Читать книгу "Ноктуарий. Театр гротеска - Томас Лиготти"

Доктор сделал паузу, невозмутимо достал из нагрудного кармана платок и промокнул лицо от пота, выжатого теплом мощных софитов. Потом окинул взглядом зрителей. Их ряды так и лучились равнодушием – но то был лишь вопрос времени. Затем он продолжил.

– Кому же ведомы пути Господни? Людской промысел отличен от Божьего – и какой же вывод следует из легенды о чародее, если принять это утверждение неоспоримым? Я в свою очередь могу сказать, что чародей, вознамерившись создать идеал бесконечной добродетели, преступил некий фундаментальный закон, встав на ложный путь. Почему, спросите вы? Все просто. Чародей не сумел сберечь свое дитя от гибели – не как от возможности, но как от самой судьбы. Именно этим своим упущением он и прогневал Господа, очернил пути его. Именно осознание Высшего Промысла и привело меня сегодня сюда. Только поэтому стою я сейчас перед вами. Пусть и раньше посещали меня божественные видения, жизнь моя, как оказалось, была лишь подготовкой к этому часу, неосознанной охотой на истину посредством случайных научных открытий. И вот теперь я понимаю – я готов к тому, чтобы принять предложенное мне знание.

Поймите меня правильно: я провел почти всю свою жизнь как ученый в методичном безрассудном стремлении к совершенству, движимый мечтой об утопии, идеей, что я действительно внес свой вклад в земной рай в процессе создания. Но постепенно, мало-помалу, я начал замечать определенные вещи. Я заметил, что механизмы, встроенные в саму систему реальности, сводят на нет все наши достижения в этом мире, перенаправляя их в скрытую лабораторию, где эти так называемые триумфы полностью обесцениваются, если не превращаются в формулы общечеловеческого фиаско. Я заметил, что есть высшие силы, которые работают против нас и одновременно при помощи нас. С одной стороны, мы стремимся открыть жизнь вечную, несмотря на неохотное признание необходимости смерти. С другой стороны, все, что мы открыли, служит лишь цветистыми одеждами для прикрытия неизбывных ран, полученных в ходе истории познания. Теперь я вижу, что совершенство никогда не было первичной целью, равно как и поиски потерянного рая в прошлом или же будущем. Наша истинная судьба – распад.

Как ученый, я имел возможность наблюдать за работой мироздания вплотную, наблюдать довольно долго и в разных точках мира… И вот, после тщательного анализа и кропотливых проверок я был вынужден сделать следующий вывод: мир процветает на своих недостатках и всячески стремится их усугубить, при этом выдавая их за врожденное несовершенство. Знаки были повсюду – это я, идиот, не всегда мог их прочитать.

Но если жизненная сила и совершенство не являются целью этого мира, то что же есть цель, во имя Небес? Ответу на этот вопрос, дамы и господа, будет посвящена вторая часть моего выступления. Позвольте мне небольшую закулисную подготовку, а пока же – короткий антракт. Спасибо за внимание.

Доктор с достоинством покинул сцену, и, как только он исчез из виду, по залу пошли разговоры, словно все одновременно очнулись от транса. Многие встали и ушли с кислыми минами; нашлись и такие, что решили высидеть мероприятие до конца, – ситуация, вполне типичная для выступлений Хаксхаузена. Ушедшие думали, что старик-де вконец спятил, оставшиеся убеждали себя, что ученый-гений заслуживал быть по крайней мере выслушанным без преждевременного осуждения. Эти последние втайне уже побаивались, что показанное и рассказанное доктором Хаксхаузеном не так уж и далеко от истины.

– Дамы и господа! – возвестил доктор, появившийся на сцене снова, будто из воздуха. – Дамы и господа, – повторил он значительно тише, а затем надолго умолк. Зал молчал все это время – никто не осмеливался почему-то даже шептаться.

