Читать книгу "Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли"

Эти страхи и неприятие нельзя назвать необоснованными. Излишне критическое и въедливое отношение простого народа к тому, что говорят пастыри и начальники, может подорвать основы существующего миропорядка. В его нынешней форме социальный порядок во имя его устойчивого и длительного существования зависит от принятия – без особых рассуждений и неудобных вопросов – пропаганды, проводимой властью, и пропаганды вековых традиций. Проблема, однако, заключается в необходимости поиска пресловутой золотой середины. Индивиды должны быть достаточно внушаемыми для того, чтобы иметь возможность и хотеть поддерживать существующий порядок, но не настолько внушаемыми, чтобы пасть беспомощными жертвами заклинаний любого профессионального манипулятора сознанием. Точно так же люди должны быть достаточно образованными в области анализа пропаганды для того, чтобы не поверить в откровенный вздор, но и достаточно доверчивыми для того, чтобы не отвергать не всегда рациональные излияния поборников сохранения традиций. Вероятно, золотой середины между полной внушаемостью и тотальным скептицизмом никогда не удастся достичь с помощью одного только анализа пропаганды. Такой чисто негативный подход к проблеме необходимо дополнить чем-то более позитивным – провозглашением набора общепринятых ценностей, основанных на солидном фундаменте фактов. Это прежде всего ценность индивидуальной свободы, основанная на фактах человеческого многообразия и генетической уникальности; ценность сострадания и милосердия, основанная на давно знакомом факте, недавно заново открытом психиатрами, – независимо от ментального и физического разнообразия любовь необходима любому человеческому существу так же, как пища и кров; и наконец, это ценность интеллекта, без которой любовь бессильна, а свобода недостижима. Такой набор ценностей предоставит нам критерий, согласно которому появится возможность судить о пропаганде. Пропаганду, основанную на вздоре и безнравственности, можно будет отмести сразу. Иррациональную пропаганду, совместимую с любовью и свободой и не выступающую против интеллектуального анализа, можно принять – только временно и с осторожностью.

Глава 12

Что можно сделать?

Нас можно научить быть свободными, причем научить гораздо лучше, чем мы обучены сейчас. Однако свобода, как я попытался показать, находится под угрозой сразу с нескольких направлений, и эти угрозы принимают разнообразные формы – демографические, социальные, политические, психологические. Наша болезнь вызвана многими усиливающими друг друга причинами, и ее не удастся вылечить без применения усиливающих друг друга лекарств. Пытаясь разрешить сложную человеческую ситуацию, мы будем вынуждены учитывать немало важных факторов, а не какой-либо один из них. Здесь стоит принять во внимание, без преувеличения, практически все, но и этого, скорее всего, окажется недостаточно. Свобода под угрозой, и научиться быть свободными стало неотложной необходимостью. Но то же самое можно сказать и о других составляющих жизни – например о социальной организации, контроле рождаемости, адекватном законодательстве. Начнем с последнего пункта.

Со времен Великой хартии вольностей и даже еще раньше создатели английского права были озабочены защитой физической свободы и неприкосновенности индивида. Человек, которого держат в тюрьме на сомнительных основаниях, имеет право, согласно законодательному акту от 1679 года, подать апелляцию в вышестоящий суд по постановлению habeas corpus[15]. Это постановление направлялось судом высшей инстанции шерифу или начальнику тюрьмы и предписывало им не позже определенного срока доставить человека, содержащегося в заключении, в суд для рассмотрения дела – доставить, надо особо отметить, не жалобу заключенного, не его законного представителя, но его corpus, то есть тело, его плоть, которую заставили спать на голых досках, дышать зловонным тюремным воздухом и есть отвратительную тюремную пищу. Этот акт имел отношение к главному условию свободы – отсутствию физических ограничений – и являлся, без сомнения, необходимым, но не достаточным. Вполне может случиться так, что человек, не пребывающий в тюрьме, при этом не является свободным. Он не находится взаперти, за решеткой, но является при этом психологическим пленником, принужденным думать, чувствовать и поступать так, как того желают представители государства или некие частные лица. Никогда, однако, не будет такого постановления, такого законодательного акта, как habeas mentem, ибо никакой шериф, никакой надзиратель не смогут доставить в суд противозаконно заключенный в темницу ум, и ни один человек, чей ум оказался в тюрьме, заключенный туда с помощью методов, описанных в предыдущих главах, не сможет пожаловаться на данное заключение. Природа психологического принуждения такова, что те, кто оказывается запертым в психологическую клетку, думают, что действуют по собственной воле. Жертва манипуляций не осознает, что она – жертва. Для нее стены тюрьмы остаются невидимыми, и она воображает себя свободной. Ее несвобода очевидна только окружающим. Рабство, в котором находится жертва, строго объективно.

Нет, повторю я снова, никогда не будет такого акта, как habeas mentem. Но можно и дóлжно разработать превентивное законодательство, объявить вне закона психологическую работорговлю, утвердить статут о защите сознания от бессовестных разносчиков ядовитой пропаганды, скопированный со статутов о защите физического здоровья от недобросовестных поставщиков испорченной пищи и опасных лекарств. Например, как мне думается, можно и даже дóлжно разработать законодательство, ограничивающее права государственных чиновников – как военных, так и гражданских – принуждать своих подневольных подчиненных или бесправных заключенных к обучению во сне. Можно и даже дóлжно разработать законодательство, запрещающее использование не воспринимаемых сознанием проекций на экраны кинотеатров и телевизоров. Можно и дóлжно утвердить законодательство, запрещающее политическим кандидатам не только тратить на избирательную кампанию денег больше определенной суммы, но и прибегать к иррациональной пропаганде, превращающей в нонсенс весь процесс демократических выборов.

Такое превентивное законодательство может принести некоторую пользу; но если мощные безличные силы, ныне угрожающие свободе, продолжат набирать ход, то это законодательство недолго будет полезным. Самые лучшие конституции и превентивные законы окажутся бессильными против непрерывно нарастающего давления перенаселения и чрезмерной организации в сумме с техническим прогрессом. Конституции не отменят, а хорошие законы не аннулируют, и они будут по-прежнему красоваться в кодексах, но эти либеральные формы станут лишь маскировать и украшать абсолютно антилиберальную сущность общества. Если учесть неконтролируемый рост населения и торжество чрезмерной организации, то можно ожидать, что уже мои современники увидят, как обратятся вспять в демократических странах те процессы, которые превратили Англию в демократическую державу при сохранении внешних атрибутов монархии. Под беспощадным натиском ускоряющегося перенаселения и усиливающейся организации и посредством все более совершенных и эффективных методов манипулирования сознанием демократии изменят свою природу; старомодные формы – выборы, парламенты, верховные суды – останутся. Но то, что составит суть общества, будет представлять собой новый вид ненасильственного тоталитаризма. Все традиционные названия, все священные лозунги останутся теми же, какими они были в старое доброе время. Демократия и свобода будут излюбленными темами радиопередач и редакционных статей – но только демократия и свобода в духе Пиквикского клуба. Под прикрытием этой бутафорской завесы правящая олигархия и ее верная, тщательно подготовленная элита, состоящая из солдат, полицейских, продавцов мыслей и манипуляторов общественным сознанием, будут спокойно и хладнокровно править бал так, как им заблагорассудится.