Читать книгу "Измена. Не фригидная жена - Алиса Маис"

невесело усмехается.

И у меня мурашки по спине бегут.

— Он ничьи желания не учитывает. Просто делает то, что хочет.

— Это не ответ.

— Да, Вит, — кивает Тим, делая реверанс рукой. — Естественно, он бы занялся и твоим ребенком. Вот мой честный ответ.

Через полчаса Тимур предлагает мне вызвать такси, беря во внимание мой бледный вид. Но я отказываюсь и сажусь в автомобиль. Холод освежает мысли, помогает сконцентрироваться на правильной последовательности действий — пристегнуться, завести мотор, заглянуть в зеркало, сдать назад. Но в голове так и крутятся ужасные сцены из детства Тима и Дамира, навеянные его рассказом.

* * *

После разговора с Тимуром у меня в голове полная каша.

Только один человек может помочь мне разобраться, Карина. Поэтому я пресекаю попытки мамы поговорить со мной о Дамире и после ужина закрываюсь в своей комнате. С отцом я тоже не говорю — хотя и понимаю, что не по-взрослому поступаю.

Кому-то придется первому пробить возникшую бетонную стену.

Я устраиваюсь на кровати, наушники засовываю в уши, набираю Карине через приложение видеозвонков.

Медленно дышу, стараясь не паниковать.

Она сразу берет трубку, включает видеосвязь. И я следом.

— Ты там как?

Голос звучит взволнованно.

— По-прежнему… В растерянности.

Она усаживается на диван.

— Вит, я не могу поверить, что там все было так ужасно. Как можно вообще вырасти нормальным с таким воспитанием? Кошмар. Алексеем Сергеевым должны были заниматься психологи с психиатрами, он…

И полиция.

Что-то подобное она сказала мне сразу после того, как узнала подробнее о методиках воспитания Алексея Сергеева.

Я об этом тоже думала.

Ужасное детство.

Воспитание, которое не могло пройти бесследно.

Несмотря на всю боль, которую причинил мне Дамир, я жалею его. Конкретно сейчас. Искренне жалею и спрашиваю себя…

— Как Дамир мог общаться с ним, работать на него после этого…

— Не знаю, милая. Но я тебе так скажу: если будешь пытаться удержать в голове двадцатилетнюю историю Сергеевых, то упустишь из виду самое главное — себя.

— Боже, ты права…

Я опускаю голову на спинку дивана и прикрывая глаза.

Перед моими глазами всплывает образ мужа. Предплечья покрываются мурашками.

— Я хочу позвонить Дамиру.

— Зачем? — восклицает Карина.

— Чтобы… Чтобы спросить о ребенке.

— Ты не думаешь, что это подозрительно? — Карина тоже повышает голос, пытаясь привлечь мое внимание. — Если ты спросишь об этом, а потом внезапно потребуешь развод и пропадешь с радаров…

— Да он даже мысли не допускает, что я могла забеременеть.

Я фыркаю.

И на какое-то время между нами воцаряется тревожная тишина.

— Ты как маятник в последнее время, Виталина. Так нельзя. Только за сегодняшний день ты мне несколько раз говорила о разных своих решениях, — заявляет Карина и резко встает с дивана.

Я вижу, как она запирает двери. Наверное, Аслан тоже дома.

— Разных решений? — переспрашиваю.

— Да. Утром ты утверждала, что не сможешь взять и уехать, потом ты передумала, сказала, что ради ребенка сделаешь все, но после встречи с Тимом ты написала, что Дамир, мол, обещал ему не подчиняться отцу, подразумевая, что Дамир не отдаст ребенка, значит, тебе и бежать никуда не нужно. Я права?

— Не знаю. Не совсем…

— Хочешь узнать, как я вижу эту ситуацию? — смотрит подруга пристально в камеру. Мне кажется, что сейчас она сделает то, за что я ее люблю и ненавижу одновременно, станет безжалостно честной. — Дамир согласился играть по правилам Алексея в тот самый момент, как занял должность гендира в его компании.

— Сразу после свадьбы…

— И с тех пор он ни разу не дал лично мне оснований думать, что что-то поменялось, что Дамир, прости за выражение, отрастил яйца, чтобы послать своего тираничного отца на три буквы.

— И что мне делать?

— Ты уже знаешь, — кивает Карина. — Позвони ему и скажи, что хочешь развод. Затянешь, и вообще его не получишь, если кто-то из них начнет что-то подозревать. Затем спланируй свой отъезд. Все.

Я злюсь. Иррационально злюсь на них всех. На Дамира, на Алексея Сергеева, даже на Карину, которая так просто рассуждает о моей жизни. Приступ раздражения накатывает на меня высокой волной, смывая всю эмпатию и понимание.

— Как у тебя все просто, — кидаю я.

— Тебе нужно осмыслить мои слова. Прекратить отвергать идею переезда. За что тебе тут держаться, если на то пошло? — тихо продолжает она. — Мы с тобой связь не потеряем. Родители тоже смогут с тобой общаться по телефону…

Я отвожу взгляд в сторону, осознавая, что отъезд может стать не самым страшным испытанием. Самое страшное наступит потом — тайна. Между мной и близкими встанет тайный ребенок от Дамира. Я буду вынашивать его в одиночестве, рожать в одиночестве и воспитывать минимум несколько лет, даже не имея возможности посоветоваться с мамой… На меня накатывают слезы. Я закрываю лицо рукой.

— Представь, что будет, если ты не спрячешь малыша, — Карина и сама утирает одинокую слезу, наблюдая за мной. — Ты же себе не простишь. Никогда не простишь

— Ты права. Я не прощу себе.

Какие бы тягости судьбы ни пришлось мне пережить… Я будущая мать. Я несу ответственность. И если учесть, какое будущее Алексей уготовил моему ребенку, то измену мужа можно считать исключительным шансом избавиться от проблем. Гораздо сложнее было бы потом — и юридически, и… по-человечески. Я набираюсь сил и немного улыбаюсь Карине.

— Не могу терпеть твои слезы… Иди поспи. И завтра позвонишь Дамиру.

— Хорошо, — говорю я. — Доброй ночи.

Отключаюсь и ложусь на кровать, на подушку, которая все еще пахнет пылью и запустением. Засыпаю быстро. Но когда через девять часов медленно открываю глаза, осознаю, что мне всю ночь снились кошмары, пытки и чужие измученные дети.

С добрым утром, называется.

Глава 14

Я не маятник.

Больше нет.

Утром я открываю глаза и думаю об этом.

Я. Не. Маятник.

Я приняла решение и не отступлюсь от него. Хватит думать, что-то там взвешивать. Или искать варианты, которых нет. Поэтому я смело беру в руки телефон и набираю номер мужа. Он подписан «Любимый». Я не меняла надпись и сейчас жалею об этом. Глупо звонить абоненту «Любимый», чтобы обсудить развод. Но… если я начну анализировать свою жизнь, я найду там множество глупостей и похуже…

Итак, на часах полдевятого.

Дамир, должно быть, уже на работе.

Хорошо, что он будет на работе, а значит, будет разговаривать максимально безэмоционально. Я сейчас как сухая ветка — упругая, твердая — но если чуточку сильнее надавить, вся моя воля хрустнет посередине, оставив от плана