати моего пациента стояли его взрослые дети, Грег и Марианна, и орали друг на друга через голову отца.

– Пожалуйста, хватит, – сказала я вежливо, но решительно. – Если вы еще не закончили, отправляйтесь в другую комнату. Посмотрите на своего отца! Он же умирает.

Марианна, разразившись слезами, стала извиняться перед отцом – кротким и спокойным человеком.

– Просто он меня все время доводит, – сказала Марианна, кивнув на брата.

У нее были прекрасные голубые глаза и длинные черные волосы, и, будь я художником, мне непременно хотелось бы написать ее портрет. Но сейчас глаза у нее покраснели и опухли от слез.

Грег отреагировал молниеносно:

– А я не вижу, с какой стати ты должна получить по завещанию столько же, сколько и я. Ты уехала. Ты ему не помогала. Это я взял на себя все заботы, я был с ним после смерти мамы.

Слова Грега отзывались во мне болью. За его рассуждениями скрывался хрупкий раненый мальчик. В обоих детях были заметны черты отца, но Грег, видимо, был похож еще и на мать. Волосы у него были русые, а кожа светлее, чем у сестры. Он не плакал. Он буквально плавился от ярости.

Я повернулась к Чарли, взглядом спрашивая, что мне сделать, но он лишь пожал плечами и грустно посмотрел на меня своими большими голубыми глазами. Подталкивая Грега и Марианну к дверям, я сказала:

– Я думаю, вам обоим лучше сейчас выйти. Этот спор никому не на пользу, особенно вашему отцу.

Втроем мы сели за стол на кухне; я заварила чай, а они продолжали выяснять отношения. Марианна почти ничего не говорила, и когда я спросила ее, почему, она ответила, что это бесполезно. Но в тех обидных словах, которыми обменивались брат и сестра, я все равно слышала любовь. Вспомнив, что честность когда-то помогла мне исправить ситуацию в своей собственной семье, я не давала им замолчать, задавая все новые вопросы.

Мои отношения с отцом раньше тоже были сложными, и это принесло мне немало страданий. Но честность, сострадание и время все исправили, и теперь нас связывали нежная дружба и глубокое уважение. Когда-то я и помыслить не могла, что это возможно, но на самом деле любую семейную ссору можно разрешить – главное, чтобы между людьми еще оставалась любовь, и чтобы оба хотели помириться. Было очевидно, что Грег и Марианна любят друг друга. Просто сейчас их чувства искажала боль.

После того как каждый из них высказал свои претензии, я спросила, а есть ли что-то, что им друг в друге нравится. «Нету», – угрюмо ответил Грег. Мне удалось разрядить обстановку шуткой, и Грег все же вспомнил пару хороших качеств сестры. Марианна тоже назвала несколько хороших черт брата. Их эго сопротивлялись этому разговору – особенно сложно было Грегу, который хотел и дальше ненавидеть сестру. Но я предложила им это упражнение, потому что на собственном опыте знала, что оно работает. В те годы, когда мои отношения с родными были крайне напряженными, я старалась почаще думать о том, что мне в них нравится. Вначале я, точно так же как сейчас Грег, ничего хорошего придумать не могла. Но это боль застила мне глаза, мешая видеть хорошее. Со временем я поняла, что все мои родственники – хорошие и добрые люди, даже если мы с ними ведем кардинально разный образ жизни и, возможно, никогда не будем особенно близки.

Я вспоминала все добрые поступки своих родных, а также все поступки, совершенные из добрых намерений, даже если их последствия были неоднозначными. Мне удалось осознать, что иногда родные пытались показать мне свою любовь, но я отталкивала их, ослепленная собственной болью. Несмотря на наши многочисленные претензии друг к другу, все они были прекрасными людьми, ведь любой человек по своей природе прекрасен. Так что сегодня пришел черед Грега и Марианны разобраться со своими претензиями друг к другу.

Оказалось, что Грег уже давно обижен на сестру лишь за то, что ей хватило смелости жить по-своему, а ему нет. Но ведь Марианна не мешала Грегу жить по велению сердца – он сам связал себе руки. В тот день брат и сестра многое высказали друг другу, и, хотя о примирении говорить было рано, им удалось существенно продвинуться. Перед уходом каждый из них по очереди немного посидел с Чарли. Затем мы с ним остались вдвоем.

Я вошла в его комнату, и он поднял на меня глаза, посмеиваясь и качая головой: «Ну что же, моя милая. Этот конфликт назревал уже лет двадцать. Я все ждал, когда плотину наконец прорвет. Хорошо, что это случилось до моего ухода, может быть, мне еще доведется увидеть их друзьями».

За окном в ветвях деревьев пели птицы, мимо пролетела оранжевая бабочка. Мы оба проследили глазами за ее полетом, улыбаясь, а потом продолжили болтать. Чарли рассказал мне, что когда-то его дети были неразлучны. Маленький Грег защищал младшую сестру, а она его боготворила. Но когда она стала независимым подростком, они начали ссориться, и с тех пор их дружба закончилась.

«Впрочем, за Марианну я не волнуюсь. Она относительно счастлива. А вот Грег меня беспокоит. Он постоянно пытается показать мне, на что способен. Когда он говорит, что всегда больше для меня делал, чем Марианна, он в общем-то прав. Она тоже мне помогала, хотя и менее очевидным образом. Но Грегу необязательно было так напрягаться – в основном он помогал с тем, с чем я с удовольствием справился бы сам». Вздохнув, Чарли продолжил: «Он с утра до ночи занят на ненавистной работе, дети его почти не видят, и я не знаю, зачем он все это делает».

– А он знает, что вы его любите, Чарли? – спросила я отважно. Он посмотрел на меня озадаченно.

– Наверное. Я всегда хвалю его, если он что-то сделал хорошо. Он знает, что я им горжусь.

– Откуда? Вы говорите ему прямо, что гордитесь им как человеком, а не только его достижениями или поступками? – спросила я. Он на секунду задумался.

– Прямо не говорю. Но он знает.

– Откуда? – настаивала я.

Чарли рассмеялся. «Вот вы, женщины. Обязательно вам надо докопаться до самой сути всего, да?» Улыбнувшись, я поделилась с Чарли своими мыслями. Он слушал внимательно и с уважением. Я предложила ему подумать, не связаны ли попытки Грега «показать, на что он способен», с потребностью заслужить любовь и одобрение отца. Мы продолжали разговаривать, пока я мыла Чарли и катила его кресло в спальню. Вообще-то он предпочитал принимать душ днем, но ему уже не хватало на это сил. У Чарли начались проблемы с легкими, и вернувшись в кровать, он некоторое время восстанавливал дыхание. Он слабел с каждым днем. Я оставила его немного отдохнуть.