Читать книгу "Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой - Семен Гурарий"

Так бы и танцевала всю жизнь в Ташкенте безвылазно. И никто бы меня не знал. Нужен был Большой театр, Москва. Да, иногда срабатывает его величество случай. Кто-то подсчитал, что из Петербурга в Москву переехали 87 артистов балета. Обратно – никто. Сейчас, как я уже говорила, многое изменилось в мире. Филиппинцы танцуют «Лебединое» не хуже других. Китайский пианист Ланг Ланг сделал невероятную карьеру. Лет 30 тому назад это невозможно было себе представить. Но, опять же, если бы отец не увез его в Америку – неизвестно, как бы сложилась его судьба. Сейчас мало играть здорово, надо играть гениально. И в определенном, «нужном» месте.

Вы верите в удачу? Вроде бы это несправедливо, что не учитывается иногда образование, квалитет, талант, все решает случай или удача. Все насмарку?

Тут нужно то и то. Бывает миг удачи, случайная удача, существуют «ловильщики» удачи и те, кто постоянно пропускает удачу. Бывает все. Допускаю все возможные варианты.

Но встречался Вам гениальный человек, к которому фортуна, так сказать, не повернулась?

Да, может быть.

Но это же в любой области, Майя Михайловна. Если только ждать удачи или попутного ветра, тогда не надо ни учиться, ни совершенствоваться.

Нет, так рассуждать нельзя. И только на удачу рассчитывать, знаете ли… Надо уметь удачу делать, что ли. Но вообще, я вам скажу, каждый случай – он совершенно единственный в своем роде…

Уникальный?

Да. Удача или неудача. Да поэтому у некоторых двери всегда закрываются перед носом. Это как в анекдоте: бежит человек выпить, а время уже без одной минуты шесть. Он несется, несется – бац! – прямо перед ним палатка с пивом закрывается. Он с огорчения поворачивается и – бац! – ударяет по роже незнакомого человека. «За что?!» – кричит тот. «А что делать?» – отвечает неудачник.

Каждый артист себя переоценивает. Даже Улановой везло с удачей, так сказать. Ведь когда она появилась, Семенова еще блистала. Но она была женой арестованного Карахана, поэтому ей всюду был закрыт доступ: и на премьеры, и на правительственные концерты. Для одной удача, для другой…

Актеры часто, может и для красного словца, говорят, что после роли такой-то я изменился как человек, это повлияло на всю мою жизнь. И теперь, так сказать, по-новому оцениваю все. Влияли ли роли таким же образом на Вас, хоть Вы и не актриса?

А кто же я – пианистка?

Я имел в виду, отражаются ли на балеринах их роли?

Конечно, в какой-то мере, наверное. Это ведь всегда и актерский образ. Что касается меня, предпочитаю, чтобы говорили об этом другие. Если человек якает — о себе, своем творческом прочтении, – то начинаешь сомневаться. Если артист талантливый, то не надо себя комментировать. Знаете, в балете все пробуют танцевать всё. Но актерски, к сожалению, не всегда понимают, для чего они на сцене. Выполняют частенько лишь положенный набор движений. Накрутить, навертеть, задрать ногу. И если танцовщик, как и актер, лишь вызубрил роль, это не значит, что он ее прожил, сыграл. О каком тогда влиянии роли можно говорить?

Но бывает и другое, когда актер сам признается: мне рано, я не понимаю. Вы мне тоже как-то говорили: «Жизель – это не мое».

А вы знаете почему? Мне всегда казалось, что мне не подходят инфантильные роли. Жизель все-таки полуребенок, девочка молоденькая-молоденькая, Я, кстати, и не пробовала, но если бы попробовала, может и получилось бы. Только, вероятно, я бы сделала все более драматично.

Вам не знакомо это понятие – инфантильность?

