Читать книгу "Арминута - Донателла Ди Пьетрантонио"

— Доброе утро, — сказала я вежливо.

Бабушка Кармела уставилась на меня и принялась сосредоточенно рассматривать, но я не видела ее глаз, полностью закрытых обвисшими веками: от них остались только две узкие щелочки, через которые она получала необходимую информацию об окружающем мире. К ней подбежала маленькая девочка с пучком свежесобранных трав.

— Такие? — запыхавшись, спросила она.

— На зорьке собирала?

Да, травы были мокрыми от росы. Так что правнучка все сделала правильно. Девочка поставила травы в большой стакан на низком столике, который я заметила еще издали: он тоже прятался в тени дуба. Рядом на полке громоздились бутылки и банки с загадочными разноцветными настойками и мазями, обладающими всевозможными магическими свойствами. А еще горшок с оливковым маслом и миска с водой, чтобы определять и лечить сглаз. И карманный ножик, чтобы рисовать на теле очертания больных органов, — разумеется, не нанося порезов.

В этот момент поблизости остановилась машина, и из нее вышли два человека: они приехали к тетке Кармеле за советом и снадобьями.

Мать встала. Старуха заговорила с ней.

— Ты родилась под дурной звездой, но она-то и приведет тебя к большому успеху, — сказала она, показав на меня пальцем.

Потом она несколько часов принимала посетителей; в какой-то момент во дворе даже выстроилась очередь. Жена Полсигары объяснила мне, что сейчас луна убывает, а значит, наступила самая благоприятная фаза для борьбы с недугами, и этим надо пользоваться.

Не то чтобы нас в тот день заставили работать, просто сказали, что нужно сходить в поле и нарвать стручковых бобов: мы их потом съедим на обед. Нам выдали по корзине, и мы пошли, оставив Джузеппе дома, под присмотром девочки, которая его обожала. Вокруг гомонили птицы; ласточки, словно дротики, со свистом проносились прямо у нас над головами. Они носили насекомых своим новорожденным птенцам, нетерпеливо ожидавшим их в гнездах, прикрепленных к балкам хлева. Мы обогнули поле ячменя с пушистыми незрелыми колосьями. Я срывала стебельки травы, обмякшей под напором солнечных лучей; после долгой зимы яркий свет опьянял меня. Показалось поле, на котором прямыми, идеально ровными рядами росли кочаны салата. На следующем участке, отведенном под помидоры, из земли торчала молодая хрупкая рассада.

Мы пришли: перед нами тянулись грядки с бобами. Первый стручок я сорвала так неловко, что, согнув тонкий стебель до самой земли, сломала его. Я смотрела на него, сгорая со стыда.

— Подойди сюда, я покажу, как надо, — сказала мать. — Одной рукой вот так держишь верхушку, а другой срываешь.

Я работала рядом с ней, и мы складывали стручки в одну корзину. Другие трудились чуть поодаль.

— Попробуй, они очень вкусные, — сказала она и высыпала мне в ладонь горсть нежных зернышек. У этих крошек был свежий вкус, и они истекали нежным млечным соком, так что даже жалко было давить их зубами.

Мы продолжали собирать урожай. Иногда попадались листья со сгустками белесой пены. Это кукушкины слюнки, объяснила мне мать, и бабушка Кармела иногда добавляет их в свои зелья. Только недавно я случайно прочитала, что эти комочки пены производят личинки насекомого, похожего на цикаду, и чары развеялись.

— Здесь все так аккуратно, везде порядок, — сказала я со вздохом. — Как бы мне хотелось, чтобы моя жизнь была как это поле, — вырвалось у меня.

Возможно, это место вызывало на откровенность, а может, действовала магия колдуньи. Мать не ответила, но услышала.

— Сколько мне было, когда ты отдала меня своей родственнице? — спросила я усталым голосом, тихо, без злости.

— Тебе исполнилось полгода, я тогда понемногу отнимала тебя от груди. С того времени Адальджиза стала приезжать каждую неделю и укачивать тебя, чтобы ты поскорее к ней привыкла: ей невтерпеж было увезти тебя к себе.

— Но почему?

— Они много лет пытались завести ребенка, но не вышло.

Остальные сидели в нескольких шагах от нас и жевали бобы. Время от времени раздавался пронзительный голос Адрианы, слышался смех.

Мать сначала отказалась отдать меня, но потом выяснилось, что она беременна пятым ребенком, а отец как раз потерял работу. Однажды ночью они закрылись в спальне и поговорили: тем временем я в счастливом неведении спала в колыбели, а братья — в другой комнате. Родители решили уступить.

Родственница хотела именно меня, маленькую девочку, иначе у нее не появилось бы материнское чувство. Она забрала меня, когда я еще ничего не понимала.

— Она ничего не взяла для тебя из нашего дома, купила все новое. Я сохранила твои вещи для малыша, которого носила в животе, но дней через двадцать потеряла его. Из меня хлестала кровь, я чуть не умерла.

— Ты не могла приехать и забрать меня назад? — спросила я, едва дыша.

— Адальджиза не вернула бы тебя, потому что уже начала тебя воспитывать — так она мне сказала.

Я сидела на земле, уперев подбородок в колени. Подступающие слезы щипали мне глаза, но я сдерживалась. Она так и стояла с полной корзиной, повесив ее на руку. Должно быть, время близилось к полудню: ее лицо покрылось капельками пота. Она так и не решилась сделать последний шаг, который привел бы нас к примирению.

С фермы нас позвали на обед. Мы тронулись в обратный путь и шли все вместе по тропинке, проложенной между посевами. Растения были совсем близко, но мы не боялись, что наступим на них.

— Что это у вас такие серьезные лица? — весело спросила Адриана.

Под навесом был накрыт длинный стол. Мы ели еще теплый хлеб с оливковым маслом и лущеными сырыми бобами, зеленые нежные стручки, тушенные с молодым луком, сыр пекорино и ветчину из свиньи, зарезанной в прошлом году. В укрытом от ветра углу двора стояла жаровня, и на ней уже жарились маленькие шашлычки арростичини. Отец разговаривал с Полсигары, они пили вино прошлогоднего урожая, нахваливая его аромат и цвет. Пожалуй, при мне он еще ни разу так не смеялся. Я только тогда заметила, что у него не хватает зубов.

Старуха сидела на том же месте, в тени дуба, и ей принесли какую-то еду: она уже не могла прожевать мясо, да и вообще ела очень мало. Обед наш затянулся надолго, и все это время она продолжала принимать посетителей, врачуя их настойками и тайными древними заговорами.

Умерла она, сидя на своем обычном месте, когда ей было сто девять лет. Ее последний вздох поднялся, как пламя, по веткам дерева, иссушая один лист за другим. Увидев это, люди поняли, что ее не стало. Спустя три дня после похорон грохот, раздавшийся в ночи, перебудил все окрестности: мощный ствол рухнул на землю. Рухнул, не задев дома. Еще много лет он снабжал дровами семью Полсигары и, кто знает, может, до сих пор зимой согревает этот дом.

27

Около полудня мы играли во дворе возле дома. Подбежал сын Эрнесто и предупредил, что в четыре часа мне нужно прийти к ним в закусочную: мне кто-то должен звонить. Он не знает кто, потому что не сам снимал трубку. Я сразу стала гадать, кто бы это мог быть, и в обед ела зеленую фасоль с картофелем без всякого аппетита.