Читать книгу "Истинные приключения французских мушкетеров в Речи Посполитой - Виктор Авдеенко"

— Вишневецкого имеешь в виду? Есть и такие, но их немного. Возьмем меня, к примеру. Польскому королю служил, по-польски говорить выучился, веру греческую — не предал. В Турции в плену был, опять же — язык тамошний выучил. Если бы принял ислам, мог бы там остаться и по службе продвинуться лучше, чем в Речи Посполитой. Но нет, не стал принимать мусульманскую веру, остался в своей. Так что я так скажу — страху, что веру свою христианскую мы, украинцы, потеряем, нет у меня.

— Наверняка не только с турками ведете переговоры? — не унимался д’Артаньян.

— Может, и веду, — Хмельницкий с подозрением посмотрел на француза. — А что в том такого? Вот, летом, в июне, писал письмо царю московскому. У нас с ним одна вера, языки похожи — иногда и не отличишь. Корень один — Киев, мать городов руських. Границы между державами четкой нет — сегодня это Речь Посполитая, а завтра, глядишь, — уже Московия. Или наоборот.

— И что ответил вам московский царь? — сказал мушкетер, сам ужасаясь своей наглости.

Хмельницкий не спешил с ответом. Он делал вид, что очень занят раскуриванием трубки. Гетману вдруг стало понятно, куда клонит француз, и это его забавляло.

— Ничего не ответил, — буркнул, наконец, Хмельницкий, выпуская клуб дыма.

Это было неправдой, но его собеседник не мог этого знать. Даже если шпионы кардинала Мазарини уже были в курсе деталей его переписки с царем, соответствующая информация уж никак не могла еще стать достоянием этого французского дворянина, посланного к нему с деликатной миссией.

Правда же состояла в том, что московский царь очень уклончиво ответил на просьбу украинского гетмана о покровительстве и на предложение совместно ударить по польской армии.

В то время Московия находилась с Речью Посполитой в состоянии длительного перемирия, которое русский государь нарушать не хотел.

Кроме того, Хмельницкий несколько раз перехватывал письма, предназначавшиеся Адаму Кисилю и Иеремии Вишневецкому, двум польским воеводам украинского происхождения, из которых могло следовать, что московиты собираются помогать полякам в войне с козаками. Царю Алексею Михайловичу пришлось даже оправдываться перед Хмельницким, что никогда не замысливал он соединяться с поляками против украинцев, и что кто-то специально такие слухи распускает, дабы поссорить двух правителей. Но люди гетмана перехватили очередные письма, а в них были все те же планы совместных действий против козаков, и Хмельницкий на это пригрозил царю, что помирится с Польшей и совместно с ней выступит против Московии.

— Крепкий союз может создаться со Швецией, — неожиданно заявил гетман.

Д’Артаньяна как огнем обожгло.

— Вы получали конкретные предложения?

— Получал, — с важностью сказал Хмельницкий.

Он с любопытством — уже в который раз — посмотрел на француза. А тот уже не в силах был скрывать волнения.

— Первый министр Франции хочет предостеречь гетмана Войска Запорожского от союза со шведским королем, — тихо произнес д’Артаньян.

— Это от чего же? — поинтересовался Хмельницкий. — В последней войне Швеция и Франция воевали сообща. Союзники, стало быть. Если я со шведским королем на союз пойду, значит и французскому государю стану союзником, так ведь?

— Война закончилась, не сегодня-завтра будет подписан мир. О разрыве союза речи не идет, но…, — д’Артаньян замялся.

— Но? — переспросил Хмельницкий.

Он спокойно ждал продолжения, но в общих чертах уже обо всем догадался.

— Теперь, когда война закончилась, все будет уже по-другому, — гасконец, честно говоря, и сам толком не понимал, что именно будет по-другому, а потому лишь повторил фразу, которую услышал от Мазарини.

— И что же будет по-другому? — Хмельницкий как будто прочитал его мысли.

— Я во всем этом не очень хорошо разбираюсь…

— А чем именно Швеция не угодила кардиналу? Неужели Франция с ней воевать собралась?

— Нет! Как можно о таком помыслить!? — воскликнул д’Артаньян. При этом в голове у него пронеслась мысль, что он совершенно не знает на этот счет планов Мазарини, в которые тот его, разумеется, не посвящает, и среди которых, как знать, что-то подобное, может, и имеется. — Дело вовсе не в этом! Кардинал считает, что шведскому королю доверять нельзя. Оттого и предостерегает гетмана от такого союза.

— А кому сейчас доверять можно? — спокойно сказал Хмельницкий. — Я, вот, никому не доверяю, — он в упор посмотрел на гасконца.

Д’Артаньян от смущения потупил глаза.

На улице стемнело, в комнате зажгли свечи, в их неровном огне лицо гетмана казалось зловещим.

— Может, еще и с Польшей договоримся, — произнес устало Хмельницкий. — Поздно уже. Я пока ответа первому министру дать не могу. Думать буду. А с вами, граф, — гетман снова перешел с д’Артаньяном на учтивый тон и обращение на «вы», — нам еще предстоит не одна беседа. А пока — прощайте.

Он хлопнул в ладоши. Вошел козак, который все это время прислуживал им, то появляясь в комнате, то исчезая.

Д’Артаньян, понимая, что аудиенция окончена, встал из-за стола, поклонился и вышел в сопровождении козака. Из комнаты, в которой остался Хмельницкий, послышались звуки музыки — гетман, пребывая в меланхолии, навеянной разговором с французским посланником и горилкой, терзал струны бандуры. Д’Артаньян шел к своей палатке, не оборачиваясь. Вскоре музыка перестала быть слышна.

* * *

После Пилявцев армия Хмельницкого оставалась некоторое время в Константинове. Гетману нужно было скорее решать — оставаться ли на месте, укрепляя будущую границу с Польшей по реке Случ, или идти дальше на запад — освобождать Львов и остальную Галичину.

— Поделим добычу, отправим обозы по домам, а сами встанем заставами на пограничье! — кричали полковники на старшинской раде.

— Ну, да, а поляки за зиму отсидятся, в себя придут, а по весне снова на нас двинут, только уже всеми силами, какие только найдут! — с гневом отвечали другие.

— На Збараж, на Львов! — звучали призывы.

— За Вислу идти, на Варшаву! — выкрикивал кто-то.

Сам Хмельницкий в тайне склонялся к тому, чтобы дальше пока никуда не идти и дать отдых утомленному войску, но чернь и татары хотели двигаться дальше, и он вынужден был уступить.

Было принято решение идти на Львов, где, как доносили источники, скрывались Вишневецкий и Конецпольский.

Хмельницкий сперва надеялся застать Вишневецкого в Збараже, куда тот ретировался после Пилявцев. Но когда козаки подошли к городу через несколько дней после битвы, оказалось, что он пуст, и польских отрядов в нем нет. В замке остались вооружения и припасы, и все они достались войску Хмельницкого.

Прошел слух, что Вишневецкий скрывается в своем родовом имении — Вишневце, который был совсем неподалеку от Збаража. Говорят, сам гетман отправился туда с шеститысячным отрядом, но опять разминулся со своим врагом.