Читать книгу "Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли"

Этическая система, основанная на реалистичной оценке данных опыта, скорее всего принесет больше добра, чем вреда. Но многие этические системы были основаны на оценке чувственного опыта, на рассмотрении природы вещей, но оказались тем не менее абсолютно нереалистичными и принесли больше вреда, чем пользы. Так, вплоть до самого недавнего времени все люди верили, что плохую погоду, болезни животных и половое бессилие могут накликать злые колдуны. Излавливать и убивать колдунов считалось долгом, и этот долг, более того, был благословлен свыше в библейском Пятикнижии: «Ворожеи не оставляй в живых». Этическая и юридическая системы, основанные на этом ошибочном взгляде на природу вещей, стали причиной (в течение тех веков, когда ее вполне серьезно воспринимали находящиеся у власти люди) ужасных злодеяний. Синтез слежки, линчевания и юридически обоснованных убийств, ставших благодаря неверному взгляду на ворожбу логичными и необходимыми, оставался непревзойденным до наших дней, когда коммунистическая этика, основанная на ошибочных взглядах на происхождение, благословила и оправдала еще большие злодеяния. Принятие на вооружение социальной этики, основанной на том ошибочном взгляде, что наш биологический вид является полностью социальным, что дети рождаются абсолютно одинаковыми и что взрослые индивиды являются продуктами воспитания в условиях коллективного окружения, может привести к не менее катастрофическим последствиям. Если бы эти взгляды были верными, если бы человеческие существа являлись представителями действительно социального биологического вида и если бы их индивидуальные различия были по-настоящему пустяковыми и поддающимися ликвидации посредством соответствующего воспитания, то, очевидно, не существовало бы никакой необходимости в свободе и государство совершенно обоснованно преследовало бы еретиков, требующих свободы. Для индивидуального термита служение термитнику есть совершенная свобода. Но люди не вполне социальны; они всего лишь в меру общительны. Сообщества людей не являются организмами, как ульи или муравейники; сообщества людей – это организации, созданные ad hoc[14] для успешного совместного проживания. Более того, различия между индивидами так велики, несмотря на интенсивное культурное сглаживание, что крайний эндоморф (если воспользоваться терминологией У. Шелдона) сохранит свою висцеротоническую общительность, крайний мезоморф не утратит соматотонической организации, а крайний эктоморф всегда будет церебротоническим, сдержанным и робким интровертом. В придуманном мною «О дивном новом мире» социально приемлемое поведение обеспечивалось двойным процессом: генетическим манипулированием и послеродовым воспитанием. Детей выращивали в пробирках, а высокая степень единообразия обеспечивалась тем, что яйцеклетки брали у ограниченного числа матерей и обрабатывали их таким образом, что они многократно делились, порождая в конечном итоге сотни одинаковых однояйцевых близнецов. Таким способом удавалось воспроизводить мыслящие стандартные биологические машины для стандартных механических машин. Стандартизация биологических машин доводилась до совершенства после рождения специальной дрессировкой, обучением во сне, а эйфорию, заменявшую чувство удовлетворения от свободы и возможности творчества, вызывали введением специальных лекарств. В том мире, в котором живем мы, как уже было сказано в предыдущих главах, мощные обезличенные силы ведут дело к централизации власти и возникновению регламентированного общества. Генетическая стандартизация индивидов пока невозможна; однако большое правительство и большой бизнес уже обладают или будут очень скоро обладать всеми методиками манипулирования сознанием, описанными в «О дивном новом мире», наряду с другими, придумать которые у меня не хватило воображения. Не имея возможности придать генетическое единообразие эмбрионам, завтрашние правители попытаются навязать социальное и культурное единообразие взрослым и их детям. Для того чтобы достичь этой цели, они (если их вовремя не остановить) воспользуются всеми методами манипулирования сознанием, которые окажутся в их распоряжении, и не колеблясь усилят эти методы иррационального убеждения экономическим принуждением и угрозой применения насилия. Для того чтобы избежать такой неприкрытой тирании, мы должны безотлагательно приступить к просвещению – нас самих и наших детей – ради сохранения свободы и самоуправления.