– Наш мир, – произнес доктор, – не лишен мест-святынь. В некоторых таких местах я бывал. Присутствие святого начала в них можно почувствовать, ощутить в самой атмосфере. Там всегда тихо – и зачастую лежат эти места в руинах. А те, что еще стоят, рано или поздно в руины же и обратятся. Мы все обычно чувствуем святость разрушенных и заброшенных мест – храмов на горных вершинах, катакомб, прорезанных в скалах, островов с каменными идолами, чьи лики почти уже стерлись. Мы никогда не испытываем ничего подобного в городах… или даже в природных условиях, где флора и фауна слишком очевидно заявляют о себе.

Поэтому зимняя пора во многом – искупление, время погружения тех избранных мест нашей планеты в метафизическую смерть. Зима – это не столько священное время, сколько священное место, зримый локус[9] Бога. За ней следует весна… И так вращается карусель нашего мира, в той или иной форме сезонность явлена во всех сущих мирах. Но всегда ли будет так? Сомневаюсь. Близится окончательная зима, дамы и господа, ибо, как поведал мне сам Создатель, цикл вот-вот разорвется.

Впервые Он обратился ко мне в ту ночь, когда я бродил по пришедшим в запустение окраинам города – может быть, такого же, как этот, может быть – какого-то другого. Что важно, так это царившая там немая дряхлость – пустыри, обшарпанные здания, угрюмый шарм присутствия человека. К тому времени я почти уже позабыл свое имя, тем самым отказавшись от того, кем я был, и от мира, коему принадлежал. Не ошибаются злые языки, когда твердят, что рассудок мой пал пред лицом недостижимых мечтаний о будущем. Да, я блуждал впотьмах, испуганный и сбитый с толку! Но затем, в том самом месте, куда отправился я, чтоб рассчитаться с собой и с миром, услышал я Голос среди теней и света луны. Не ласковый, не утешающий – просто Голос, лишенный всяческих интонаций. Там, в углу той постылой комнаты, выбранной мною в качестве последнего убежища, сидела похожая на человека фигура – ноги согнутые, как у калеки, только на них и падал свет, а все остальное тело было скрыто темнотой; я видел лишь глаза – два ярких куска голубого стекла… И хотя голос, казалось, исходил отовсюду, я знал, что принадлежал он жалкому тому созданию в углу, земной форме Творца – манекену из рядового магазинчика одежды!

«Я был избран, – говорил Творец. – Я несу послание, которое, как и всякая благодать от Всевышнего, будет презираться людьми или пройдет незамеченным». Какая же сильная аура святости окружала эту презренную фигуру! Вот тогда-то, сложив в уме все намеки, предзнаменования и пророчества, многие из которых были явлены мне готовыми уже изначально, я осознал, что есть Великий Замысел.

«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю», – сказано было в Писании. И правда – все кроткое, издевательски кроткое, пыльное, жалкое, бесплодное, лежащее в руинах, все то, что не удалось и не свершилось, несовершенное и разрушенное, вынесенное за скобки того, что все мы повадились высокомерно называть Реальностью, Успешной Жизнью – вот то, что наш Бог жалует больше всего! И разве сами мы не сталкивались порой с подобным благословенным царством? Вспомните, как порой путешествовали по пустынной дороге и натыкались на что-то вроде запустелой ярмарочной площади – заброшенные тенты и шатры, сломанные карусели, высокая арка-калитка, похожая на ржавую радугу. Не казалось ли вам, что на месте этом произошла некая катастрофа, оставившая после себя лишь угасшую, сухую, ибо нет в ней соков жизни, материю? Не печально ли было вам осознавать, что созданное некогда ради увеселения превратилось в мавзолей для самого понятия «радость»? И разве не пытались вы оживить это место в своем воображении, запустить мертвые карусели и заполнить ярмарочную площадь яркими цветами и улыбающимися лицами? Мы все так делали – пытались воззвать к несуществующему, воскресить его. И именно этот шаг отдалил нас от Закона и Истины Создателя. Будь мы в гармонии с Ним, наш взгляд, падая на процветание и веселье, не воспринимал бы ничего, кроме призраков, не взывал бы ни к одному чувству, кроме чувства ложной ностальгии. Вот что льстит Его Сердцу, дамы и господа. Вот какую Истину он мне доверил.