Читать книгу "Храм на рассвете - Юкио Мисима"

Именно в его философии вращающегося единства оказались слиты энтузиазм и экстаз: из всеобщего космоса проистекают эманации, и в результате появляются отдельные вещи, но они также вечно возвращаются к своему началу — космосу. И время, и пространство имеют основу в области трансцендентального, собственное «я» исчезает, легко сливается с космосом, в божественном опыте мы становимся другим существом. Поэтому человек и природа, зверь и птица, шумящий под ветром лес, речушка, мерцающая чешуей рыба, гора, поймавшая облако, синее море с разбросанными островами смогли отринуть границы существования и слиться в гармонии. Гераклит так объяснял мир: «Живые и мертвые, восставшие ото сна и спящие, молодые и старые, слившись, станут тождественны. Когда они изменятся, то станут теми, а те, изменившись, опять станут этими»; «Бог — это день и ночь, бог — это зима и лето, бог — это война и мир, бог — это изобилие и голод, только принимающий разные формы»; «День и ночь — все едино»; «Добро и зло — все едино». «Конечная и начальная точка окружности — все едино».

Когда Хонда прикоснулся к этим величественным идеям Гераклита, то ощутил, что ослеплен их сиянием, он испытал чувство освобождения, и в то же время ему казалось, что он не сможет сразу отвести ладоней, которыми закрывал глаза от яркого света. Прежде всего потому, что боится ослепнуть, а еще потому, что осознавал — его собственные чувства и мысли не созрели для того, чтобы встретить столь безграничное сияние.

14

…Хонда на некоторое время отвлекся и погрузился в исследование концепций переселения душ, которые ожили в семнадцатом-восемнадцатом веках в Италии. В переселение душ верил живший в шестнадцатом-семнадцатом веках монах-доминиканец Томмазо Кампанелла, этот еретик и бунтовщик провел в тюрьме двадцать девять лет, а потом, счастливый, овеянный славой, поселился в конце жизни в приютившей его Франции и по случаю дня рождения Людовика XIV преподнес королю оду, в которой подтверждал фактами свое учение о переселении душ.

Кампанелла изучал теории круговорота человеческого существования, созданные последователями брахманизма, знал, что душа умершего может возродиться в обезьяне, слоне, быке. Он знал о том, что пифагорейцы верили в бессмертие души и ее переселение — жителей своего «Города солнца» он определял как народ, появившийся из Индии, «бежавши оттуда после поражения монголами и насильниками, разорившими их родную страну…», называл их «пифагорейскими адептами брахманизма», хотя прямо не указывал на их веру в переселение душ. Сам же Кампанелла утверждал, что «после смерти душа не попадет ни в ад, ни в чистилище, ни в рай».

Представления Кампанеллы о круговороте жизни просматриваются в его «Кавказских сонетах». Стихи эти проникнуты чувством скорби: поэт вовсе не считает, что после смерти человек может стать лучше, — нередко избавление от несчастий приводит к разрастанию зла, ощущения живут и после смерти, но стремление личности знать, что будет по ту сторону, нужно лишь затем, чтобы забыть страдания в настоящем, а вовсе не затем, чтобы убедиться в том, какой — тяжкой или спокойной — была предыдущая жизнь.

По сравнению с возносившими радостные молитвы людьми в Бенаресе, европейцы, толковавшие о переселении душ, казались раздавленными жизненными неудачами и горестями. От будущей жизни они ждали не радости, а только забвения.

Философ восемнадцатого века Джамбаттиста Вико, яростный оппонент Декарта, благодаря своему таланту и боевому задору в вопросе переселения душ оказался предшественником Ницше. Хотя Вико знал предмет поверхностно, Хонде было приятно обнаружить строки, где тот восхвалял японцев как нацию, чтящую воинскую доблесть: «Японцы, как и римляне времен Пунических войн,[26]поклоняются героическим характерам, отважны в сражении, имеют язык, очень похожий на латинский».

Историю Вико понимал как циклический процесс. Он считал, что всякая цивилизация проделывает путь от первоначальной «дикости чувств» до «дикости сознания», что гораздо хуже. Первая указывает на чистую, нераскрывшуюся натуру, вторая означает подлое коварство, низкую ложь. Эта зараженная «дикость сознания», «дикость цивилизованная» через несколько веков подвергается нападению новой «дикости чувств» и оказывается перед необходимостью исчезнуть.

…У Хонды появилось ощущение, что это можно воочию наблюдать в истории Японии с 1868 года.

Вико верил в провидение, так, как его понимал католицизм, но когда высказывался как агностик, то вплотную приближался к буддийской доктрине обусловленности всякого явления деянием-кармой:

«Бог и его творения есть отдельные субстанции, но причины и суть существования по своей сути специфичны, поэтому отдельность сотворенной субстанции вследствие ее сущности отлична от божественной».

Творениями, рассматриваемыми как субстанции, полагаются «закон» и «эго», и когда причиной существования полагается «деяние», то достижение божественной субстанции — иной точки отсчета есть не что иное, как «комментарий».

В своих богословских сочинениях Вико объяснял, что божественное творение по сути своей вещь созданная, внешне — это реальность, следовательно, мир творится во времени, Вико настаивал на том, что дух безгранично мыслящего человека бессмертен, так как не ограничен его обиталищем — телом, а следовательно, не ограничен и рамками времени, однако ответ на вопрос, почему же бесконечное помещено туда, где наличествуют границы, Вико оставлял агностицизму. Но именно с этого вопроса начинала строиться доктрина круговорота жизни.

Приходилось только удивляться тому, как это индийскую философию, непоколебимо опиравшуюся на способность к познанию, не чуравшуюся ни фантазий, ни мечты, в конце концов стало невозможно отделить от агностицизма.

15

…Когда Хонда узнал, что в Европе идея круговорота жизни дошла благодаря отдельным философам из древности до наших дней, он посчитал вполне резонным, что правивший во втором веке до нашей эры в северо-западной Индии царь Менандр, встретившись с буддийским монахом Нагасэной и задав ему множество вопросов, испытывал по поводу буддийской доктрины круговорота жизни, с одной стороны, глубокие сомнения, с другой стороны — любопытство, причем настолько сильное, что даже забыл древнегреческую философию Пифагора.

Том с вопросами царя Менандра, вошедший в переведенное на японский язык полное собрание буддийских сутр, начинался описанием города, где жил царь: «Передают, что в землях, которые завоевали греки, был город Сагар. Это был центр всякой торговли, земля, превращенная в благодатный рай, край сиреневых гор и прозрачных вод, с садами и цветами, лесами, с большими и малыми озерами, там были горы и реки, леса и равнины, а тамошний народ был весьма благочестив. Они изгнали всех своих врагов и жили в полном спокойствии. И царский дворец был построен на горе, которую окружал город, там было устроено все — крепостной вал, величественный вход, внушительные ворота, высокая белая стена, глубокий ров и бдительная охрана. Городские улицы, перекрестки, базар были умело распланированы, лавки с красиво украшенными прилавками переполнены дорогими товарами, сотни богаделен стали украшением улиц, тысячи высоких зданий, подобно пикам Гималаев, вздымались в заоблачную высь. А по улицам группами двигались стройные, как сосны, мужчины, прелестные, как цветы, женщины — люди всех каст от высшей до низшей.