Читать книгу "Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт"

– Мы на выходные приезжаем в Лондон.

Казалось, Полворт испытывает примерно такой же восторг, как пациент, явившийся на колоноскопию.

– Я думал, что Лондон – это средоточие вселенского зла.

– Не я это решил. У Роз день рождения. Ей требуется этот голимый «Король Лев», Трафальгарская площадь и вся эта хрень.

– Если ты ищешь, где остановиться, то у меня только одна спальня.

– Мы сняли жилье на «Эр-би-эн-би». Через выходные будем. Просто подумал, не выпить ли нам с тобой пива. Можешь привести с собой Робин, чтобы Пенни было с кем поболтать. Если только… ну, не знаю… королева тебя не припашет.

– На самом деле она пыталась, но я ей сказал, что у нас только по предварительной записи. Да, здорово было бы, – сказал Страйк. – Еще чего нового?

– Ничего, – ответил Полворт. – Ты видел, как шотландцы слились?

В потоке машин появился «лендровер». Не имея желания влезать в тему кельтского национализма, Страйк закруглил разговор:

– Если ты это хочешь называть «сливом», то да. Послушай, приятель, мне надо идти, Робин вот-вот за мной подъедет. Наберу тебя позже.

Швырнув окурок в ближайшую канализационную решетку, он был готов загрузиться в «лендровер», как только Робин подъедет к тротуару.

– Доброе утро, – поприветствовала его она, когда Страйк влез на пассажирское сиденье. – Я опоздала?

– Нет, это я рано.

– Классная борода, – сказала Робин, отъезжая под дождем от края тротуара. – Выглядишь как партизанский вождь, который только что обстряпал удачный переворот.

– Я таким себя и ощущаю. – И на самом деле Страйк только сейчас, вновь встретившись с Робин, испытал откровенное чувство торжества, которое так много дней от него ускользало.

– Это ты сейчас с Пат разговаривал? – спросила Робин. – По телефону?

– Нет. С Полвортом. Через выходные приезжает в Лондон.

– Я думала, он ненавидит Лондон.

– Так и есть. Кто-то из его детей хочет приехать. Он жаждет с тобой познакомиться, но я бы тебе не советовал.

– Почему же? – спросила Робин, которая была даже польщена.

– Женщинам Полворт обычно не нравится.

– Мне казалось, он женат.

– Женат. Он и своей жене не нравится.

Робин рассмеялась.

– Почему ты подумала, что мне звонит Пат? – спросил Страйк.

– Она только что была у меня на телефоне. Мисс Джоунз расстроена, что не ты лично докладываешь ей о ходе расследования.

– Побеседую с ней чуть погодя по «Фейстайму», – сказал Страйк, пока они под шуршанье дворников ехали через парк. – Надеюсь, борода ее обломает.

– Некоторым женщинам бороды нравятся, – возразила Робин, и Страйк не мог не задуматься: а входит ли она сама в их число?

– Похоже, Хатчинс и Барклай крепко взяли в оборот партнера Простачка, – заметил он.

– Да, – подтвердила Робин. – Барклай предлагает съездить на Майорку и там осмотреться.

– Еще бы. Насчет понедельника все в силе? Ну, собеседование с новым сотрудником.

– С Мишель? Да, определенно, – сказала Робин.

– Остается надеяться, что к этому времени мы опять будем в офисе.

Робин повернула на Кэрл-pоуд. Репортеров в пределах видимости не было, так что она припарковалась около разделенного на две квартиры дома в викторианском стиле в ряду стоящих вплотную друг к другу зданий.

Когда Страйк нажал на звонок с табличкой «Фиппс/Салливен», они услышали стук шагов по лестнице: распахнулась дверь, и за ней оказалась Анна, одетая в мешковатый синий хлопчатобумажный комбинезон и белые парусиновые башмаки – точно так же, как в день их первой встречи в Фалмуте.

– Заходите, – улыбаясь, сказала она и отступила назад, чтобы пропустить их в маленькую квадратную прихожую под лестницей.

Стены, выкрашенные в белый цвет, были увешаны абстрактными черно-белыми эстампами; через веерообразное окно над дверью потоки света падали на голые ступени, что напомнило Робин пансионат «Сент-Питерс» и осеняющего вход Иисуса в человеческий рост.

– Постараюсь не расплакаться, – тихо произнесла Анна, как будто боясь, что ее подслушают, но, несмотря на решимость, глаза ее уже были полны слез. – Простите, но мне… мне правда хочется вас обнять, – сказала она и тут же это сделала, одарив своей теплотой сначала Робин, потом Страйка. После этого она отступила назад, полусмеясь, мотнула головой и вытерла слезы. – Никогда не смогу выразить, насколько я благодарна… За то, что вы мне дали… – Она сделала жест, показывая нечто непередаваемое, и покачала головой. – Это так… так странно. Я испытываю невероятное счастье и облегчение, но в то же время скорблю… разве в этом есть логика?

– Безупречная, – сказала Робин; Страйк крякнул.

– Все уже в сборе. – Анна жестом показала наверх. – Ким, папа, Син и даже Уна. Я пригласила ее погостить. Видите ли, мы планируем похороны – папа с Син оставили это на мое усмотрение, но как бы то ни было… пойдемте, все хотят вас поблагодарить.

Пока они поднимались за Анной по крутой лестнице, Страйк, держась за перила и подтягиваясь со ступени на ступень, вспоминал переплетение чувств, которые навалились на него, когда пришло известие о смерти его собственной матери. Посреди нахлынувшей волны горя он, к своему стыду и ужасу, ощутил слабый укол облегчения; избавиться от этого чувства удалось далеко не сразу. Со временем он начал понимать, что в каком-то темном уголке души и боялся, и ожидал этой вести. Топор наконец обрушился, с тревожным ожиданием было покончено навсегда: результатом удручающего вкуса Леды в выборе мужчин стала недостойная смерть на грязном матрасе, и хотя с тех пор ему временами недоставало матери, он бы солгал, заявив, что тоскует по смеси беспокойства, вины и страха, с которыми жил в течение последних двух-трех лет ее жизни.

Он мог только представить себе смешанные чувства, обуревавшие в данный момент мужа Марго или няню, занявшую в семье место Марго. Добравшись до верхней площадки, он мельком увидел в гостиной сидящего в кресле Роя Фиппса. Их глаза на секунду встретились, но потом из комнаты вышла Ким, загородив престарелого гематолога от Страйка. На лице блондинки-психолога играла широкая улыбка: похоже, что хотя бы ею владела незамутненная радость.

– Что ж, – сказала Ким, обменявшись рукопожатиями сначала со Страйком, потом с Робин, – словами не выразить, правда? Входите.

Страйк с Робин последовали за Анной и Ким в гостиную, которая оказалась такой же просторной и полной воздуха, как и в их загородном доме в Фалмуте, с длинными ажурными занавесками на окнах, выходящих на парк Клэпхем-Коммон, дощатыми полами, большим белым ковром и бледно-серыми стенами. Книги были расставлены по цвету. Все было просто, но продуманно; все заметно отличалось от дома, где выросла Анна, с его уродливыми бронзовыми статуэтками викторианских времен и мебельным ситцем. Единственное украшение висело над камином: черно-белая фотография моря и неба.