Читать книгу "Пряжа из раскаленных угле - Анна Шведова"

А потом Пехеб вдруг странно дернулся и бескостно скатился с меня. Над кроватью возвышался Ленни с обнаженным кинжалом. С клинка капала свежая кровь.

– Ты готова? – отрывисто спросил он, ногой отпихивая тело Пехеба и помогая мне встать. Сколько бы вопросов к нему у меня сейчас ни было, а я только кивнула в ответ и бросилась к двери, все еще дрожа от пережитого. Несколько минут спустя мы уже спускались по лестнице вниз, переступая через трупы и кровь.

В глубине мастерской вовсю орудовали люди Валдеса, безжалостно расшвыривая по сторонам рулоны с тканью, пяльцы с вышивкой, нитки, шнуры и ножницы. Мы постарались проскочить мимо двери незамеченными, но уже спустя мгновение нас догнал гневный окрик. Останавливаться мы не стали. Ленни незатейливо выпрыгнул через разбитую витрину, а я по привычке скользнула через дверь, слыша, как за спиной грохочут тяжелые сапоги.

Жаль. Не такой бы я хотела запомнить свою золотошвейную мастерскую, покидая ее навсегда. Не разоренной, не покореженной, не обесславленной… И я даже не обернулась, когда дверь за мной захлопнулась, привычно тренькнув колокольчиком.

К моему удивлению, нам удалось оторваться от погони. Вряд ли я смогла бы убежать в одиночку – эту несомненную истину, правда, я осознала несколько дней спустя. То есть, убежать, скорее всего, смогла бы, но недалеко, поскольку мне и в голову не приходило, как важно выбрать направление для бегства. Разумеется, я не знала, сколько всяких разных вещей нужно взять с собой для похода, но это мелочь, главное – знать, куда идти и как замести следы.

Я была человеком без роду-племени, так что мне было совершенно все равно, куда идти. Я наверняка и пошла бы, куда глаза глядят, и попалась бы сыскарям в ближайшем от Вельма селе. Ведь глупо было бы надеяться, что одинокая женщина, идущая в никуда, не привлечет к себе ничьего внимания.

А вот Ленни знал и, к моему удивлению, знал заранее. Он был готов к побегу, оттого в выборе пути не колебался ни минуты.

Перепрыгивая через лужи и крепко прижимая к себе узел с одеждой, я с трудом понимала, куда мы бежим, но на улицах нам не встретился никто – Ленни хорошо представлял, куда направляется и как туда добраться незамеченным. В захудалой гостинице на окраине Вельма он вывел из конюшни вполне приличную лошадь, а затем и вторую, предварительно яростно попрепиравшись с жуликоватого вида хозяином постоялого двора. К тому времени, как лошади были оседланы, а сумки приготовлены, юная дочь хозяина принесла подготовленную снедь и заполненные водой баклаги в дорогу и теперь застенчиво стояла, глядя грустными затуманенными глазами, как Ленни приспосабливает сумки к седлу.

Я замечала все, но отдельные картины просто не задерживались в моей перетрясенной последними событиями голове. Пошел дождь – не буйный сильный ливень, несколько часов назад сметавший все на своем пути, а мелкий нудный дождик, забирающийся за шиворот мерзкими холодными лапами. В гостинице было мало постояльцев, но все же были, а от любого приближающегося звука копыт, чавкающих по грязи, я нервно вздрагивала и оглядывалась.

Хозяин гостиницы бурчал и считал деньги, то пробуя каждую монету на зуб, то поднося ее к скудному свету лампы. Дочь хозяина подошла к Ленни, положила руку на лошадиный круп и с мольбой что-то тихо проговорила сидящему в седле мужчине. Ленни нагнулся, отчего капюшон плаща съехал на самый нос, так же тихо ответил и ободряюще улыбнулся. Врет, небось, подумала я и отвернулась. Бедная девушка, у нее на лице написано все отчаяние влюбленной дурочки, но мне не было до нее дела, как не было и слов ободрения. Я сидела в седле как на иголках и поминутно оглядывалась по сторонам, ожидая услышать звуки погони и обмирая при виде любой смутной фигуры, появляющейся в полутемной пелене дождя в конце улицы. Страх гнал меня вперед, ничто больше не держало меня в Вельме. В конце концов мне-то не с кем было прощаться. И никто не будет сожалеть о моем исчезновении. И уж тем более ожидать моего возвращения.

Когда огни города стали исчезать в ночи за нашими спинами, я почувствовала лишь облегчение. Интересно, сколько таких побегов было в моей прошлой жизни? Интересно, а чем они закончились?

Часть вторая

Дорога

Мы остановились на отдых поздним утром. К этому времени я уже не ехала, но безвольно болталась на лошадином крупе, не в силах даже просить о помощи. Ленни ехал несколько впереди, я видела его лишь сбоку, но труда не составило понять, что он сосредоточен и мрачен. За несколько часов он едва ли пару раз оглянулся, а сказал и вовсе только одну фразу:

– Будем ехать так быстро и так долго, как только сможем. Попробуем выиграть время.

Я и сама прекрасно это понимала: чем дальше мы будем от Вельма, тем больше у нас будет шансов оторваться от погони. Если таковая, конечно же, будет – как обычно, я тешила себя надеждами на лучший исход. Дурацкая привычка, пора от нее избавляться.

Поэтому я вцепилась в лошадь, как клещ, и тряслась в седле, стиснув зубы и не пытаясь выговорить хотя бы слово: открой я рот – мигом бы прикусила себе язык.

Сначала мы ехали почти в полной темноте по размякшей от дождей разъезженной дороге и только растущие по обеим сторонам кусты указывали нам путь. Ленни попытался было зажечь фонарь, но дождь, ветер и тряская езда доказали, что это совершенно бесполезно – огонь гас даже за плотно закрытыми стеклянными дверцами лампы. Равномерный чавкающий стук копыт по грязи был единственным звуком в ночи – ни один уважающий себя путник не пожелал в такую дрянную погоду, да еще в темноте отправляться в путь. Меня успокаивало хотя бы одно – по крайней мере звуки погони мы услышим издалека. Однако это было единственным преимуществом нашей скачки. Тонкие ветки с одинокими пожухлыми листиками частенько больно хлестали по лицу, когда я случайно забирала правее, чем нужно, дождь лил не переставая, так что к утру я была совершенно мокрой и продрогшей. Размякшая, вся в выбоинах дорога отнюдь не способствовала приятной прогулочной езде, и любая ямка, в которую попадало лошадиное копыто, не только обдавала меня струйками жидкой грязи, но и тут же немилосердно отдавалась болью в спине и других чувствительных частях тела.

Однако и утром легче не стало. Дождь прекратился, но вымокшая одежда неприятно леденила тело, так что помимо тряски мне приходилось бороться еще и с промозглым холодом. Все мои силы уходили на то, чтобы согреться. Еще я научилась дрожать от озноба не разжимая челюстей – в седле это было опасным для моего языка. Как только достаточно рассвело, Ленни свернул с тракта на едва заметную проселочную дорожку, а дальше мы ехали и вовсе по бездорожью – через поля, леса, а иной раз и продираясь через густые перелески.

Когда Ленни заметил, что его лошадь сильно устала, он обернулся ко мне со словами:

– Придется остановиться – надо дать лошадям… Никки! О боги! Почему ты молчала?

Больше он не сказал ни слова, но остановился у первого же хутора – здесь, в окрестностях Вельма, их было немало.

Я осторожно сползла с седла, нетвердо встала на ноги, онемевшими пальцами вцепившись в луку седла, и только тогда ответила: