Читать книгу "Замок Дор - Дафна дю Морье"

— Сейчас конец июля. «В июле он готовится сбежать», — процитировала хозяйка.

Семья устроила праздничное чаепитие под виадуком. Дети занялись костром, беспрерывно споря и стараясь убрать пепел от костра, который кто-то разложил здесь раньше.

— Но что это такое? — спросил Джонни, поднимая кусок обуглившегося дерева.

— Это моя скрипка, — признался Амиот. — Я понял, что никогда не смогу играть на ней правильно, и сжег ее здесь.

— Значит, мелодий больше не будет?

— И историй не будет?

— О, истории будут, много-много, я надеюсь.

Дети начали к нему приставать, и он рассказал им бретонский вариант истории о Рудольфе и леди из Триполи — одну из тех легенд, которые странствуют по миру. Голос его звучал взволнованно, он раскраснелся и жестикулировал больше, чем обычно. Миссис Бозанко пристально за ним наблюдала. Взгляд ее мужа был устремлен на берег реки и на пшеничное поле.

Потом показались грачи, летевшие в Пенквайт, и Амиот, пересчитывая птиц, говорил, кто из них родители, а кто — птенцы; юные грачи учились летать, с каждым днем все выше и дальше.

Когда чаепитие закончилось и все было упаковано в корзину, миссис Бозанко тронула юношу за рукав:

— Задержись-ка, Амиот. Я хочу сказать тебе пару слов.

Вздрогнув, Амиот посмотрел на нее.

— Что-то случилось, мадам? Я сделал что-нибудь не так?

— Надеюсь, нет — уверена, что нет; а если это так, то я как раз вовремя.

— Если у хозяина есть какие-то жалобы на мою работу…

— Жалоб нет. Как раз сегодня утром он хвалил тебя.

— Тогда, если я ненароком вас обидел и вы не можете мне простить…

— Нет, Амиот, ничего такого. Ты же знаешь, что все мы — и мистер Бозанко, и я, и дети — очень тебя полюбили.

«Да поможет мне Бог, — подумала она про себя. — Ведь я отсылаю его как раз в тот вечер, когда у Мэри день рождения. Это разобьет ребенку сердце».

— Тогда я понимаю, в чем дело. Вы и хозяин не так богаты, чтобы позволить себе и дальше быть со мной столь щедрыми. Мне следовало бы об этом подумать. Но если дело только в этом, то хозяин может не платить — ведь это он сам великодушно предложил мне плату. И все эти деньги лежат в верхнем ящике комода в моей комнате — в носовом платке, завязанном узелком. Для чего мне здесь деньги? А что до еды, то в последнее время я обнаружил, что мне нужно совсем мало.

При этих словах миссис Бозанко чуть не рассмеялась. Конечно, она это заметила — ей ли, такой рачительной хозяйке, этого не заметить! Но — увы! — она знала, из-за чего он потерял аппетит.

— Амиот, — сказала она, — это совсем тут ни при чем, совсем. Я сказала, что мы тебя любим, но последнее время я за тобой наблюдала, как мать за собственным сыном. И я говорю тебе, точно так же как сказала бы своему сыну, будь он твоего возраста: «Ты должен с этим покончить!»

— Да, вы были мне самым лучшим другом из всех. Я не спрашиваю почему, так как знаю это. Только из-за вашего доброго сердца вы так отнеслись ко мне, чужаку, лишенному друзей. Но разве я не отплатил всем, что было в моих силах?

— Отплатил.

— Тогда скажите мне, по крайней мере, в чем моя вина?

— Ты влюблен.

Он потупился, а потом взглянул ей прямо в глаза.

— Да, влюблен. Это преступление?

— Амиот, ты влюблен в замужнюю женщину, Линнет Льюворн. Она передает тебе послания через свою служанку. Сегодня вечером она тоже послала тебе записку. Не так ли?

— Так, мадам. Но вы сказали «замужняя»?

Миссис Бозанко поморщилась.

— Что она тебе сказала?

— Вообще-то она ничего мне не сказала, мадам. Но у меня, конечно, есть свои мысли, как и у вас — ваши. Вы мудрее меня. Что же думаете вы?

— Она и ее муж едины пред ликом Божьим, — ответила миссис Бозанко.

— Я очень мало знаю о Божьем лике, — сказал Амиот. — Как вам известно, я попал на исландское рыболовное судно, толком не поучившись в школе. На борту моего первого судна я слышал много грязных разговоров. Но это другое, совсем другое!

— Послушай, Амиот. Я действительно говорю с тобой как с собственным сыном. Ты должен уйти сегодня вечером, покончив с этой ребяческой любовью, ты еще станешь взрослым мужчиной.

Однако миссис Бозанко все время сознавала, что, беседуя с ним как с мальчишкой, она обращается к мужчине — он внезапно повзрослел, и это любовь сделала его взрослым.

— Сегодня я ездила в Трой, — продолжала она, — и завтра утром ты можешь взойти на борт пакетбота «Дауншир», там тебе будут хорошо платить. Ты можешь отнести свои вещи на судно сегодня вечером. Сейчас его грузят, а завтра оно отплывает на Рио-Гранде. Ах, мальчик, поезжай, посмотри мир и забудь всё!

— Забыть? Вы имеете в виду — в объятиях другой женщины? Это будет — ведь я еще только учусь! — это будет угодно Божьему лику?

— Ах, Амиот, не делай этого! Никогда не делай! Вот уж никак не думала, что с тобой будет так трудно говорить!

— Вам не нужно бояться этого. Ничто не может меня соблазнить, заставив забыть грех, которого боитесь вы, никогда в жизни — как ничто не может стереть память о вашей доброте ко мне. Пожалуй, я побегу собирать вещи.

Подхватив корзины, он растаял в сгущающихся сумерках.

«Теперь уж и не знаю, — подумала миссис Бозанко, — правильно ли я поступила!»

Она медленно шла в гору, размышляя, как бы сообщить новость детям.

Мэри и Джонни играли во дворе возле конюшни: Джонни носился с новым обручем, а Мэри, с надменным видом усевшись на бревно, хронометрировала его круги по своим новеньким часам.

Остановившись, миссис Бозанко несколько минут за ними наблюдала, пытаясь решить, что же сказать им за ужином. Но ей ни к чему было беспокоиться. Когда она вернулась в дом, то обнаружила на столике в холле два маленьких пакета, между которыми лежала сложенная записка. Она сама научила Амиота писать по-английски и сейчас, хоть и была озабочена, все же заметила, каким аккуратным почерком, несмотря на спешку, он написал эту записку.

Дорогие хозяин и хозяйка!

Я взял с собой несколько шиллингов. Остальное мое жалованье, пожалуйста, возьмите — оно в этих двух пакетах. Меньший предназначен для Зиллы. Я подумал, что лучше мне не прощаться с ней, да и с остальными тоже. Я бы не смог это вынести. Я поговорил только с лошадьми. Пожалуйста, передайте мой привет мисс Мэри и молодому мастеру Джонни и скажите им, что я всегда буду их помнить. Также передайте, пожалуйста, мои извинения доброму мистеру Трежантилю. За вашу доброту ко мне я благословляю этот дом, стоя на его пороге, перед тем как уйду, и молюсь о том, чтобы Бог был вечно милостив к нему.

Амиот