Читать книгу "Кукушонок - Ингрид Нолль"

— Давайте помогу, — любезно вызвался он. — Ждете гостей?

— Может быть, — неопределенно ответила я. — Если ты возьмешь обе коробки, мне не придется спускаться второй раз.

Мальчик с готовностью потащил мои покупки вверх по лестнице и поставил их в моей темной кухне.

— Завтра наконец можно будет выспаться, — сказала я. — Впереди у нас две недели каникул! Ну не чудесно ли?

— А я уже почти привык рано вставать. Вот в подростковом возрасте приходилось тяжко, — рассуждал этот пятнадцатилетка. — С утра я всегда был такой сонный, а вечером не мог заснуть.

— А у меня, похоже, пубертат затянулся до сих пор, — сказала я.

— У подростков часто не хватает мелатонина, — просвещал меня Мануэль. — Отцу приходилось каждое утро выводить меня из комы, реанимировать и плеткой загонять под душ. В других странах, говорят, занятия в школе начинаются не в восемь, а позже.

Я подавила улыбку. Мой ученик читает ту же газету, что и я, пару дней назад мне попадалась на глаза статья о периоде подросткового развития.

— Сегодня вечером я иду с матерью на вечеринку, — сообщил Мануэль. — Она непременно хочет похвастаться своим удачным сыном.

— И что за вечеринка? — полюбопытствовала я.

— Ее пригласили бывшие коллеги по мангеймскому театру. Сплошь певцы и актеры и вообще только знаменитости.

— А отец?

— Патрик не хочет, придется мне его заменить. Но я иду только потому, что они хотя бы не выдвигают требований по дресс-коду.

— А что вы будете делать в сочельник?

— Same procedure as every year[9], — сказал Мануэль, — раздача подарков, картофельный салат с колбасками и ангельское пение матери. А вы не хотите поприсутствовать? Она всегда требует, чтобы мы подпевали, но мы с Патриком стесняемся.

Потом мой кавалер меня покинул, чтобы прихорошиться для частной вечеринки со знаменитостями. Наверняка он идет туда лишь для того, чтобы потом произвести впечатление на свою подругу подробными рассказами о ней.

Позднее, когда я сидела перед телевизором, щелкая орехи, внезапно погас свет. Я не волновалась: ну, погас и погас, сейчас снова загорится. Щитки с пробками, как правило, находятся в подвале, а за подвал отвечает Патрик.

Когда через пять минут ничего не изменилось, я нашарила спички и зажгла свечу. И хотя от свечки сразу стало уютно, телевизионная викторина так и осталась неразгаданной. Так и не суждено мне узнать, почему Аахен не получил приставку «Бад» в названии, как другие курортные города и водолечебницы. Кстати, о водах — без электричества не будет и горячей воды, и компьютер отключился, и электрические часы остановились, и батареи отопления остывают, и на плите не вскипятить даже воды для чая. Пока я не замерзла самым жалким образом, дай-ка я спущусь в катакомбы, ведь Патрика, возможно, вообще нет дома.

Очень медленно, чтобы не погасла свеча, я прокралась вниз. В подвале навстречу мне замерцал слабый источник света. Я наткнулась на беспомощного Патрика с фонариком; ни одну пробку не выбило.

— Давайте-ка выглянем на улицу, светятся ли окна в соседних домах, — сказал он.

Вся улица была погружена во тьму.

— Хорошо, что я запасся свечами, сейчас я принесу тебе парочку наверх, — сказал он.

Уже через несколько минут в дверь постучали, и Патрик явился как посланец света. На кухне я разыскала подставки под яйцо, и мы разнесли свечи по всем комнатам.

В спальне, которую Патрик еще не видел, я сказала:

— Моя новая кровать куда удобнее твоего допотопного матраца!

— Ну ничего, скоро они сравняются, если ты каждый день используешь ее в качестве батута. Желаю весело попрыгать! — сказал Патрик и повернулся к двери.

— Одной что-то не прыгается, — буркнула я, но у него вдруг почему-то обострился слух, он повернулся ко мне, подошел ближе и заглянул мне в глаза.

Потом мы оба долго молчали, потому что поцелую не было конца. И только после основательных объятий моя новая двуспальная кровать приступила к своему долгожданному предназначению. Нам не помешало и то, что электричество снова дали и в соседней комнате принялся лопотать телевизор.

Незадолго до одиннадцати Патрик выскользнул из моей квартиры, потому что ожидал возвращения жены и сына. Мне это было нипочем, потому что я была так счастлива и довольна, как ни разу за предыдущие несколько лет. Меня забавляло, что раньше у меня было все наоборот: мы с моим другом спешили скрыться из родительской спальни до того, как отец и мать вернутся из гостей. Лишь один-единственный раз мы там заснули, крепко обнявшись, и нас застукали. Мать рассвирепела, потому что собственная постель была для нее священна, а отец только ухмылялся и получил за это от нее нагоняй. Какой-нибудь психолог наверняка мог бы обосновать, почему нас с другом так влекло в родительскую спальню. А может, моя собственная кровать просто была недостаточно широка.

После того как Патрик снова скрылся в своих четырех стенах, я погасила огарки, почистила зубы и снова рухнула в постель. Я была так рада, что моя новая кровать наконец-то прошла славную и сладостную инициацию. Правда, все во мне требовало продолжения, слишком уж долго я жила как монахиня.

В святой вечер сочельника меня охватило горькое похмелье. По радио звучала рождественская оратория, свечи Патрика были зажжены, и я грызла жесткий фигурный пряник. Мамины подарки оказались двусмысленными, полными намеков: духи, которые я бы назвала дурманящими, хотя преподносились как «искусительные». И прозрачная ночная рубашка, хотя я с незапамятных времен предпочитаю пижамы. С другой стороны, надо признать, что и мои подарки ей были не особо чуткими, потому что обе книги я уже прочитала сама и нашла их скучными. Словно старая одинокая женщина, я предавалась воспоминаниям о прошлом, о волшебных рождественских праздниках детства, о своем — столь счастливом поначалу — супружестве. По праздникам у Гернота на первом месте всегда была еда. Он выдумывал изысканные блюда, а я отвечала за наряженную елку и накрытый стол.

Вот и на первом этаже сейчас празднуют Рождество. Патрик, его жена и Мануэль едят свой картофельный салат. Все лучше, чем моя коллекция казенного печенья из супермаркета. На глаза навернулись слезы. Может, стоило поехать с мамой на Ибицу? Едва я обрела в лице Патрика друга и любовника, как угораздило вернуться его жену.

Словно прочитав мои мысли, в дверь позвонил Мануэль.

— У нас переизбыток колбасок, — сказал он. — Хотите полакомиться? Или вы привыкли только к омарам, лососю и икре?

— Скорее к соловьиным язычкам, — сказала я и не заставила долго себя упрашивать.

Как хорошо, что я на всякий случай купила пуансеттии, которые принято дарить на Рождество.

В кухне-столовой Патрика уже был накрыт стол на четверых. Шампанское стояло во льду, в качестве закуски перед каждым лежала на тарелке половинка авокадо, фаршированная крабами. Шаткая елка красовалась по соседству, в гостиной.