Читать книгу "Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл"

– У механической девушки нет матери. Она сконструирована, а не рождена. – Лили продолжала смотреть ему в грудь – похоже, на нагрудный карман. Значит, мать умерла или бросила ее. Для ребенка это одно и то же. Однако Йозеф не приметил никаких признаков эмоций.

– Хорошо, Лили. Продолжайте. Какова была профессия вашего отца?

– Отца? – Лоб у нее нахмурился, едва заметно, а голос зазвучал так, словно она декламировала заученный текст: – «Он собирал кости в склепах; он кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшие уголки человеческого тела».

Йозеф сморгнул и подался вперед, внезапно взбудоражившись.

– О, цитата из Мэри Шелли – вы намекаете на «Франкенштейна»28. – Он помедлил. Они ступили на зыбкую почву. Мертвая мать, противоестественный отец – об этом предупреждали старые сказки. Более того, это владения Зигмунда. – Так вот кто чудовище? Ваш отец?

На долю секунды Лили встретилась с ним взглядом.

– Франкенштейн не был чудовищем. Он их создатель.

– Согласен. – Йозеф кивнул, отметив, сколь виртуозно она уклонилась от ответа. Он более не был уверен, что у девушки хоть какая-то форма амнезии. Тут что-то иное… Что-то для него новое и, следовательно, гораздо более интересное. – И все же не чудовищны ли были действия Франкенштейна, чтобы он стал чудовищем сам по себе?

– Потому что он использовал части мертвых человеческих тел? Или потому что осмелился сотворить жизнь? То, что сделал он, другие ныне делают лучше. – Лили жестом обвела свое тело. – Как видите.

Гудрун поклялась молчать, но между усталыми тиками часов отчетливо доносилось ее раввинское бормотанье. Йозеф бросил на нее взгляд глубокой укоризны, на который она не обратила внимания. В будущем нужно все устроить иначе. Он обратился к Лили:

– Интересная тема – и мы к ней еще непременно вернемся. Однако сейчас я бы хотел… – Он умолк – и продолжил уже другим тоном: – Отвечайте на вопрос, Лили. Чудовище, которое вы ищете, – ваш отец?

– У меня нет отца.

– Хорошо. Тогда поговорим о чудовище. Это человек?

– Когда-то был им.

– Как он утерял свою человеческую природу?

– Это происходит с чудовищами, сделавшими себя такими. Этот – не исключение. И всякий раз, открывая рот, он порождает новых чудовищ.

– Как Зевс? – Йозеф не упустил это новое развитие темы. Также он заметил: стоило Лили начать фантазировать, как подталкивать ее уж не было нужды.

– Нет, Зевсу пришлось расколоть череп, чтобы породить одного воина. Это чудовище порождает лишь себе подобных.

– Вот как? – Йозеф постукал ручкой по блокноту. – У чудища Франкенштейна не было имени. А у этого есть?

– Есть.

– И каково же оно?

Лили долго не отвечала.

– Ады.

Маловероятно, чтоб у чудовища было ласковое прозвище. Скорее всего, она его выдумала только что. Опять умалчивает? Тем не менее он записал имя.

– Вы поможете мне его найти? – спросила Лили.

Йозеф смешался. Он раздумывал, не применить ли тут методы рассказывания историй, которые он употребил в работе с Бертой Паппенхайм, еще одной пациенткой, обладавшей сильным воображением: после даже случился некоторый всплеск сочинительства небольших аллегорических рассказов, некоторые были изданы в частном порядке. Йозефу подумалось, что Берта имела к этому отношение. Могла ли она – и стала бы? – подсовывать ему актрису, в порядке некой сложной мести? Если так, что же это за жуткая затея, в которую Лили хочет его втравить? И с чего ей нападать на него именно сейчас? С той ужасной ночи самоунижения она хранила достойное молчание. Даже после издания «Очерков об истерии», когда любой человек из окружения Паппенхайм мог понять, кто такая на самом деле Анна О., – даже после этого она ничего не сказала. Йозеф подергал себя за бороду, возвращая внимание в настоящее. Лили по-прежнему смотрела на него в упор.

– Вы мне поможете? – повторила она.

Они встретились взглядами, и Йозеф ощутил воздействие магии – древней, как мир. Он взглянул на ее изящный рот. Мужчина пообещает отдать душу, но не откажет в просьбе, слетевшей с таких уст. Настала его очередь уходить от ответа.

– В некотором смысле – да, Лили. Вернее сказать, я помогу вам встретиться с тем, что он представляет.

– Но этого недостаточно. Что он представляет, мне объяснять не требуется. Мне нужно оказаться перед ним во плоти.

– Хм, и что же случится, когда окажетесь?

– Я его уничтожу, – сказала она, и в голосе ее послышалось легчайшее нетерпение.

– Вы отнимете у чудища его злые силы – вооружитесь против него колокольчиком, книгой и свечкой? Или закуете в цепи, как падшего ангела Азазеля? – Йозеф улыбнулся. – Или же просто сунете его в бутылку и утопите в Красном море?

– Я не шучу, – сказала Лили, косо глядя на него. – Я его убью. – Она свела руки в кольцо, словно обнимая незримую колонну. Йозеф завороженно смотрел, как она стискивает воздух. – Я освобожу Unmench[52] от его страданий…

– Но… – Йозеф с усилием сглотнул и решил о законе не упоминать. – Может ли существо столь злобное, каким вы его описываете, жить в страдании? Наверняка он упивается своими поступками. Они-то и делают его тем, что он есть. Вы имеете в виду, что есть и облегчающие его вину обстоятельства?

– Говорят, он кричит во сне – заново переживает старые ужасы. Всю ночь считает вслух удары часов. Он…

– Похоже, – перебил Йозеф, – вы его жалеете.

– Я просто сообщаю факты. У машины нет эмоций.

– И все-таки вы хотите его убить?

– Таково мое задание. Потому я здесь. Вы мне поможете?

Йозефу опять пришлось уворачиваться.

– Отнять у человека жизнь – задача не из легких…

– Это легче всего на свете, – сказала Лили. – Гораздо легче, чем ее дать. И куда быстрее.

От этого жуткого замечания, произнесенного милым девичьим голосом, волосы у Йозефа на загривке встали дыбом. Гудруи возмущенно фыркнула, и Йозефу впервые от этого полегчало. Он ничего не сказал, ожидая, что будет дальше.

– Вы мне поможете? – переспросила Лили.

– Я не могу участвовать в убийстве, Лили, – сказал он мягко. – И вы тоже.

Она улыбнулась, словно про себя.

– Ханна сказала мне, как это произойдет.

– Ханна? – Йозеф записал имя в блокнот. – Кто такая Ханна?

– Ваша внучка. – Лили отвела взгляд и закрыла глаза, словно подавляя какое-то сильное чувство. Затем, содрогнувшись, глубоко вздохнула – как человек, недавно переставший плакать. Наконец-то, подумал Йозеф… и тут до него дошло, что она сказала. Он обеспокоенно взглянул на нее.