Нет, на сцене – нет. А потом я и в жизни совершенно неинфантильная. Вот Улановой удавались инфантильные роли на сцене. И то не всякие. В театре для таких ролей нужны были так называемые субретки. Есть такое амплуа. Для наивных, полудетских, немного комичных ролей. У них и внешность должна быть соответственная. Это не драматические героини. Вы знаете, ведь никогда маленький пузатый человек не будет выбран на роль Ромео. Нельзя иметь внешность Санчо Пансы и танцевать Базиля. Публика не пойдет. Внешность играет огромную роль в балете. Герой-любовник, характерный… Конечно, штампов быть не может. Вот Мирта была мне всегда интересна: бестелесная, холодная, без темперамента. Эдакая мраморная скульптура, статуя. И это было обжигающе страшно. В этом и драматургия. Она была для меня не только злая хозяйка кладбища, как это обычно танцевали. Это к вопросу о чувстве роли. Кстати, оно было у Ратманского. Он всегда знал, для чего на сцену выходил. И поэтому выглядел убедительно.

Вас в любой роли видно – это Плисецкая. Но с другой стороны, Вы такая разная. Репетируя новую роль, Вы не думали, что вот так я уже делала, это я возьму из другого спектакля, а вот тут я сделаю по-новому?

Нет, это не мой путь. Я всегда делала, чтобы мне было удобно. Исходя из своего понимания и без оглядки на других. Если это лаборатория, то это скукота. Можно ли объяснить – как ты чувствуешь? Чем больше объясняешь, тем больше только делаешь вид и придумываешь.

То есть какой-нибудь самородок может осуществить то, над чем бьются поколения?

Конечно. Как Мусоргский. Как и когда рождается художественный талант в человеке? Это огромная загадка. Знаете, в свое время мы ютились в коммунальной квартире, где проживало в общей сложности 22 человека. Мой младший брат Азарий учился и дружил с мальчиком по имени Вова Ашкенази. Как-то он привел его в наш дом. Уже до этого мы были наслышаны о музыкальных талантах Вовы. Наш сосед по лестничной клетке, знаменитый дирижер Большого театра Юрий Федорович Файер, по этому случаю принес клавир балета «Раймонда» и усадил юного пианиста, который в те времена ростом был чуть выше стула, за рояль. Каково же было наше удивление, когда этот кроха бегло начал играть с листа труднющий клавир. Помню, пораженный Файер бегал по комнате и кричал: «Это же маленький Моцарт, маленький Моцарт!» Теперь имя Владимира Ашкенази знают во всем мире.

Всё загадка: когда и как талант открывается, как развивается и каким образом воплощает свои идеи. Вот Марк Шагал, овеянный легендами художник, в работе оказался очень простым человеком. Когда он рисовал мой портрет, то охотно и непринужденно разговаривал со мной, попросил даже потанцевать. В результате нарисовал балерину, но ничего общего со мной. Как? Почему? Ему, видно, это надо было для росписи панно в Нью-Йорке. Мы с ним не могу сказать что много, но все же общались и в Вансе, и в Москве, и в Нью-Йорке, и в Париже. Он был очень милый, симпатичный человек. Не зря его называла Надя Леже ласково – Маркуша. Но мне кажется, не каждый, кто наделен от природы талантом, может стать настоящим художником. Для этого нужны еще и личностные качества, характер, дерзость.

Может ли каждый танцовщик стать хореографом?

Не уверена. Хореограф – это особый дар. Мне очень повезло повстречаться и совместно работать со многими выдающимися хореографами. Вот Леонид Якобсон. Это был кладезь фантазии, но ему ничего не давали делать. Он был стилист, каких не было в истории балета. Его этому никто не учил. Это у него было от природы. Он создавал стиль танца. Это всегда меня в нем покоряло. Хореограф – это образ мышления, образ существования в жизни и профессии. Могу о себе сказать: хотя мне удалось осуществить хореографически несколько постановок и, судя по отзывам коллег, прессы и особенно публики, не так уж и плохо все получилось, моя главная Цель всегда и прежде всего была – танцевать. Я танцевала. Судьба сложилась у меня иначе, чем у многих других. Во время войны М. Габович возобновил в филиале Большого театра больше балетов, чем шло в Большом. Занимали в спектаклях учеников, так как театр был в эвакуации и артистов не хватало. К окончанию училища у меня было уже сорок партий в репертуаре. Это, конечно, жутко сказать, везение «благодаря» войне. И я по возвращении Большого театра в Москву легко вошла в репертуар. Я обожала танцевать. Но была ленивая в работе. Если можно было сделать комбинацию один раз, я делала ее один, а не десять. Не всегда гладко получалось фуэте, иногда выходило, иногда нет. Но может быть, в силу своей лености я сохранила ноги? Кто знает.