Читать книгу "Рыбки в пятнах света - Рику Онда"

порядке?»

Передо мной встает картина, как она встречает этими словами Хиро в прихожей, склонив голову в легком поклоне и глядя на него невинными глазами, говорящими: «Я так за тебя волнуюсь!» И мне хочется закричать.

Он ласково улыбается в ответ и гладит ее по щеке:

«Всё хорошо».

Я понимаю, как смешно и глупо выглядит со стороны человек, рисующий в голове такие сцены и исходящий злостью, но ничего не могу с собой поделать.

Несмотря на то что избранница Хиро ничего не знает о нем и обо мне. Не знает о грузе времени, которое мы прожили вместе, о нашей взаимной привязанности, раздорах и тупиках. Вообще ничего.

Говорят, ревности без любви не бывает. Возможно, так оно и есть, но как же остро и неожиданно пронзает меня это чувство даже сейчас. Время оно не выбирает и причиняет жестокую боль, которая, кажется, способна раздавить все тело.

Ревности без любви не бывает. Но о какой любви речь? Та, что у меня, на самом деле не должна существовать.

Я медленно делаю глубокий вдох.

Перехватывает горло. Трудности с дыханием возникают всякий раз, когда меня охватывают малопривлекательные эмоции.

Надо переключиться на что-то другое.

Дрожащей рукой плеснула в свой стакан сётю.

Да! Пусть сейчас у них все хорошо, но в конце концов она увидит, что ничего не знает о Хиро, что у них нет ничего общего. Он никогда не станет обсуждать с ней наши с ним отношения. Потому что в противном случае и он, и она тоже окажутся в аду.

И все же втайне я надеюсь, что кое-что сорвется у него с языка.

На их пути к счастью там и сям заложены мины.

С ней произойдет то же самое, что со мной, когда я прикоснулась к появившемуся у Хиро шарфу и все поняла. За первой крошечной трещиной, которая пройдет по фасаду их отношений, станут возникать и другие. Через них начнут прорастать семена сомнений и подозрений, которые мало-помалу будут накапливаться. А не скрывает ли он что-то? А не может ли та сторона его я, о которой мне неизвестно, оказаться больше, чем я представляю? Подобные подозрения могут посетить ее в самый неподходящий момент, например, когда она будет вешать полотенце на сушку или ждать включения компьютера.

С Хиро будет происходить то же самое.

Я знаю его темную сторону, которая заперта от других людей в комнате, куда есть ход только ему. Мне неведомо, что находится за дверью в эту комнату, но я видела эту дверь.

Как долго он сможет терпеть ее простодушие?

Он сидит передо мной, и в душе его холод.

* * *

Если для меня оказалась невыносимой непогрешимость Юдзи, то Хиро не может не стыдиться темных уголков своей души, не чувствовать свою вину.

Это чувство будет накапливаться и постепенно выплескиваться наружу. Отчасти потому, что он больше не сможет удерживать его в себе и сам намеками даст это понять.

В какой-то момент она попросит от него объяснений и вынудит его говорить.

И он, устав держать все в себе, воспользуется ее просьбой как предлогом (зная его, могу сказать, что он обвинит во всем ее), чтобы выложить правду.

Я получаю удовольствие от собственных жестоких фантазий. Представляю их лица – она опустошена, ему неловко.

Эти подленькие мелкие мысли ранят меня, но я нахожу в них удовольствие и ничего не могу с собой поделать.

Постепенно их жизнь начнет меняться. Тени прошлого с каждым днем становятся все гуще, и они начинают шарахаться от этих теней.

Она видит себя в ученом мире. Думает, он создает специально для нее зону безопасности. Считает, должно быть, что ее единственную не коснется жестокость, что у нее всю жизнь будет работа, которой она будет заниматься под защитой ученого мира, и что ей никогда не суждено испытать ревность и подозрения, которые существуют только во внешнем мире.

Раньше я тоже так думала.

Любовные треугольники, ссоры влюбленных, набившие оскомину банальные любовные истории, кочующие из одного телесериала в другой, дурацкие слухи, распускаемые участниками телешоу… Было время, когда я считала все это полной ерундой, не имеющей ко мне отношения.

Сейчас остается лишь горько посмеяться над своим невежеством и кичливостью, а буря поднимающихся во мне эмоций сбивает с толку, причиняет боль, не дает устоять на ногах, подобно тому как волны, одна за другой упрямо набегающие на берег, мочат ноги, хватают за лодыжки, погружая их в песок, мешают идти, заставляют падать раз за разом. Ошеломленная, я вижу, что подол моей юбки, который, как мне казалось, всегда будет чистым, весь в песке и промок.

Сейчас я в море.

Плыву и наблюдаю за наивной девицей, которая верит, что песок вечно будет оставаться сухим и она никогда не промокнет.

Но это продлится недолго. Вот-вот появится новая волна и докатится до тебя, говорю я. Захлестнет твои ноги, напугает. И ты наконец поймешь. Что настоящее место женщины – в море. Там, где борьба с водной стихией, когда ты захлебываешься, глотаешь соленую воду, пытаясь плыть против течения, – это есть то, чем обречен заниматься наш пол.

* * *

– Брось дурацкие шутки! – повторяет Хиро резко и сердито.

– Какие шутки? – огрызаюсь я. – Разве на такие темы шутят?

Видимо, почувствовав серьезные нотки в моем голосе, он замолчал. Но через несколько секунд самообладание к нему вернулось:

– Не хватало мне еще раз потерять родного человека.

Его голос звучит слабо; я не ожидала от него это услышать. Поднимаю глаза и смотрю на него.

Родного… Я чувствую в этих словах какое-то малодушие. Заговорил так об отце, которого мы потеряли год назад, хотя всего несколько минут назад отзывался о нем без всякого уважения.

Прочитав на моем лице немой вопрос, он отводит глаза.

– Я хотел сказать: с мамой дело плохо.

– Погоди! Как?!

Ничего подобного я не ожидала услышать. Все мое раздражение куда-то испарилось.

– Давно?

– Месяц назад с ней случился удар, с тех пор она в больнице.

Я непроизвольно наклоняюсь к нему.

– Что с ней?

– Кровоизлияние в мозг. У нее уже было одно, в легкой форме, но сейчас ситуация нехорошая.

– Она в сознании?

– Угу. Но почти все время спит. Реагирует и разговаривает, только очень медленно.

Мы оба умолкаем.

– Прошел месяц. Почему ты мне раньше не сказал?

В конце концов, она ведь и моя мать тоже, пусть только биологическая.

Встретив мой укоризненный взгляд, он горько улыбается в ответ:

– Ты знаешь, почему.

Конечно, я понимаю, что он хочет