Такое просвещение – как я уже говорил – должно заключаться прежде всего в обнародовании фактов и провозглашении ценностей – фактов о разнообразии индивидов, их генетической уникальности и ценности свободы, терпимости и взаимопомощи, которые являются этическими следствиями фактов. К сожалению, только осознания истины и здоровых принципов недостаточно. Бесстрастную правду может затмить вопиющая ложь. Умелое разжигание страстей часто оказывается более действенным, нежели самые здравые рассуждения. Эффекты лживой и злобной пропаганды можно нейтрализовать только длительным и терпеливым обучением искусству анализа ее методов и умению видеть сквозь ее изощренные дымовые завесы. Возникновение языка сделало возможным прогресс человечества от животного состояния до цивилизации. Но тот же язык породил непрекращающееся безумие и систематизированную, поистине дьявольски изощренную безнравственность, которая не менее характерна для человеческого поведения, чем систематическая предусмотрительность и ангельская доброжелательность. Язык позволяет его носителям обращать внимание на вещи, людей и события даже в тех случаях, когда вещи и люди отсутствуют, а события не происходят. Язык придает ясности нашей памяти и, переводя данные опыта в символы, превращает непосредственное влечение или отвращение, ненависть или любовь в зафиксированные принципы, руководящие чувствами и поведением. Каким-то образом ретикулярная формация нашего мозга выбирает из великого множества поступающих в него стимулов те, которые представляют для нас практическую важность. При этом мы не осознаем, по каким критериям происходит этот отбор. Из подсознательно отобранных стимулов, оформившихся в чувственные переживания, мы более или менее осознанно выбираем и абстрагируем еще меньшее их число и обозначаем словами из нашего словаря, а затем классифицируем внутри системы, являющейся одновременно метафизической, научной и этической, составленной из других слов, почерпнутых на еще более высоком уровне абстракции. В тех случаях, когда отбор и абстрагирование продиктованы не слишком ошибочной с точки зрения природы вещей системой, в которой вербальные ярлыки выбраны с умом, а их символическая природа отчетливо понята и осознана, наше поведение в ответ на стимулы чаще всего оказывается адекватным, реалистичным и приемлемым. Однако под влиянием плохо подобранных слов, использованных без понимания их чисто символической природы, которые были выбраны и абстрагированы в рамках системы ошибочных идей, мы склонны к враждебному, глупому поведению, к которому абсолютно неспособны тупые животные (именно в силу своей тупости и неспособности к членораздельной речи).

В своей иррациональной пропаганде враги свободы последовательно извращают языковые ресурсы, чтобы с помощью лести и страха заставить своих жертв думать, чувствовать и действовать так, как необходимо манипуляторам. Просвещение ради свободы (а также любви и разума, которые являются и условием и следствием свободы) должно быть одновременно обучением правильному употреблению языка. В течение последних двух или трех поколений философы потратили массу усилий на анализ символов и содержание смыслов. Каким образом слова и предложения, которыми мы говорим, соотносятся с вещами, людьми и событиями, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни? Обсуждение этих проблем отнимет много времени и слишком далеко нас заведет. Достаточно сказать, что в настоящее время широко доступны все интеллектуальные материалы для качественного обучения всем уровням правильного использования языка на всех этапах такого обучения – от детского сада до высшего учебного заведения. Данное обучение предусматривает совершенное овладение искусством различения подходящих и неподходящих символов и может быть введено немедленно. На самом деле оно могло быть введено в любой момент в течение последних сорока лет. Тем не менее детей до сих пор нигде систематически не учат отличать друг от друга правдивые и лживые, осмысленные и бессодержательные высказывания. Почему? Дело в том, что их родители, даже в демократических странах, не хотят, чтобы дети получали такое обучение. В данном контексте очень поучительной представляется непродолжительная и печальная история Института анализа пропаганды. Институт был основан в 1937 году, когда стала очень громко, назойливо и эффективно звучать нацистская пропаганда. Основал его английский филантроп господин Файлин. Под его руководством был произведен тщательный анализ иррациональной пропаганды и подготовлено несколько учебно-методических пособий для учащихся средних школ и студентов университетов. Потом началась война – тотальная война на всех фронтах, как военных, так и пропагандистских, где шла битва за души и умы. На фоне вовлечения союзных государств в «психологическую войну» настаивать на необходимости анализа пропаганды было просто бестактно. В 1941 году институт Файлина закрыли. Однако еще до начала открытых военных действий нашлось много людей, которым была глубоко чужда и неприятна деятельность института. Некоторые педагоги, например, не одобряли преподавания анализа пропаганды на том основании, что оно сделает юных учеников и студентов слишком циничными. Не нравилась такая затея и военным властям, которые опасались, что новобранцы начнут анализировать приказы унтер-офицеров. Были еще священники и специалисты по рекламе. Священники выступали против анализа пропаганды, так как опасались, что такое образование подорвет веру и сократит число прихожан, а специалисты по рекламе возражали на том основании, что подобное просвещение подорвет верность потребителей выбранным брендам и снизит количество продаж.